Запил под Хендрикса

Учитель звали Олег Беседин. Отыскался он по объявлению на столбе. Беседин был с небольшой бородкой — соль с перцем, и такими же волосами, взятыми сзади в хвост. Снабдив гостя долгими кожаными тапками допотопной свежести, Беседин проводил Сяву в кухню, где усадил на шаткий табурет. Со всех щелей любопытно глядели тараканы. Из крана в немытую тарелку капала вода. На плохоньком столе, блюдце было украшено желтым, начавшим загибаться куском сыра. В газовой колонке гудело и колебалось синеватое пламя.

Беседин вышел и вернулся со своей гитарой — сел на табуретке напротив, взялся за гриф паучьими пальцами. А Сяве сказал:

— Хорошо, что ты принес гитару с собой, но почему она без чехла?

— А разве нужно?

— Да ты что? Гитара — это оружие музыканта. Представь, если бы рыцари не прятали свои мечи в ножны. Снег, дождь! Приобрети в ближайшее время чехол, очень тебя прошу.

— Хорошо, я обязательно куплю! — пообещал Сява.

— Так, давай начнем. Хотя мы пообщались по телефону, напомни мне — ты когда-нибудь пробовал играть? Знаешь аккорды?

— Нет.

— Тогда и настраивать наверное не умеешь?

— Я хочу играть музыку в стиле вок и хэви-метал, и чтобы делать это, готов на всё! Буду учить аккорды и как настраивать!

Тут Сява вскочил с гитарой наперевес и, вращая рукой, нанес несколько ударов по струнам. Неподключенная электруха тихо затренькала.

— Ого! Какой энтузиазм! — Беседин рассмеялся.

С проломленной розовой дырой в голове он представился Сяве, на секунду, в замершей грёзе. Надо было помотать головой, чтобы видение стряхнуть. Сказал:

— А вы мне аккорды покажете?

— Конечно. А еще я научу тебя читать табулатуры.

Научишь конечно!

Глава 5

Как несладко пришлось директору

— Почти пришли, — Сява указал Никодиму Петровичу на свой дом, панельную хрущовку, вросшую основой в палисадник. Николай, отец Сявы, высадил тут растения — красный перец и табак. Всегда пригодится.

Сяве пришло на ум похвастаться:

— Мой отец как и вы.

— Что ты имеешь в виду?

— Несет культуру. Он ходит с пилой и режет людям телевизионный кабель. Потом только починят — он опять ходит и режет. Так люди читают больше книг и могут ходить в кино и театры.

— Признаться, мне тоже иногда подобные идеи лезут в голову! — ответил директор, улыбаясь.

Квартира Савченко была на первом этаже, без балкона, с окнами, наглухо завешенными тяжелыми пыльными шторами. Форточки закрыты, краска на рамах почернела, потрескалась. А вы больше мыслей об асфальт, тогда, может, окрасится мир цветами радуги?

Обошли дом — вход со двора. Сява галантен — набрав на двери код, пропускает директора — только после вас! В парадном темно. Никодим Иванович по шершавой стене ведет рукой, ступает осторожно. Как бы не споткнуться.

— Дверь прямо. Сейчас открою.

Долго звенел ключами, гремел замком, пока не отворил. Сам вошел первым, директор — следом. В нос Никодиму Петровичу ударил запах, какой бывает в больницах около прачечной — переваренным бельем, какой-то мазью и лекарствами. Поморщился. Как бы не предложили тапки!

Из глубины квартиры доносился негромкий разговор. Человек задавал вопросы и себе же отвечал. Тихо и спокойно, как за столом обсуждают пресные новости. Никодим Петрович мялся в коридоре. Никто не шел, Сява не торопился знакомить его с родителями. Сява вообще стоял и бился головой об стену возле зеркала, повторяя:

— Каждый день я хочу вырасти большим.

— Что ты? — тронул его директор за плечо. Сява отвлекся и сказал:

— Пройдем пока на кухню. Папа занят — работает.

Свернули из уродливо заваленного вещами коридора в кухню, где на мойке громоздилась посуда, с потолка свисала лампа в абажуре из пластиковой бутылки, а окно было завешено по периметру гирляндой чеснока и прикрыто тяжелыми, пыльными и жирными шторами.

В соседней комнате, Николай в воображении проводил уникальную операцию по удалению аппендицита. Он — медицинское светило в изгнании, ждет своего часа. Но вынужден практиковать.

Стоит пред письменным столом. В одной руке — воображаемый скальпель. На столе — воображаемый же пациент, в бедрах прикрытый полотенцем.

— Тимофей Евгеньевич, благословите, — просит Николай профессора Чучу. Образ кивает.

— Начнем, — говорит Николай и смело делает разрез.

— Открыть потогонный канал. Дайте марлю.

Медсестра подает клок марли.

— Зажим, шприц. Ставим новокаиновую блокаду. Отрите мне пот со лба. Так, хорошо! Время! Начинаем отсасывать гной. Посмотрите на его печень. Видите, к чему приводит беспробудное пьянство. Студенты могут войти!

Снова кухня. Никодим Петрович уставился на предложенную ему чашку. Сейчас Сява нацедит туда кипятку. По ободу чашки — коричневый налет. Заботливо ученик выставляет на стол:

— Сахар. Чай.

Сахар — россыпь по щербатому блюдцу, чай — испитый пакетик, еще даже влажный. И вдруг звонок в дверь. Сява идет открывать. На пороге вороватый дядя, низенький, юркий. Говорит:

— Я ваш налоговый инспектор. Пришел взять налог на кота. У вас есть кот?

Сява упирает руки в бока:

— У нас нет кота! Покажите служебное удостоверение личности!

— Мою личность удостоверяю я сам, — отвечает юркий дядя. За Сявой возникает директор:

— Вообще-то вы обязаны предъявить по запросу.

— А на вас у меня тоже есть дело! — достает из нагрудного кармана бумажку, раскладывает её и читает вслух:

— Колбаса!

Смеется и убегает. Гремит лестница, хлопает парадного дверь.

— Шутник какой-то, — говорит Никодим Петрович.

— Может шутник, — отвечает Сява, и тут же добавляет мрачно: — А может маньяк.

Директор трогает очки на переносице. Сейчас достать бритву или позже? Возвращаются на кухню. Сява подвигает к Никодиму Петровичу чашку:

— Не стесняйтесь. А папа сейчас операцию доделает и выйдет.

— Какую операцию?

— У него частная медицинская практика.

Директор огляделся:

— Не скажешь, что это приносит большой доход.

— Папа денег не берет! У нас иные источники денег. Крутимся как можем. Собираем копейка к копейке. Чтобы купить для меня велык.

— Горный? — улыбнулся Никодим Перович.

— Горный, — Сява кивнул и выставил вперед руки, будто держит рогатый руль.

— А я вот не знаю, почем сейчас велосипеды?

— Разные бывают. Мы хотим за миллион.

— Думаешь, есть такой?

— Думаете не потянем?

— Да нет, просто я сомневаюсь, что есть велосипед за миллион.

— Почему это вас так беспокоит? — глухо и строго, из своей комнаты прокричал папа Сявы. Никодим Петрович сразу и не разобрал. А когда понял, то отозвался:

— Да я ничего! Можно вас на минутку?

— Занят! Ответственная работа!

— Здравствуйте! Я директор вашего сына!

— Погодите минут двадцать!

— Хорошо!

Сява не мог решить, чем гостя занять. Можно, конечно, показать запил под Хендрикса. Но что-то сдерживало. Хлопот много будет. Больше, чем обычно. С другой стороны, а кто видел, что директор с ним домой пошел? Ну какой-то незнакомый тип возле школы, и всё. Не будут же того склочника нарочно потом искать.

— Ты говорил, что умеешь играть на гитаре? — спросил директор. Сидит и верит в руках чашку, дует — всё боится приступить к чаепитию. Да дерзай ты!

У Сявы внутри ёкнуло.

— Вам сыграть что-то?

— Не откажусь!

Пока Сява ходил за гитарой, директор проворно вылил чай в раковину, стараясь не тронуть гору посуды. Кастрюли, тарелки, и даже одна сковородка, грязные и наполовину заполненные водой, держались пирамидой благодаря чуду или, возможно, отсутствию в кухне воздушных токов. Ночью небось всё тараканами кишит. Тараканы в голове и кухне.

Никодим Петрович стал настраивать себя на нужный лад. Что-то Сява не идет. Вот такие ученики — головная боль. Вместо того, чтобы нести свет учения, он, директор целой школы, должен тратить время на… Как это назвать?