Страница 30 из 86
Даша очень ранимая девушка. Любит мечтать. Пожалуй, это единственное, что она любит давно и никогда этому не изменяет. В отличие от выбора будущей профессии. Какое-то время она даже писала книги, в которых ярко представляла красивые, необычные миры, и себя в главной роли. Свои мечты она переписывала на бумагу. Поначалу, я думала, что это просто блажь и скоро всё пройдет. Но Дашка росла, и рос её невероятный талант к писательству. Я читала почти все её книги, и мне безумно они понравились. Читала все, кроме одной. Одну книгу она не показывала никому. Вначале я дико обижалась на подругу, дулась и даже не разговаривала с ней. Как так? Тайны от меня, её лучшей подруги? Но это не помогло. Гончарова держалась особняком и так и не поделилась со мной той заветной книгой. А потом я уже и забыла об этом.
Я предлагала Гончаровой пойти на филолога. Писать книги уже не как обыватель, а как профессионал. Но Дашка быстро замяла тот разговор и больше уже ни одна книга ко мне в руки так и не попала. Потом начались поиски себя, да так, до сих пор и не закончились.
Пока мы ели, Тёма спросил:
— У тебя есть ведь где можно помыться? А то у меня башка чешется! — Пожаловался друг, наглядно показывая, что и где у него так чешется.
— Конечно. Есть банька. Можно завтра её растопить. Воды натаскаем из колодца. — Даша снова расцвела, а потом, когда мы ещё доедали суп, вдруг рассмеялась. И я догадывалась о причинах её смеха.
— Ты помнишь? — Продолжая хохотать, спросила Гончарова, тыкая в меня локтем.
— Не начинай. — Предупреждая, попросила я её, но понимала, что раз Дашка вспомнила, то её уже не остановить.
— Я так понимаю, это какая-то смешная история? — Спросил Илья, с интересом нас разглядывая.
— Ооо! — Протянула Гончарова, продолжая смеяться. — Это не просто смешная, это дико смешная история. Мой папа всегда топит баньку самостоятельно. Для новичка находиться в такой парилке очень тяжело. Там невероятно жарко. Мы все привыкшие уже, но в то лето к нам приехала Лиззи. Родители решили отправить нас вдвоём первыми. Я, конечно, понимала, что Лиззи ещё не знает всех прелестей российской культуры и баня для неё что-то вроде кота в чёрном мешке.
— Не преувеличивай. — Возмутила я, перебивая. — У нас в Мюнхене, тоже есть дача с баней.
— Ой, была я там! — Хохотнула Дашка, обижая меня. — Видела я эту «баньку»! Одно название. Это скорее помывочный пункт. — Пренебрежительно махнула в мою сторону рукой.
— Ты была-то только в нашей, в личной. А походила бы в городе, узнала, что у нас в основном, общественные бани. И парят там нисколько не хуже, чем у тебя! — Заступилась я, вспомнив, как однажды, в двенадцать лет, когда приезжала в Мюнхен, родители повели меня в баню. Всё, что я помню, это голые тела и то, как жарко мне было. Я сбежала оттуда минут двадцать спустя. Родители долго надо мной смеялись.
— Ладно-ладно, а дальше что? — Меня так ненавязчиво заткнули.
— В парилке Лиззи даже на лавочку сесть нормально не смогла, едва себя пятую точку не ошпарила. Там же деревянные лавки, а ещё они очень горячие, если сухие. Для того чтобы сесть, её нужно облить холодной водой. А эта дурында, — показала на меня, а то вдруг никто не понимает о ком речь, — уселась прямо на сухую, горячую лавку! Как она орала! — И вся троица снова захохотала. А я вспоминала, как ругалась немецким матом, села жопой в таз, наполненный ледяной, колодезной водой. Но если бы на этом всё и закончилось….
— Я уговорила Лиззи легонько обдать её горячим осиновым веником, а потом вылить таз холодной воды. Каждый мой шлепок сопровождался её криком, слезами и соплями! А когда я облила её даже не холодной, а чуть тёплой водой, Лиззи заверещала поросёнком, вскочила с высокой лавки, ударившись головой о низкий потолок, снова закричала, скатилась с двухэтажной лавки и в чём мать родила, выскочила в предбанник! А между предбанником и парилкой довольно большая разница температур и там холодно, поэтому ещё через секунду Лиззи вернулась обратно. — Илья ещё по-человечески хохотал, Тёма же едва башкой своей пустой, о стол не треснулся, когда в очередной раз хрюкал от смеха.
— Завтра одна пойду! Только попробуй меня ещё своим веником избить! Я после твоего «легонько» на теле столько синяков и царапин нашла! — Вдобавок пригрозила смеющейся подружке кулаком.
Вечер у нас прошёл очень даже хорошо. Значительно лучше, чем все предыдущие до него. На ночь Даша выключила генератор, чтобы не тратить бензин, и чтобы он не шумел, не привлекая внимания. В самом доме печки не было, но были оборудованы специальные батареи, работающие либо от электричества, либо, в нашем случае, от генератора. Комнаты заранее нагрели, чтобы тепло было всем.
Даша разделила нас по гендерным правилам — мальчики направо, девочки налево. Тёма и Илья ушли спать в гостевую комнату, а мы с Дашкой в родительскую. Постельное бельё уже было расстелено.
— Как думаешь, имеет смысл ложиться так или всё же раздеться? — Спросила Дашка, задумчиво рассматривая кровать.
Я тем временем открыла ставни, чтобы утром понять, что это самое утро наступило и нужно вставать. Для экономии утром у нас будут открыты ставни, чтобы не пользоваться генератором, а вот ночью ставни плотно закрывать и включать электричество.
— Я думаю, лучше раздеться. Надеюсь, мы здесь надолго. Поэтому надо всё беречь. И потом, мы такие грязные, что лучше в уличной одежде сюда не соваться. — Я говорила эта в тот момент, когда снимала штаны, кофту, носки.
— Подожди, я дам тебе мамину пижамку. — Вспомнила подруга, подбежав к комоду. Достала оттуда два комплекта. Чёрный с розовыми пионами и красный с белыми лилиями. — Какой тебе?
— Чёрный! — Тут же воскликнула я.
— Ещё есть нижнее бельё. Есть новое, тебе надо? — Честно говоря, я бы переоделась.
— Да, если можно. А то сама понимаешь. — Многозначительно посмотрела на подругу.
Так мы и легли спать под тёплое пуховое одеяло, в мягкую свежую кроватку. Ни тебе дежурства двухчасового, ни тумана, дождя и ночного холода. Всё, что я слышала, это проливной дождь за окном и гром. Я всегда любила такую погоду. Природа показывала характер.
Заснула быстро. Мне снова снились мои родители. Кажется, они с кем-то спорили. Мама начинала злиться, потом постепенно злость её превращалась в беспомощность. Папа продолжал на кого-то наезжать, но тут я увидела, как в комнату, где они находились, зашла мама Даши! Вся такая воздушная, в сливочном брючном костюме, с копной красиво уложенных блондинистых волос. Походкой от бедра, она прошла вперед, отпуская неизвестного одним взмахом руки. Оксана Игоревна улыбалась. Она села перед моей мамой и что-то произнесла. Что-то, что заставило мою маму перестать рыдать и посмотреть на неё. Я не могла разобрать все фразы, лишь какие-то отрывочные слова.
И опять сон оборвался на самом интересном месте. Я никак в толк не могу взять, на какой волне работает мой мозг, показывая такую дичь в моих снах? Нет, я могу понять, откуда в них вдруг появилась мама Даши, в конце концов, мы её сегодня упоминали, а я конкретно так вспоминала. Но что этот сон может, значит? Может то, что мои родители сейчас где-то в подобной комнате, хотят выбраться, а Оксана Игоревна, человек без собственной воли, с чипом, наоборот пытается их уговорить на чипирование? Это бред.
Я с минуту лежала на кровати, вслушиваясь в какие-то движения на кухне. Повернувшись, увидела, что Дашина часть кровати пуста. Всё понятно, она уже проснулась и готовит завтрак. Отбросив одеяло, я подошла к креслу, на котором лежала одежда мамы Даши. Явно Гончарова с утра постаралась и приготовила для меня. Переоделась в чистую майку и хлопковые штаны с высокой талией. Потянувшись, я убрала грязные, сальные волосы в пучок, с надеждой вспоминая о баньке, которую Даша планировалось затопить сегодня к вечеру.
Выйдя в коридор, я повернула на кухню, и увидела у плиты не Дашу, а Тёму, который варил овсяную кашу.
— Доброе утро! — Улыбнулась я, выдыхая вкусный аромат сыра. Откуда тут сыр? — А что ты такое делаешь? — С любопытством спросила я, засунув свой любопытный нос в кастрюльку.