Извек

— Значит не совладал! — заключил Бессмертный утвердительно. — Выходит не по твоим лошадиным зубам оказался!

— А пошёл ты, почтеннейший! — прошипел Бутян, зверея.

Кощей задохнулся от гнева, но быстро взял себя в руки. Голос вновь зазвучал тихо и умиротворённо:

— Доблестный Бутян, ты не забыл? Я плачу! Выполни и я увеличу золота втрое…

— Да забей ты себе это золото… плашмя! — перебил Бутян и дёрнул головой, вытряхивая из-под темени голос далёкого собеседника. С удовольствием почувствовал, как в голове заметно прояснилось, вновь услышал свист ветра в скалах и глубоко вздохнул.

— Это уже моё дело!..

…Лицо Кощея застыло как валун, из которого вытесали кресло. Кожа натянулась, обрисовав кости черепа. Пальцы на подлокотниках-ушах едва не крошили желтоватый камень. Каждый нерв Бессмертного ловил звуки боя двух смертных, но мысли скользили холодно и неспешно.

Конечно, скорая смерть предстояла обоим, но первым должен был умереть тот, кого звали Извеком. Дружинник, исполнивший Кощеево поручение лучше, чем можно было ожидать. Именно это «лучше» и было причиной, чтобы Сотник отправился в вирый поскорее и любой ценой. Однако, отправить подобного молодца к предкам — дело мудреное. Бойцы, способные с таким справиться, на дороге не валяются.

Бутян, непревзойдённый боец, хитрый как лис и быстрый как ветер, был таким поединщиком. Теперь Кощей, превратившись в слух, ловил звуки боя атамана и Сотника. Кощей чутко вычленял, из топота и звона, яростные рыки Атамана и звуки, вырывающиеся из горла Сотника. Бутян, при каждом взмахе, будто проламывал крепостную стену: слышалась неудержимая мощь и свист рассекаемого топором воздуха. Извек же крякал отрывисто, будто колол дрова точными, выверенными ударами.

Внезапно звякнуло иначе, прошуршало несколько спутанных, неверных шагов. Несколько мгновений сипел лишь воздух, прогоняемый могучей грудью наёмника. Кощей же наоборот — почти перестал дышать, впитывая каждый шорох.

— Неужели сделал!? — прошептал Кощей одними губами.

Нет. Бутян вновь рыкнул, как разъярённый медведь. Между стен ущелья опять зазвучали удары, хрипы раскалённых глоток и шорохи подошв по камню.

Атака следовала за атакой. Кощей болезненно поморщился, будто звуки причиняли невыносимое страдание. Опять что-то тяжёлое грохнулось на мост и, гремя доспехом, покатилось по камням.

— Ну же! — вырвалось у Кощея. — Добей, Ящер тебя задери!..

Но тот, что упал, так же быстро вскочил. Свист летящего топора оборвался гулким звоном, едва не порвавшим ушные перепонки Кощея. Из под чьей-то ноги с хрустом выломались камни, но дробный хруст тут же оборвался — россыпь ушла к скальным клыкам на дне ущелья. Несколько мучительных мгновений тишины и бой продолжился с прежней силой. Внезапно звон прервал смачный шлепок, будто в стену хаты влепили крупный сырой снежок. Другое тело проехалось по земле, вслед загремело выпавшее топорище.

Верхняя губа Кощея брезгливо поползла вверх, лицо перекосила досадная гримаса. Нужды слушать больше не было. Уже и так знал, что поединок закончился. Сейчас быстро шаркнут подошвы сапог Сотника, коротко вжикнет лезвие Кладенца и дело завершит влажный хряп раскалываемого как орех черепа Бутяна… Бессмертный безнадёжно покачал головой, стряхивая наваждение дальнего слуха.

— Ну людишки, — простонал он, поднимаясь с причудливого каменного трона-языка.

Жилистая длань устало потянулась ко лбу, пальцы собрали кожу на висках в складки.

— Жалкие смертные! Всё играют в старые бирюльки! Поединок… Честь… благородство… великодушие… Придурки! Пыль на сапогах времени! Бестолковые созданья, не замечающие горных хребтов поперёк дороги, но спотыкающиеся на самом ровном месте! Пшено наивного Рода! Срань земли!..

Бессмертный зло вздохнул и тяжело направился к столу. Наполнил алмазный кубок, медленно осушил до дна и, как огрызок, швырнул через плечо. Под потолком зала рассыпались колокольчики звонкого эха.

— Почему же в других землях, в самых безмозглых племенах, любой шакал знает, что честность — хорошее качество, когда все вокруг честные, а ты нет. Благородство — великая штука, когда среди благородных сам — подонок. И гордость хороша когда прочие у тебя под пятой!

А у этих все по старинке! Каждый лапотник, едва морду от навоза ототрёт, так туда же… Душа нараспашку, честь всерьёз, гордость до кровавых соплей, благородство — хоть башку откручивай!

Кощей застонал, исполненный бессильной ярости. В сердцах смёл со стола чаши и кувшины.

— Ну ничего, скоро новая вера посшибёт всю спесь. От рабов божьих до простых рабов шажок меньше пичужьего. Коли перед чужим богом спину согнут, то и на колени встать недолго. А вот стоять на коленях придётся долго… Ох, как долго…