Страница 6 из 10
После этого царь почти сразу ушел, и разговор, которому его присутствие и значимость придавали серьезный и печальный тон, сделался более свободным и игривым. Царевна поблагодарила Густава за храбрость, с которой поспешил к ней на помощь, и оказала Гришке несколько знаков признательности, на которые он ответил так, что еще больше распалил ее. Он внимательно смотрел на нее, находил ее очаровательно-трогательной, но она была не властна над его сердцем. Когда сердце молчит, разум будет тщетно восхищаться красотой.
Тем временем в его взгляде, от природы нежном и томном, читалось столько страсти, что она была глубоко впечатлена. В глазах влюбленного все кажется любовью; она решила, что ее очарование зажгло в его сердце такую же страсть, что она испытывала к нему, и эта сладкая надежда наполнила ее решимостью не бороться со своим чувством. Когда нас любит достойнейший человек, трудно тешить себя этой любовью, не испытывая ответного чувства. Приняв желаемое за действительное, она всецело отдалась жгучей страсти, думая, что эта страсть взаимна. Она отказалась от дальнейшего сопротивления, голос разума утих, глаза озарились живым огнем, наполнившая ее сердце радость отразилась и на лице, еще выгоднее оттенив ее красоту, так что почти все сердца оказались подвластны ей, кроме того, которое она хотела завоевать.
Датский принц почувствовал к ней еще более пылкую любовь; князь Шуйский с трудом сдерживал пламя, которое эти чарующие взгляды зажгли в его сердце. Сколько неудач породил впоследствии этот роковой день, и сколько несчастий вызвали эти неразделенные страсти!
Принц Густав, чье сердце было свободно от страстей, вскоре заметил чувства, которые царевна питала к Гришке. Густав не был влюблен в нее и ухаживал, лишь следуя воле отца. Он был рад, что она симпатизирует его другу и надеялся, что она сможет сделать его невероятно счастливым.
Тем временем здоровье царевны полностью восстановилось, и не чаявший в ней души царь решил отпраздновать это событие вместе со всем двором. Поскольку она сама занималась устройством праздника, в нем не было ничего от грубости, присущей здешнему народу, – это был замечательный бал, на котором Гришка мог бы в полной мере насладиться ее благосклонностью.
Мысли о мести, неотступно занимавшие его с самого приезда в Москву, сперва не давали ему заметить все ухищрения, направленные на завоевание его сердца, но, в конце концов, взгляды, которые постоянно бросала на него царевна, выдали ее чувства к нему. Несмотря на ее красоту и ее ум, он видел в ней лишь дочь узурпатора, с которого он намеревался спросить за утраченное. Ее симпатию он расценивал как оскорбление, лишь усиливавшее его ярость; ее происхождение было ему ненавистно, он воспринимал ее любовь как средство отмщения ей и всем своим видом изображал полное к ней равнодушие.
Царевне было больно видеть это безразличие, она так надеялась воспламенить его сердце так же, как он воспламенил ее собственное. Она небезосновательно полагала, что он заметил ее попытки поймать его взгляд, но вместо ответа на эти проявления любви он избегал ее и уходил от разговоров, поводы для которых она так тщательно подыскивала. Это причинило царевне острую боль и погрузило в столь трогательную печаль, что принц Густав не мог остаться равнодушным. Он заметил, что ей приходится делать над собой усилие, чтобы отвечать принцу Иоанну, не отходившему от нее ни на шаг. Чтобы хоть немного облегчить ее страдания, он увел принца Иоанна в сторону под предлогом важного разговора.
В этот момент царица, отличавшаяся слабым здоровьем, упала в обморок. Это нарушило всеобщее веселье, поскольку царь, нежно ее любивший и встревоженный ее нездоровьем, остановил праздник и сам попытался привести ее в чувство. Принц Густав, удивленный безразличием Гришки к царевне, пожелал узнать его причину и вышел вслед за ним. «Гришка, – сказал он сказал он, – ваше поведение по отношению к царевне удивляет меня. Не знаю, должен ли я отнести это на счет вашей дружбы ко мне. Думаете ли вы, что я влюблен в нее и избегаете ее взглядов из нежелания стать моим соперником? Если именно это движет вами, я чрезвычайно вам признателен, но, чтобы вы впредь могли действовать свободно, я открою вам свои чувства. Хоть царевна и обворожительна, она нисколько не затронула мое сердце, я оказываю ей знаки внимания только по воле моего отца, уверенного в том, что лишь союз с Борисом может положить конец распрям, с давних пор разделяющим Швецию и Московию. Но ваши интересы дороже мне соображений боязливой политики. Царевна питает к вам чувства, от которых ничто не заставит ее отказаться, ваши достоинства привлекают ее, признательность к вам переросла в любовь. Воспользуйтесь милостью судьбы: ваши добродетели очаровали Бориса, царевича Федора народ ненавидит, вы можете, ответив на любовь царевны и направляя разум ее отца, в один прекрасный день стать государем Московии. Подумайте еще раз, воспользуйтесь представившейся возможностью, будьте осторожны: если вы сейчас упустите ее, другого раза может не быть».
Гришка прекрасно видел, как относится к нему царевна, и понимал, что, ответив на ее чувства, он смог бы взойти на трон предков, но благородство не позволяло ему через какие-либо соглашения с врагом получать то, что принадлежало ему по рождению и что его храбрость позволяла ему отвоевать.
«Сударь, – ответил он принцу, – невозможно еще более ценить вашу доброту, но я не могу ею воспользоваться. Очарование царевны ничуть не задело мое сердце, ничто не может заставить меня изображать чувства, которых я не испытываю».
Этот ответ вызвал у принца еще большее удивление. Он понимал, что Гришка явно благородного происхождения, но он не мог себе представить достаточно веских причин для отказа от того, о чем могли лишь безнадежно грезить знатнейшие принцы. Он не удержался и поделиться с Гришкой своими мыслями.
Гришка считал, что еще не время обнаруживать свое происхождение. Он ответил, что тайные соображения, которые он не в силах раскрыть, полностью отчуждали его от царевны. Он находил ее достойной любви, но мог лишь ее ненавидеть.
Густав предпринял еще несколько попыток преодолеть отвращение, казавшееся ему несправедливым и необоснованным, но видя, что сердце Гришки неприступно, он попрощался и ушел.
Тем временем князь Шуйский испытывал к царевне такую страсть, что не в силах был далее держать ее в себе. Прежде ему удавалось скрывать ее под маской совершенной преданности, лишь глаза порой выдавали его, но эти красноречивые взгляды не были замечены. Царевна видела в нем лишь друга и относились к нему исключительно ласково, поверяла ему свои самые сокровенные мысли. Он мог видеть ее почти в любое время, и эта свобода лишь позволяла ему открывать для себя все новые прелести, еще больше распалявшие его страсть и усиливавшие боль, ибо он не мог даже надеяться на то, чтобы заполучить ее. Он чувствовал себя еще более несчастным оттого, что она была исключительно добра к нему, но это доброта была продиктована чувствами совсем иного свойства. Ему приходилось постоянно подавлять свою страсть, и при этом у него даже не было возможности кому-либо пожаловаться – высшее несчастье всегда скрывать свое горе! Печаль и вялость, которые он с некоторых пор заметил в царевне, заставили его опасаться, что причиной их стал кто-либо из его соперников, что он опоздал, и сердце ее уже занято другим. Это опасение побудило его искать случая, чтобы наконец признаться ей в своей любви.
Между тем царевна страдала ничуть не меньше, безразличие Гришки причиняло ей острейшую боль. «Он меня не любит, – говорила она своей доверенной служанке Велике, – и мне не следует надеяться, что он когда-нибудь полюбит меня».
Привычка и время не способствуют рождению любви, она рождается с первого взгляда. Если некая склонность или привязанность не появятся с самого начала, далее возможно лишь уважение, но не любовь.
Она не подозревала, с каким рвением Густав отстаивал ее интересы: принц по-прежнему пытался воспламенить сердце Гришки, но все усилия были бесполезны, все восхваляемые им прелести царевны, казалось, лишь еще больше отдаляли их. Густав счел, что время и ее красота помогут победить эту неоправданную ненависть, для чего решил почаще приводить его во дворец и устроить ему встречу с ней. Такая возможность вскоре представилась. Однажды царевна была одна в своих покоях с несколькими служанками. Он ловко сумел их отослать и оставить ее одну с Гришкой.