Страница 8 из 76
Мелькнула мысль, что я никогда прежде не двигался с такой скоростью. И тут же появилось осознание, что эта скорость была не моей заслугой. Меч. С каждым мгновением я все сильнее ощущал в нем пульсацию силы.
А еще одновременно с этим я чувствовал разгорающийся внутри меня огонь.
Он немного походил на влияние очищающих амулетов, только от них жар был неприятным, болезненным. Нынешний же огонь казался желанным. Правильным. Он будто растекся снаружи, по моей коже, и вместе с тем внутри — по крови, костям, мышцам. Он сконцентрировался во рту, так что мне показалось: если выдохну сильнее обычного, то вместо воздуха наружу вырвется пламя.
Пламя, в которое я превращался целиком, и это пьянило, как ничто иное…
Но так не должно быть!
Трезвая мысль прорезала наносное очарование.
Одержимость!
Меч изначально принадлежал огненному демону, ифриту, и в оружии сохранилось достаточно сущности демона, чтобы перейти на меня. Наверное, у аль-Ифрит было к этой одержимости врожденное сопротивление, но я, чужак, такой защитой не обладал.
Вспышкой промелькнуло воспоминание о том, как я ощущал голод, эмоции и мысли Корневой Башни, как во рту у меня будто росли ее каменные крючковатые зубы, призванные раздирать живую плоть. Я пробыл в Башне несколько часов и сумел выйти из нее, оставшись человеком. Но и влияла она не так быстро и сильно, как меч ифрита. Мечу потребовалось меньше минуты, чтобы начать мое перерождение.
Сколько времени у меня до того, как изменения станут необратимыми и амулеты Аманы с ними не справятся?
И сколько времени мне нужно, чтобы убить Могильную гирзу?
Сейчас пространство перед тварью уже в несколько слоев покрывали щупальца, истекающие черной жидкостью, еще слабо дергающиеся, открыв тем самым бок ее туловища, покрытого шевелящимися обрубками.
Меч ответил на мой мысленный приказ мгновенно, удлинившись и войдя в бок твари. А вот дальше оказалось сложнее. Моя скорость здесь не помогала — клинок разрезал плоть раздражающе медленно, и тварь не собиралась ждать, пока я закончу это делать. И, конечно же, тварь вновь призвала магию.
Воздух засиял серебряной пылью, и уже через долю мгновения каждая пылинка превратилась в иглу и понеслась ко мне.
Их было слишком много — не избежать и не разрубить.
Разве что расплавить…
Огненная стена выросла передо мной прежде, чем я успел додумать последнюю мысль, и все иглы опали на землю пылью.
Магия меча?
Или так работала одержимость? Не только превращала меня в демона, но и защищала?
Одновременно с появлением стены усилилось ощущение огня внутри меня. Значит,
Воздух перед тварью вновь засиял — она готовила новую магическую атаку. Нет уж, мне нужно было покончить с ней и избавиться от меча прежде, чем
Привести под контроль Корневую Башню мне помогла моя кровь. Возможно, она поможет и сейчас? Вот только присутствующим в зале аль-Ифрит не стоило этого видеть.
Я выдернул меч из тела твари, раз уж толку не было, и продолжил рубить щупальца — а еще двигаться настолько быстро, чтобы никто из присутствующих не заметил, как я на долю мгновения заставил меч укоротиться до длины ножа и разрезал им себе левое запястье.
Кровь…
Как и прежде, в Башне, моя кровь больше не была кровью. Но если тогда она превратилась в пауков, то сейчас из моих жил вытекла черная жидкость, неприятно похожая на ту, что лилась из отрубленных щупалец гирзы. Едва упав на лезвие меча, кровь вспыхнула черным пламенем.
Я и не представлял, что огонь может быть черным.
Порез на моем запястье тем временем затянулся, не оставив следа.
Хм-м. Обычный огонь не мог повредить гирзе. А как насчет этого?
И я вонзил пылающий черным меч в еще не успевшую затянуться рану на боку твари.
«Расти, — велел я огню. — Пожирай всю плоть вокруг».
У огня не было глаз, видеть им я не мог, однако ощущал его как продолжение своего тела. Ощущал то, как он распространился внутри гирзы, где она была уязвима, где ее магия и способность расти не могли ей помочь.
Это произошло очень быстро. Черная махина начала уменьшаться, будто опадать внутрь себя. Щупальца, которые я еще не отрубил, сперва безжизненно обвисли, а потом высохли и рассыпались. Огромное туловище продержалось на несколько мгновений дольше, но вскоре и от него остался лишь холм серой пыли.
Меч вновь принял обычный размер, черное пламя исчезло.
Мне вспомнилась странная девочка, из которой гирза появилась, но от нее не осталось и следа.
Потом я скользнул взглядом по всем аль-Ифрит, по их супругам и детям. Раненые были, но, кажется, обошлось без трупов.
За спиной раздался голос Аманы. Я обернулся — она стояла шагах в десяти, протягивая ко мне руки. Одну пустую, а во второй лежали мои амулеты.
— Рейн! — позвала она вновь.
Точно.
Опасность одержимости.
Я должен был вернуть ей меч и вновь надеть амулеты, позволить им выжечь всю скверну, которая успела меня пропитать.
Я должен был…
Но я не мог заставить себя шагнуть вперед. Я не хотел отдавать меч. Я не хотел избавляться от огня, все сильнее горящего в моей крови, костях, на моей коже.
Я не…
Амана подошла ко мне сама. Потянула за рукоять меча.
Но я не…
— Пожалуйста, Рейн!
Я моргнул. Амана пыталась разжать мои пальцы, которые до сих пор держали меч в мертвой хватке. Я перевел взгляд с ее лица на свою руку, которая будто обрела собственный разум, и лишь большим усилием воли заставил себя отпустить рукоять.
Амана забрала меч, тут же сунула мне в ладонь все три амулета и заставила сжать пальцы вокруг них.
Да, верно. Совсем не обязательно было вешать амулеты на шею. Чтобы начать работать, им было достаточно касаться кожи. Болезненный жар тут же растекся по моим венам, изгнав приятный огонь.
— Святотатство! — прорезал тишину голос.
Я поднял голову, выискивая взглядом говорившую.
Высокая темноволосая женщина, красивая, как и все урожденные аль-Ифрит, выступила вперед и указала на меня обвиняющим жестом.
— Меч Основателя не для рук чужаков! Святотатство должно быть наказано!