Дом Цепей

Карса опустил тело Борруга на песок, а сам остался стоять, втягивая ноздрями влажный соленый воздух. Берег упирался в заросли каких-то деревьев. Юноша чувствовал запах листьев. Над головой жужжали и звенели насекомые. В прядях выброшенных на берег водорослей тоже кто-то негромко копошился.

К нему подполз Ном.

– На свое счастье, Борруг умер раньше, чем попал в пасть к акуле, – сказал даруджиец.

– Как ты назвал эту рыбину? Акула? Постой, а ведь малазанцы на корабле что-то говорили об акулах.

– Да, Карса. Это была акула. И если уж кто-то попал ей в пасть, его не спасешь.

– Раз уж я вызвался нести Борруга, то акула не имела права его трогать. Какая разница, живой он или мертвый?

Услышав его слова, Сильгар скрипуче рассмеялся.

– Ну и судьба у Борруга! Быть вырванным из брюха акулы, чтобы стать пищей для чаек и крабов. Душа моего глупого слуги наверняка благодарит тебя, теблор!

– Я взялся заботиться о нем не для того, чтобы отдавать парня на корм акулам. Он служил тебе, Сильгар. Ты и решай, что с ним делать дальше. Если ты оставишь его чайкам и крабам, значит так тому и быть. Меня судьба Борруга больше не касается.

Карса вглядывался в морские воды. Акулий труп исчез.

– Мне все равно никто не поверит, – пробормотал Ном.

– Ты о чем? – не понял Карса.

– Да вот подумал: пройдут годы, я состарюсь и буду себе посиживать в каком-нибудь даруджистанском заведении… ну, скажем, в Умниковой корчме. Завсегдатаи попросят меня поведать какую-нибудь захватывающую историю, и я начну рассказывать, как однажды у меня на глазах храбрый теблорский воин вступил в поединок с акулой и победил ее. Представляешь, как отреагируют слушатели? Это только что случилось у меня на глазах, а я и сам сейчас уже не верю… Как ты выскочил из воды! Конечно, у тебя две пары легких. И все равно…

– Справиться с акулой было проще, чем с тем чудовищем, – ответил Карса. – Ну до чего поганые твари, даже вспоминать не хочется.

– Думаю, нам стоит вздремнуть до рассвета, – сказал Сильгар. – Утром мы хотя бы поймем, куда попали. А пока вознесем хвалу Маэлю, сохранившему нам жизни и позволившему ступить на сушу.

– Ты можешь возносить хвалу кому угодно, а я вместо древнего бога Моря лучше поблагодарю этого упрямого теблора, – заявил Ном.

– Да уж, равноценная замена! – насмешливо бросил ему рабовладелец.

Торвальд встал.

– Карса, вряд ли ты знал, что любимым морским созданием Маэля как раз является акула. Наверняка она появилась на нашем пути неспроста: думаю, Сильгар усердно молился своему богу.

– Плевать мне, кому он там молился, – равнодушно проговорил Карса, с наслаждением втягивая в себя полный запахов ночной воздух. – Главное, что мы достигли берега. Теперь я свободен и могу идти куда угодно.

– Я пойду с тобой. Не думаю, что свет мне почудился. Он блеснул вон оттуда. Может, там какая-нибудь гора или холмы.

– Что ж, Торвальд Ном, идем вместе.

И друзья побрели по берегу. Посчитав, что они уже достаточно удалились от Сильгара и Дамиска, Ном промолвил:

– Похоже, у рабовладельца и его слуги совсем нет совести. У меня ее тоже, прямо скажем, осталось совсем немного, однако я хочу поблагодарить тебя, Карса Орлонг, за все, что ты для меня сделал.

– Вообще-то, мы оба спасли друг другу жизнь. Я рад назвать тебя своим другом, Торвальд Ном, и отныне буду считать тебя воином. Не теблорским, конечно, но тем не менее воином.

Даруджиец выслушал эти слова молча.

Через какое-то время справа показался склон холма, покрытый белесыми камнями. Он не был плавным, а уходил вверх уступами скал, которые поросли вьющимися растениями. В разрывах облаков мелькнули звезды, ненадолго осветив замершее слева море. Справа песок под ногами постепенно сменялся пластами гладкого камня.

– Я был прав! – возбужденно прошептал Торвальд Ном, дергая товарища за руку. – Видишь?

И Карса тоже увидел это. Над темной стеной кустарников поднималась странного вида башня. Казалось, время и непогода лишили ее строгих очертаний. Башня клонилась в сторону берега. Треугольное окно находилось не вровень со стеной, а было вдавлено вглубь. Сквозь ставни лился тусклый желтый свет.

К башне вела извилистая тропа. На берегу Карса и Ном наткнулись на опрокинутую рыбачью лодку; точнее, на ее обломки, покрытые водорослями и птичьим пометом.

– А не зайти ли нам в гости? – спросил Торвальд.

Это было сказано так, словно они стояли на даруджистанской улице, перед домом его приятеля, любителя засиживаться допоздна.

– Пошли, – коротко ответил теблор и стал подниматься по тропе.

Низинник забежал вперед.

– Прошу тебя, только не надо трофеев. Ладно?

– Все зависит от того, как нас встретят, – невозмутимо отозвался Карса.

– А ты представь: в глуши, да еще ночью, вдруг раздается стук в дверь. На пороге стоят двое незнакомцев, и один из них – великан с громадным мечом. Если нас встретят с распростертыми объятиями, я окончательно поверю в чудеса. Но пока мы даже не знаем, на каком языке здесь говорят и поймут ли нас вообще.

– Опять ты разболтался, – одернул его Карса.

Они подошли к башне. Со стороны моря не было ни двери, ни даже намека на вход. Возле тропы, огибавшей строение, лежали желтоватые глыбы известняка, отчего все пространство вокруг было густо усеяно их пылью. Чувствовалось, что плиты принесли или привезли сюда из другого места, а над некоторыми кто-то потрудился, работая зубилом. Ном предположил, что башня тоже возведена из известняка. Однако, приблизившись к ее стене, он увидел, что ошибся.

Низинник провел пальцами по теплой поверхности стены.

– Надо же! Ее сложили из окаменелостей, – пробормотал он.

– А это еще что такое? – заинтересовался Карса, разглядывая стену. – По мне, так самый настоящий камень. Другое дело, что камни бывают разные.

– Вообще-то, не совсем так, – улыбнулся Ном. – Это – древняя жизнь, превратившаяся в камень.

– По-моему, тебя опять понесло. Ну что за глупости ты болтаешь?

– Просто я уже видел такие штучки, а ты нет. Знающий человек объяснил бы тебе, что к чему, но мое образование оставляет желать лучшего. Да и, признаться, в юности я был не слишком усердным учеником… Сам посмотри: разве это настоящий камень? Вон там – раковина торчит, а еще выше – скелет какой-то древней твари.

– Наверняка все это кто-то вырезал, – упорствовал Карса. – Непонятно только зачем.

Раскатистый смех заставил друзей обернуться. В десяти шагах от них стоял человек. По меркам низинников, довольно крепко сбитый. Кожа у него была темной, почти черной. Рубашку незнакомцу заменяла тяжелая заржавленная кольчуга. Нома поразили его мускулы: выпуклые, тугие, без капли жира. Штанов обитатель башни не носил, довольствуясь набедренной повязкой из выцветшего куска материи. Голову его покрывало некое подобие капюшона. Нижняя челюсть утопала в густой седой бороде.

У мужчины не было ни меча, ни даже ножа. Он приветливо улыбался.

– Ну и дела! Сначала со стороны моря доносятся отчаянные крики, а затем появляются двое чужаков, изъясняющихся на даруджийском. И где? У меня во дворе!

Он смерил взглядом Карсу.

– Я было подумал, что ты – из племени феннов. Но ошибся. Кто ты?

– Я – теблор.

– Теблор? Вот это да! И каким же ветром тебя занесло так далеко от родных краев?

– Господин, ты бегло и правильно говоришь на даруджийском, – сказал ему Ном. – И все же в твоей речи я уловил малазанский акцент. Судя по цвету кожи, ты – напанец. Неужто нас выбросило на побережье Квон-Тали?

– Так вы, стало быть, не знаете, куда попали?

– Увы, даже не догадываемся.

Хозяин башни усмехнулся.

– Ты и вправду думаешь, будто кто-то вырезал все это с какой-то непонятной целью? – обратился он к Карсе.

После чего хмыкнул и, не дожидаясь ответа, повернулся и пошел к башне. Друзья переглянулись и двинулись следом за ним.

Как и предполагал даруджиец, вход в башню был с противоположной стороны. У входа тропа разветвлялась; левая ее часть вела к двери, а правая уходила к насыпной дороге. Дорога эта тянулась вдоль берега, а за нею темнела стена леса.