Страница 35 из 68
В 1803 году вдоль побережья в районе Булони, Дюнкерка и Остенде было устроено много военных лагерей, а флотилии базировались в Бресте, Рошфоре и Тулоне. На всех морских и речных верфях северо-запада Франции, включая Париж, кипела работа. Всего должно было быть построено свыше 1200 плоскодонных канонерок и десантных судов; 150000 человек были заняты на работах по реконструкции портов. На случай бомбардировки английскими кораблями с моря и высадки вражеских десантов на верхушках утесов было установлено 500 тяжелых орудий; применялись и так называемые «подводные батареи», пушки которых полностью скрывались под водой во время прилива, а при отливе внезапно вырастали из воды, готовые открыть огонь по кораблям противника. События тех лет отразились в названии, данном северо-западному побережью Франции «железный берег». Эти приготовления длились более двух лет. Шпионы Бонапарта доставляли ему сообщения, что не менее многочисленные лагеря устраиваются англичанами в Кенте и Сассексе, но больше всего в Дувре и Диле.
Британия отреагировала на угрозу высадки «великой армии» и на создание булонской флотилии возвращением к власти Уильяма Питта, опять ставшего премьер-министром в марте 1804 года вместо Аддингтона, а также формированием отрядов добровольцев и милиции. Несмотря на похвальбу («один англичанин мог бы поколотить трех французов»), как в армии, так и среди населения Преобладало довольно унылое настроение. Карикатуры Гилрея и других художников, становившиеся день ото дня все более острыми и гротескными, а также памфлеты, такие как «Зверства корсиканского дьявола», служили неплохим индикатором растущей ненависти к Наполеону. Однако многие не скрывали своего отчаяния, полагая, что французское вторжение наверняка увенчается успехом; некоторые опасались восстания беднейших слоев населения, которые могли примкнуть к Наполеону — этому «Робеспьеру на коне». Были и такие, кто считал, что он высадится в Ирландии, где его поддержит тамошнее крестьянство. В целом настроение англичан, хотя и не всех, разумеется, лучше всего выразил Саути, который несколько лёт спустя писал, что конечной целью Бонапарта было «при помощи жестоких мер заставить все человечество покорно исполнять его волю». Людей, склонных к размышлениям, пугало то, что французы нанесли поражение почти всем армиям Европы. Тем временем, говоря словами Наполеона, «армии противников молчаливо наблюдали друг за другом, разделенные только Ла-Маншем, который кишел английскими кораблями».
Первый консул был готов ждать благоприятной возможности, рассчитывая на то, что погода и приливы спутают все карты английскому флоту и он сможет хотя бы на 10 часов стать хозяином пролива. Он делал ставку на очень призрачные шансы, которые могли возникнуть скорее теоретически, нежели практически. Для переправы более 200000 солдат и офицеров под командованием Даву, Нея, Сульта, Виктора и самого Наполеона требовалось около 3000 транспортных судов, а французам удалось собрать не более 2000. И тут Наполеону помогло вступление в 1803 году Испании в войну на стороне Франции: теперь он мог воспользоваться испанским флотом, который располагал довольно солидным количеством неплохих по своим мореходным и боевым качествам кораблей. С их помощью он мог создать угрозу колониям Британии в Вест-Индии и тем самым отвлечь британские корабли из Ла-Манша.
В 1805 году у французского флота, казалось, появилась возможность вырвать контроль над проливом из рук англичан. Наполеон, к этому времени уже ставший императором, составил план, который вполне мог оказаться успешным. По его приказу адмирал Вильнев отплыл из Тулона в Кадис на соединение с флотом испанского адмирала Гравины. Объединенные франкоиспанские военно-морские силы затем отправились в Карибское море, а Нельсон, как на то и рассчитывали французы, погнался за ними до Мексиканского залива; Внезапно франко-испанский флот круто повернул и на всех парусах устремился назад, надеясь установить контроль над проливом. Однако после боя со сравнительно немногочисленным отрядом кораблей под командованием сэра Роберта Кальдера у Вильнева сдали нервы, и он зашел в гавань Кадиса «зализывать раны». Вскоре с большим флотом прибыл Нельсон, который блокировал порт.
Усилия британской дипломатии и огромные денежные субсидии помогли Питту к лету 1805 года сколотить новый союз против Наполеона, в который вошли Австрия, Россия, Швеция и Неаполитанское королевство.
Австрийцы должны были начать наступление в Ломбардии; объединенные австро-русские силы наступали Я долине Дуная, а русско-шведская армия вторгалась в Ганновер. Из Южной Италии боевые действия начинала объединенная англо-русско-неаполитанская армия. Основное внимание Наполеон решил уделить наиболее угрожаемым участкам — Ломбардии и долине Дуная. Одна армия французов должна была остановить наступление. эрцгерцога Карла на реке Адидже, а другая под водительством самого Наполеона отправлялась на Дунай. Австрийский генерал Мак вошел с 60-тысячным отрядом в Баварию, занял верховья Дуная, чтобы воспрепятствовать любой попытке французов развить наступление со стороны Шварцвальда. Наполеон сделал вид, что собирается двинуться именно оттуда, но вместо этого обошел австрийцев и, зайдя Маку в тыл; отрезал его от Вены. Мак сдал Ульм 19 октября, хотя мог продержаться там несколько месяцев. Армия в 60 тыс. штыков через три недели перестала существовать.
Двумя днями позже все французские надежды на вторжение в Британию улетучились, как дым в морском сражении у Трафальгара. Подначиваемый упреками Наполеона, твердившего о «позоре Вильнева», французский адмирал вышел из Кадиса и был перехвачен у мыса Трафальгар Нельсоном, который отрезал французам путь к отступлению. Французский флот имел отличные корабли и хороших матросов, но офицеры оказались не на высоте: аристократы, которые превосходили даже английских командиров в ходе американской войны за независимость, были несколькими годами раньше почти все казнены или бежали из страны в годы -революции. Нельсон сложными маневрами расстроил боевой порядок французских кораблей, а затем уничтожил их. Он сам погиб в этом бою, но французскому флоту никогда уже не суждено было бросить вызов британским военно-морским силам.
Вся тщательная подготовка французского вторжения в Англию пошла насмарку после Трафальгара. Наполеон подвел итог происшедшему: «Морская стихия отняла у нас немало кораблей, и это случилась после сражения, в которое наш флот неблагоразумно позволил себя втянуть». 13 ноября он въехал в Вену, столицу «Священной Римской империи», в которую еще никогда не входил завоеватель. Ему предстояло одержать самую блестящую из всех своих побед, которая ждала его в сражении под Аустерлицем.
Осенью 1805 года в расчеты Британии никак не входил еще один триумф Наполеона. Когда до Лондона дошли слухи о его победе при Ульме, Уильям Питт отреагировал очень резко, воскликнув с раздражением: «Я не верю ни единому слову! Все это выдумки!» Однако это известие становилось все более похожим на правду, и в британском обществе и парламенте нарастало разочарование. Тем не менее англичане оставались непоколебимы в своем намерении продолжать войну до победного конца: победа при Трафальгаре надежно ограждала их от непосредственной угрозы вторжения. Иллюзии примирения с Наполеоном, которое не ущемляло бы законных интересов Англии и не низводило бы ее до уровня второстепенных держав, теперь могли питать лишь неисправимые оптимисты вроде Чарлза Джеймса Фокса, остальные же люто ненавидели как якобинцев, так и диктатора, именовавшего себя императором. Виг, а не тори писал в 1805 году, что «основными чертами генерала Бонапарта, поставившего перед собой цель завоевания всей Европы, являются двуличие и насилие». Потомки тех, кто боролся с Наполеоном, сумеет через почти полтора века разглядеть ту же угрозу зла, которая будет исходить уже от Гитлера.
Лидделл Гарт настойчиво доказывал, что на причины и характер обеих мировых войн в этом реке повлияла неправильная интерпретация учения Клаузевица.[25] Однако пока не грянула война, Гитлер совсем не походил на приверженца его теории: в начале 30-х он объяснил Герману Раушнингу, в чем состоит суть наилучшего, по его мнению, метода воздействия на противника: «Главная проблема, которая интересует меня, — как добиться того, чтобы враг сломался морально еще до начала войны. Тот, кто сам хлебнул лиха на фронте, будет стараться избежать кровопролития всеми доступными средствами».
25
Клаузевиц, несмотря на свои «философские» взгляды, считал, что войны не может быть без массового кровопролития.