Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 69 из 136

— Ага, — Кайден качнул ногой, распугивая мелкую мошкару. — Эти все чайнички, кофейнички, чашечки, которые в руках ломались. Правила… жуть.

Она хихикнула.

— Я был настоящим бедствием, но… у них как-то получилось. У моей бабушки и вашей.

— Я ее не знала.

Показалось, что Катарина хотела добавить что-то еще, но в последнее мгновение сдержала себя. И, вытянув ногу, коснулась темного листа. Нога была длинной. Узкой. И белой. С аккуратной стопой и крохотными пальчиками. Катарина покачивала ею, и плющ шелестел, а Кайден совершенно позорным образом не способен был отвести взгляд от этой ноги.

И что в ней, если подумать, особенного? Он видал куда более длинные. Изящные. Интересные.

Но до этого момента особых чувств в нем чужие ноги, сколь бы прелестными они ни были, не вызывали. А вот тут…

— Я стал довольно частым гостем. Почему-то в отличие от учителей, которых нанимала бабушка, у леди Норрингем выходило объяснять мне вещи, казавшиеся до того неимоверно сложными. Я умел читать руны, составлять плетения и второго, и третьего порядка, но притом не способен был прочесть собственное имя.

— А я руны сама учила, — Катарина вытянула ногу и пошевелила пальчиками, а потом замерла, позволив тяжелому бражнику опуститься на мизинец. — Точнее, учили брата, а я пробиралась в классную комнату и делала вид, что играю. Когда пытались выгнать, начинала плакать. Учителя не любили беспокоить отца, вот и оставляли. Я ведь не мешала.

— Брата?

У нее не было братьев. Катарина обняла себя и сказала:

— Он… скажем так, моя мать не смогла подарить сына.

И это было ложью. Той маленькой ложью, которая все испортила. И Кайден даже проклял свой дар, саму способность слышать эту ложь. И чересчур длинный язык.

Прав Дуглас. Выдержки ему не хватает. Сидел бы, слушал… узнал бы больше.

— Я начала заниматься… дар не сказать чтобы яркий, но мне было интересно.

— А что случилось потом? — Кайден задал вопрос осторожно, понимая, что еще немного — и хрупкое это равновесие окончательно нарушится.

— Потом… — Катарина потерла руку о руку. — Потом… зачем женщине магия?





И на ладонях ее вспыхнули нити силы, которые потянулись через запястья, ложась поверх кровеносных сосудов. Они пронизывали кожу, уходя под нее, протягиваясь сквозь мышцы, связывая кости, сплетаясь в непонятный Кайдену, но смутно знакомый узор.

Он видел такой. Определенно. Но где?

— Извини. Извините, — Катарина стряхнула бражника, который медленно пополз выше. — Наверное… мне нравятся цветы, которые вы приносите, но я вынуждена просить вас…

Ночь затрещала голосами сверчков, уговаривая женщину не спешить. Но когда женщины слушали кого-то, помимо себя?

— Потому что это и вправду может скверно отразиться на моей репутации, — Катарина слезла с подоконника и поплотнее запахнула полы халата.

— Конечно, — пообещал Кайден.

А она покачала головой:

— Вы все равно придете.

— Приду.

— Вы не привыкли никого слушать.

— Увы… говорят, дело в дурной наследственности. — Наверное, ее бы стоило поймать, обнять и притянуть к себе. Согреть. Утешить словами, и не только. А потом, ближе к утру, оставить, потому что люди все-таки слишком много значения придают этой самой репутации. Но Кайден просто сидел, разглядывая женщину, которая была так притягательна и хороша, что сердце обмирало.

И понимал, что придет завтра.

И она будет ждать. Несмотря на все сказанное. И на то, что ныне держится горделиво. Брови вот хмурит, но окно оставит открытым. И огорчится, если зря…

Лилия. Он принесет для Катарины водяную лилию, из тех, что днем прячутся на дне пруда, поскольку солнце чересчур жестоко. А на закате поднимаются, чтобы раскрыться ближе к полуночи.

Они хрупки. Застенчивы. И надежно хранят маленькие лилейные тайны. Катарине понравится.