Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 12

С большим любопытством наблюдал я также за нравами каракатицы. Каракатицы очень часто встречаются в лужах, остающихся после отлива, но поймать их совсем не легко. С помощью своих длинных ног и присосков они могут втягивать свое тело в чрезвычайно узкие щели, и нужна большая сила для того, чтобы их оттуда вытащить. Бывало, что каракатица с чрезвычайной быстротой бросалась с одной стороны лужи в другую, задом вперед, и окрашивала воду темно-коричневыми чернилами. Эти животные спасаются еще тем, что изменяют свой цвет, подобно хамелеону. В этих превращениях они, по-видимому, сообразуются со свойствами почвы, над которой проходят; в глубокой воде их общий оттенок коричнево-красный, а на суше или в мелкой воде желтовато-зеленый. При более внимательном осмотре тело каракатицы оказалось серым, испещренным множеством ярко-желтых крапинок; серый цвет делался то гуще, то светлее, а крапинки то исчезали, то появлялись вновь. Изменения эти происходили так, точно по телу животного беспрерывно проходили облака, оттенок которых изменялся в пределах от гиацинтового до каштано-коричневого. Под действием гальванического тока каракатица почти совершенно чернела; то же явление, но только в меньшей степени, можно было вызвать, царапая ее иголкой.

Каракатицы изменялись в цвете и тогда, когда они плавали, и тогда, когда неподвижно лежали на дне. Меня очень занимали различного рода уловки, к которым прибегала одна каракатица, желая укрыться от меня; она, казалось, вполне понимала, что я за ней наблюдаю. Некоторое время она оставалась неподвижной, потом украдкою, точно кошка за мышью, подвигалась на дюйм или на два; по временам она изменяла свой цвет. Так она добралась до более глубокого места и тогда внезапно рванула вперед, а чтобы скрыть нору, в которую спряталась, оставила за собой густую струю чернил.

Пока я разглядывал морских животных, держа голову на высоте двух футов от лужи и ее каменистого берега, мне в лицо несколько раз ударяла струя воды; струя била снизу и сопровождалась легким треском. Сначала я не мог понять, в чем дело, но потом догадался, что моя каракатица, забравшаяся в норку, давала мне оттуда знать о себе. Не подлежит сомнению, что каракатицы обладают способностью выбрасывать из себя воду, и мне даже показалось, что они умеют довольно верно прицеливаться, направляя на цель трубку или сифон, расположенный на нижней стороне их тела.

Каракатицы не могут свободно ползать по суше, потому что им трудно нести голову. Я заметил, что та каракатица, которую я держал в своей каюте, излучала в темноте легкий фосфорический блеск.

Скалы Святого Павла. – Издали кажется, что эти скалы искрятся белым цветом. Такое впечатление возникает отчасти из-за огромного скопления помета (гуано) морских птиц, отчасти же из-за твердого, блестящего, отливающего жемчугом вещества, которое как бы приросло к поверхности скал. Слой этого вещества не толще одной десятой доли дюйма. Под лупой видно, что это странное вещество состоит из множества тончайших пластинок и содержит много органических частей. Вероятно, вещество это не что иное, как тот же птичий помет, но подвергнутый действию дождя или морских брызг.

Под небольшими накоплениями гуано на острове Вознесения и на островках Аброльос я нашел несколько тел, ветвящихся, как сталактиты, и образовавшихся, по всей вероятности, таким же образом, как и та белая пленка, которая покрывает скалы Святого Павла. Общий вид этих ветвистых тел так напоминает некоторые виды тайнобрачных растений, что недавно, при беглом просмотре моей коллекции, я не сразу заметил между ними разницу. Шаровидные оконечности ветвей имеют вид жемчужин; они покрыты как бы зубною эмалью, но так тверды, что царапают стекло. Замечу мимоходом, что на берегу острова Вознесения, в одном месте, где накопилось огромное количество раковистого песку, на утесах, омываемых приливом, образовалась накипь, представляющая большое сходство с теми мхами, которые часто встречаются на сырых стенах. Поверхность пластинок имеет очень красивый цвет; те части, которые образовались при полном освещении, то есть на открытых местах, черны, как смоль; те же, которые затемнены выступами скал, – серые. Я показывал образцы этой накипи многим геологам, и все они полагали, что она вулканического или огненного происхождения. Своей твердостью, полупрозрачностью, гладкостью и, наконец, неприятным запахом накипь эта чрезвычайно напоминает раковины морских моллюсков; сходство это увеличивается и тем, что она обесцвечивается под действием паяльной трубки. Кроме того, известно, что у моллюсков те части раковины, которые заслонены от света мантией животного, бывают бледнее, чем те, которые подвергаются полному действию света; точно то же замечается и в этой накипи. Если мы вспомним, что известь, фосфорнокислая или углекислая, входит в состав твердых частей (костей и раковин) всех животных, то накипь эта – мертвое органическое вещество, переработанное неорганическими силами, – покажется очень интересной в физиологическом отношении.





На острове Святого Павла мы нашли только два вида птиц – глупыша и нодди. Первый представляет собою вид буревестников, второй – вид крачек (морских ласточек). Обе птицы очень смирны, бестолковы и до такой степени не привыкли к посетителям, что я мог бы перебить их сколько угодно моим геологическим молотком. Глупыш кладет яйца на голые камни утеса; крачка вьет очень простое гнездо из водорослей. Около многих гнезд мне случалось находить по маленькой летучей рыбке, которую, вероятно, приносил самец для своей подруги. Любопытно было наблюдать, как крупный и проворный краб, живущий в трещинах утеса, быстро похищал положенную у гнезда рыбку, пока взрослые птицы были отвлечены нашим появлением. Сэр У. Саймондс, один из немногих людей, побывавших здесь, рассказывал мне, что сам видел, как крабы таскали из гнезд даже птенцов и пожирали их.

На всем островке нет ни одного растения, даже лишайника; тем не менее здесь водятся насекомые и пауки. Следующий список исчерпывает, я думаю, наземную фауну; муха, живущая на глупыше, и клещ, вероятно, занесенный сюда птицами; маленькая коричневая моль, которая питается перьями; жучок и мокрица, обитающие под пометом, и, наконец, множество пауков, которые, я полагаю, пожирают этих мелких спутников и прислужников морских птиц. По всей вероятности, так часто повторяемое описание того, как на вновь образовавшихся коралловых островах Тихого океана сначала появляются стройные пальмы и другие благородные тропические растения, потом птицы и, наконец, человек, – не вполне точно; боюсь, что поэтичность этого описания сильно пострадает, если я скажу, что первыми поселенцами на вновь возникшей из океана земле должны быть пауки и паразитические насекомые, питающиеся перьями и грязью.

В тропических морях малейшая скала, вокруг которой всегда размножается бесчисленное множество водорослей и сложно организованных животных, поддерживает также существование огромного количества рыбы. Наши рыболовы, выезжая в лодках, постоянно воевали с акулами, которые бросались на их добычу. Я слышал, что одна скала, лежащая в нескольких милях от Бермудских островов и притом на значительной глубине, была открыта именно потому, что по соседству от нее заметили много рыбы.

Фернандо Норонья. 20 февраля. – Насколько я мог определить в течение тех немногих часов, которые мы здесь провели, остров этот вулканического происхождения, но возник он, вероятно, очень давно. Самую замечательную его особенность составляет конический холм около тысячи футов вышиною; верхняя часть этого конуса необыкновенно крута и с одной стороны выступает над своим основанием. Скала состоит из отдельных неправильных масс, напоминающих столбы. Глядя на эти отдельные массы, можно подумать, что они еще в полужидком состоянии были внезапно выброшены вверх. Однако на острове Святой Елены я убедился, что некоторые столбы, почти такой же формы и такого же состава, образовались из расплавленных пород, влившихся в более рыхлые слои, которые таким образом послужили формами для этих гигантских обелисков. Весь остров покрыт лесом, но из-за крайней сухости климата растительность здесь далеко не роскошная. На середине горного склона столпились большие столбообразные утесы, обнесенные какими-то напоминающими лавры деревьями и украшенные другими деревцами, на которых было множество красивых пунцовых цветов без единого зеленого листочка; всё вместе это выглядело очень живописно.