Страница 96 из 111
Помещение в подвале для заключенных — она же Яма. Был один из отстойников преисподней, предназначена для содержания опасных заключенных. Тут содержались самые отъявленные отбросы общества. Опасные как для себя, так и для окружающих. Именно таких, находить и убивать была моя работа последние два года. Грабители, убийцы, предатели, насильники и прочие прекрасные люди с высокой моралью оказывались именно тут. Каземат был довольно большой, двадцать пять шагов в длину и десять в ширину. В середине был коридор по которому периодически ходили надзиратели. Камеры для самих заключенных были по бокам, по девять с каждой стороны. Они были разделены решетками, и от коридора их отделяли три арочных каменных зарешеченных прохода, два глухих, и один в центре с дверью, и в каждой содержалось по десять человек. Крысы, кровососущие насекомые, вши и прочие гады присутствовали в больших количествах, обитая в комфортной среде слежавшейся гнилой соломы. В изобилии раскиданной по каземату, и служившей постелями и мебелью для заключенных. Потому что другой мебели не было, только холодный камень стен и пола или гнилая солома. Все это дело освещалось тремя тусклыми шарами, артефактами освящения, которые с трудом освещали пару ярдов вокруг себя. Но все равно это было в разы лучше, чем чадящие факелы, которые сжигали кислород которого сильно не хватало.
Естественно в этих казематах надзирателям было плевать на самочувствие заключённых и они предоставляли им самим заботиться о себе. Заболел? Значит тебя Всевидящий наказывает за твои грехи. В камерах всегда была толчея, духота и дикая вонь от сотен тел, годами не видевших мыльню, постоянно блюющих на пол, гадящих мимо ведра, которое заменяло отхожее место в каждой камере. И спертый воздух, который в подвале в принципе не проветривался. Дышать было просто нечем.
Проснулся я от того, что мне чем-то пронзили спину. С трудом сев на полу я обнаружил трех присосавшихся ко мне клещей. Это были жирные темно-серые твари, раздувшиеся до того, что почти превратились в шар. Я прихлопнул их кулаком, и во все стороны брызнула кровь, моя кровь. Эта твари всласть полакомилась мной, пока я спал, клещи были бичом Ямы. Первое, потому что они оставляли ранки которые не заживали и начинали гноиться, второе они были разносчиками болезней. Я посмотрел в глаза окружающих. У одних взгляд был мертвый, у других безумный, у третьих возмущенный, у четвертых испуганный.
Но самое большое впечатление, было то, что это был парад уродов. Как моральных, так и физических. Из-за откровенной дряни, что тут раз в день подавали вместо еды. Это просто было гнилье, самое натуральное гнилье. Почти все заключенные болели, чем дольше ты тут находишься, тем сильнее болеешь. Из-за этого гнилья многие страдали желудком и только у троих в моей камере была прогрессирующая нома. Отваливавшиеся куски челюстей, носов и дырки в щеках с выпадающими зубами. С учетом что никто тебе тут не поможет, нома это приговор, мучительная и растянутая смерть. Двое были покрыты пятнами, у них была горячка и откровенный бред. Клещевой Тиф во всей красе был обычным явлением. Один явно был не в себе, нормальный и здоровый человек не будет головой биться в решетку, разбив себе лоб в кровь и бубня что-то себе под нос.
Осмотревшись я услышал где-то внутри нарастающий барабанный бой, это стучало мое сердце. Я почувствовал, что все мое тело сжимается, как кулак, и сердце мое сковало холодом. Помниться, когда я первый раз попал в канализацию, я думал, что ниже уже некуда падать, как оказалось есть. И надо что-то срочно менять, ибо следующая ступенька будет уже на той стороне.
— Да, что нового расскажешь.
— Подозреваю, что ты права, но нам самим отсюда и не надо выбираться. Тебе придется сходить погулять немного. Помнишь, когда первый раз ты появилась, ты украла кинжал отчима, еще раз сможешь также повторить?
— А мне кинжал и не нужен, стащи листочек бумаги. Надо будет передать записку донне Леоне, заодно узнаем, соврал ли нам Бранкати.
— Думаю, я смогу продержаться до того, как ты вернешься.
— Если это действительно так, найди и предупреди Карлотту. Она сама всем расскажет, что Леона продает своих, но скажи ей, пусть даже не вздумает сюда лезть. С нее станется. В крайнем случае мы примем предложение Бранкати и сами выйдем, а пока ты ходишь, я подумаю еще, может что в голову придёт.
Клякса из теней, чуть темнее чем мрак стоящий в каземате выскользнула из клетки больше ничего не говоря. Оставив меня наедине со своими мыслями и страхом. Который после ухода Полночи начал ползать по венам, оставляя склизкие комки неуверенности. Я встал и ковыляя из-за кандалов поплелся к бадье с водой. Расположенной возле каждой камеры с другой стороны от ведра с испражнениями. Напротив которого я оказывается и уснул. Я протолкался среди арестованных, которые внимательно следили за мной. Обойдя безумца, что долбился головой в клетку я подошел к корыту с водой, намертво прикрепленному железными скобами к клетке. Зачерпнув двумя руками воды я хотел попить, но поднеся к лицу вдохнул и меня передернуло. Будто из болота воды зачерпнул, стоячая затхлая вода.
— Что не нравиться, да малыш? — Раздался хриплый голос сзади меня.
Вылив воду на пол, я не спеша обернулся.
Говоривший оказался мужик сидевший в углу. Здоровый, но отощавший и осунувшийся, с несколькими шрамами от меча, из-за чего его лицо было перекошено, и совершенно безразличными — мертвыми глазами. В такой же черной робе, как и у меня, в черной робе в нашей камере было трое: я, этот мужик и безумец долбившийся головой в клетку. У него был уже рассечен лоб и капала кровь, но его похоже это совершенно не смущало.
— А мне нравиться, — скорчил гримасу его сосед, засовывая в рот гнилую солому. У которого нома уже разъела щеку и половину челюсти. Из-за чего его улыбка приобретала ужасный вид. Он весь был покрыт сыпью и в отросших спутанных волосах копошились сотни мелких белых жучков. Меня снова передернуло, но уже от его вида.