Ракета

— Новый лесник! — крикнул Горшин.

Со стоном Петя повалился навзничь, но рюкзак за спиной помешал и тело повернулось боком. Лесник крутанулся на месте, зарываясь в снег. Пропал.

— Где он?! Где он?! — кричал Николай.

Андрей бежал через лес, ломая руками сучья, поднимая сыпавшиеся веером волны снега. А там, на поляне, встали спина к спине Горшин и Николай, Николай и Горшин. Петя шмыгнул носом.

21

А она не спала — Кира — не спала, все металась на кровати в полудреме. Как чувствовала. Три часа ночи с половиной. Удары в дверь. Кто-то колотил ногами.

Перепугались, всполошились.

— Я сейчас милицию вызову, — сказал Пантелей Андреевич. Но Кире уже смотрела в дверной глазок.

— Андрюша!

Его впустили. Уставший, запыхавшийся. Стащил шапку — волосы мокрые. В коридоре сел на обувную полку и, глядя себе под ноги, тяжело уронил слова:

— Они остались в лесу.

— Где они? Почему? — наперебой спрашивали Кира и проснувшаяся Маша. Старик Бохов молчал, но лоб его пересекла долгая, поперечная морщина. Он думал думу. Андрюша переставил ноги и смутился:

— Я вам тут наследил. Дайте мне тряпку, я вытру.

— Где мой Николушка? — протянула к нему руки Кира, — Где Петя?

— Петю вашего зарубил топором лесник.

Кира начала падать, однако ее подхватил под руки Пантелей Андреевич. Удерживая безвольное тело, он дрожащим голосом просительно сказал:

— А Коля где?

— Я… Да я… — Андрюша схватился за голову и зарыдал.

Не время сейчас для слез. Пусть Кира стоит, запустив руки в волосы и раскачиваясь, подвывая. Пусть Маша панически ходит из угла в угол с потемневшими мокреющими глазами. Старик Бохов лезет в диван.

Сергей Иванович спит. Громко тикают часы. В соседней комнате с присвистом храпит Кадетова. Сергей Иванович всю подушку обслюнявил, наивный человек. Ему снится, что купцы водят хоровод. А он стоит посередине и улыбается во весь рот. Потому что сейчас ему будут дарить калачи и пироги с капустой. Очень любит Сергей Иванович пироги с капустой. Ел бы и ел.

Разбудили его какие-то подземные толчки. Сергей Иванович надумал было лезть под стол, чтобы в случае землетрясения обвалившийся потолок его ненароком не прибил. Спросонья Волшебников упал с кровати, встал раком и, ощущая ладонями холодные половицы, начал бесцельное движение вперед. Думал: «Только бы выбраться! Только бы выбраться!».

В это время включили свет и Сергей Иванович прозрел. Это старик Бохов вылез из дивана, на котором спал Сергей Иванович, и включил свет.

— Выручайте, Сергей Иванович! — сказал ему Бохов.

— Каким ооохбразом? — с кряхтением осведомился Волшебников, вставая на ноги.

— У меня беда.

— Что, что случилось? — на пороге показалась Кадетова, в белой ночной рубашке, сидящей на ней колоколом. Бохов вкратце рассказал о случившемся и заключил:

— Пришел к вам, как к опытному человеку, Сергей Иванович. Я уже старик, а то бы я сам поехал в лес их вызволять. Очень вас прошу. Я очень вас прошу.

И приложил руку к сердцу. Сергей Иванович сел. Потом встал. Потом снова сел. Потер пальцами виски. Наконец заговорил:

— Когда я появился здесь, была осень. Я пришел в легком плаще. Теперь уже зима и адские, просто адские морозы — я слежу за прогнозом погоды. Вынужден вам отказать, уважаемый Пантелей Андреевич.

Бохов сделал шаг, открыв рот. Сергей Иванович поднял руку:

— Мне не в чем выйти на улицу.

— Я дам вам фуфайку! — крикнула Кадетова и бросилась в коридор, оттолкнув стоящего на пути старика. Бохов бросил просительный взгляд:

— Так что же, Сергей Иванович?

— Да. Да. Конечно. Я уже собираюсь. Фуфайку!

Появилась Кадетова, неся в руках стеганую, цвета грозовой тучи фуфайку. Сергей Иванович накинул ее:

— Хороша!

— Ваш фасон! — восхитился Бохов.

— Скорее, скорее, — поторопила Мария Ивановна. Сергей Иванович одел носки, брюки и строго сказал Кадетовой:

— А валеночки битые?

— Сейчас, сейчас принесу!

Когда она вернулась с валенками, в комнату зашел Кадетов. Он спустился с чердака. Он сказал:

— Мама, что за шум? Я не Леонардо да Винчи, который спал по три часа в сутки. Мне нужен полноценный отдых. Я работаю над полотном. Вы тут это понимаете?

— У Пантелея Андреевича случилась беда, — пояснила мать сыну.

— Беда случится, если вы будете мне мешать. Я вас всех кисточкой помажу!

Кадетов сжал челюсти и вышел, скрипя половицами. Полез к себе наверх. Стремянка застонала.

— Сердце надо иметь! — сказала ему вслед Кадетова.

— Оно маленькое, на всех не хватит, — уже с чердака отозвался Егор.

Волшебников был уже одет и обут. Он улыбался, на нем плотно сидела фуфайку, согревая душу. Он зашагал по коридору к выходу из дома. Бохов топал следом:

— Я бы сам. В лес, поехать. Но где их там искать? А вы найдете. Я знаю, вы найдете?

Шла за ними и Кадетова. Дверь, открыли. Свободный как мята воздух. Сугробы во дворе, сугробы в небе. В снегу утонули калины кусты и сирени. Протоптанная дорожка ведет к калитке в заборе. Мягко ступая валенками без галош, Сергей Иванович проходит к ней, отворяет и поворачивается:

— Ищи-свищи!

Прочь бежит, сжав кулаки. Со смехом в груди. Ветер свистит в ушах. Проулки-переулки, всё сказочно-красиво, мягкие тени, мягкие очертания, сонные домики, слепые заборы, одинокий фонарь на пустом перекрестке. Все спят, пробежала черная собака. По своим делам. По своим делам. Скрипнул фонарь наверху. Сергей Иванович остановился. Дышит тяжело, сердце бух-бух. Поршень насоса в голове ходит, вверх и вниз. Надо постоять. Постоял. Тишина. Губы потрескались от мороза. Облизнул нижнюю, кисло-солено. Хорошо на улице.

Ступень вторая

1

Велик город Бздов. Столица. Вон ее огни на правом берегу за рекой перемигиваются. Темно, вечер. Этот берег — левый, снеговая пустошь да ельники черными клиньями. Идет ходок Михаил Золотов, голову в плечи втянул. Ушанка по глаза надвинута. Ватник делает его похожим на жирного ворона. За спиной рюкзак, крест-накрест ремни на груди сходятся. Дышать тяжко. Ох тяжко. А еще идти сколько. Машинки мельтешат далече, а дома еще дальше. Город света, ночной жизни. Золотов правду идет искать.

Он низок, и встречный ветер пуще пригибает его к земле. Снег порошит в глаза. Скоро тропу вообще заметет. Тогда становись на четвереньки и иди. Тяжко.

Сесть бы не вставать. Закурить нельзя, дует. К правде, к ней всегда через пень-колоду добираешься. Главный министр надёжа. Будет — примет, выслушает, прикажет. А потом Михаил спросит, как по святым местам пойти. Ему скажут.

Это из Мотовиловки он шагает. Пеший путь. Своим ходом идти решил, обещал. Мотовиловка далеко отсюда, не видно. И если на гору высокую влезть, тоже не видно. Может быть с самолета видно, но на самолетах Михаил не летал. Видеть — видел, кукурузник. На поля удобрения бросал, чтоб жука не было. Жук тот суров, из далекой страны Колодаро. В Колодаро все такие вредные, и жуки и люди. Может они жуков таких специально вывели. С них станет.

Стоит Мотовиловка на трех холмах, промеж ними болото. Там когда-то речка была. С каждым годом болото поднималось выше и выше. Поглотило нижние дома, затопило пару улиц. Руководство района обещало насос притарабанить, чтоб то болото осушить. Взамен денег попросили, для добрых людей. Им тоже жить надо, а зарплаты — как кот наплакал. Так сказали. Мотовиловцы дали. А руководство нет.

И Золотов, как самый главный активист в деревне, вызвался идти пешим ходом в столицу. За правду. А что, надо же кому-то идти. Золотову и сподручнее — он вдовец, человек религиозный и обстоятельный, мыться-бриться ему в дороге не нужно, питаться может кореньями, добываемыми из-под снега, а чай пить из термоса. Так и пошел.

Велик город Бздов. По представлению Михаила, там каждый второй по улице ходит — профессор. Бородка, пиджачок, всё как надо. Соберутся на улице кучками по три, а то и четыре человека. Обсуждают научную проблему. Или в магазине. Вдруг разворачивается острый диспут о составе атмосферы на планете Марс. Есть ли там бром?