Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 5



Ольга Муравьева

Море из берегов не выходит

Andante Cantabile

Вероника стояла перед зеркалом и равнодушно, даже несколько рассеянно смотрела на своё отражение. Простое тёмно-синее платье, пошитое к Новому году у местной портнихи, сидело на ней безупречно. Длинные пепельно-русые волосы тщательно расчёсаны и привычно стянуты узлом на затылке. Украшения? Да не носит она никаких украшений… А чтобы «оживить» платье – ведь надо же его как-то «оживить», так принято – она повязала на шею яркую шёлковую косыночку. Ну, вот и всё. «А что лицо-то такое траурное, а? Тебя, Вероня, в ресторан пригласили, в самый лучший и дорогой из трёх, имеющихся в наличии, и ты не смогла ничего придумать, чтобы отказаться… Или просто запретила себе отказываться? Сколько же можно от «счастья» своего бегать! Ведь «мужик-то – деловой и толковый», нестарый, холостой и с серьёзными намерениями, судя по всему. «На руках носить будет!», «Как за каменной стеной!»– вот это про таких, как он, точно. А тебе – всё не так. Опять не так! И этот ужин в ресторане – простая отбываловка: не смогла отвертеться, значит, придется потерпеть…»

Нет, ну конечно, она могла бы позвонить и сказать, что плохо себя чувствует, что простыла, подхватила грипп… Но она ведь знает этих «толковых и деловых»: услышит про плохое самочувствие и тут же прилетит к тебе домой – с цветами, фруктами, жаропонижающими и противовирусными. А вот этого уж никак нельзя допустить. И поэтому ей надо всё же пойти, вежливо отсидеть два-три часа, поддерживая разговор и мило улыбаясь, а потом… А вот про «потом» лучше сейчас не думать. Проблемы надо решать по мере их поступления, верно ведь?

Из динамика на кухне льётся музыка – лёгкая, светлая и немного печальная… Но мелодия незнакомая. Кто бы это мог быть? Определённо классицизм, но кто именно? На Моцарта не совсем похоже, нет его абсолютной воздушности и прозрачности… Вивальди она почти всего знает, хотя, возможно, это и он … Или может быть, Гайдн? Ну почему после исполнения не могут снова сказать, что это было, кто композитор?… Так и будешь теряться в догадках! Вероника накинула шубку в прихожей, погладила и почесала за ухом вертевшуюся под ногами кошку и, вздохнув, вышла из дома.

На улице было уже совсем темно – как же короток зимний день на севере! – и с бархатно-чёрного, безмолвного и бездонного неба медленно-медленно падали крошечные серебристые звёздочки, затевали замысловатый танец в призрачном свете фонарей, опускались на притихшую, сонную землю. Вероника подняла повыше воротник шубки и зашагала вдоль пустынного бульвара.

Вот уже больше месяца она здесь, в этом маленьком городке, и уже почти привыкла ко всему: к своей съёмной квартирке, к кошке, которая осталась от прежней хозяйки, к новой работе, к детям. Привыкает она и к здешней зиме. Говорят, она тут суровее, чем в её родном городе, на побережье. Но это лишь расхожее мнение. Да, морозы здесь сильнее, но зато нет ветра и влажности, и поэтому почти совсем не мёрзнешь. На работу она ходит пешком, почти через пол города, но это не так уж далеко, потому что здесь всё как бы в уменьшенном размере, и поначалу кажется даже каким-то игрушечным, ненастоящим. Самое необычное, то, что больше всего поразило Веронику, и к чему она, пожалуй, до сих пор не привыкла, – это горы, окружающие городок со всех сторон. Они не такие уж высокие, но всё-таки это горы, а не холмы и не сопки; и ещё они очень забавной формы – как куличи, которые лепят дети в песочнице. Идёшь по улице, поворачиваешь голову – и раз! – на тебя в упор смотрит шоколадная гора-кулич. Веронике, привыкшей к морским просторам, здесь всё время кажется, что её взгляд спотыкается об эти горы… И в то же время, они её завораживают. Сейчас все вершины покрыты снегом, очень красиво. А весной, как говорят местные жители, на склонах зацветают дикие вишни и абрикосы, и зрелище просто волшебное. Ну, что ж, до весны уже недалеко, поживем – увидим. Вероника думала, что она будет очень скучать по морю, но зимой его отсутствие как-то не ощущается… А летом, летом ведь можно съездить домой.

На работу её приняли сразу, без лишних вопросов и с распростёртыми объятьями. Дали седьмые и восьмые классы – самый сложный возраст: многие учителя боятся с ними работать, тем более что дети в этой школе в большинстве своём не из семей, а из детского дома. Но Веронике показалось, что они довольно послушные, и тянутся к взрослым,… не так, как малыши, конечно, но всё же. И очень любят, когда просто читаешь им вслух или рассказываешь что-то. А стоило ей на один из уроков взять с собой гитару и спеть им пару песен, так они и вовсе к ней расположились, и теперь, конечно, просят, чтоб непременно была и гитара, и песни – каждый раз.



Завёлся у неё здесь и «поклонник». Один из местных бизнесменов, «деловой и толковый мужик», – именно так выразилась директриса. Он уже несколько лет помогает детскому дому и школе, приезжает аккуратно раз в месяц. Вернее, приезжал в раз месяц. Теперь он наведывается каждую неделю, а иногда и не раз, и обязательно заглядывает к Веронике в класс, расспрашивает о детях, и как бы между прочим, о ней самой. Вчера утром пришла на работу – на столе стоит огромный букет. А завуч уже тут как тут и подмигивает: «Сергей Николаич твой приволок!» Вот уж и «твой», пожалуйста. Как же всё быстро у людей! Это только она по два года ходит кругами около любимого человека, не смея приблизиться на расстояние выстрела. …Может быть, этот Сергей Николаевич и хороший человек. Да наверняка хороший… Но – душа не лежит. Что-то не то, не то… Какая-то червоточинка. Вероника не могла объяснить себе самой, в чем она заключается, червоточинка эта… Но чувствовала, что это – совсем не её история, и ничего тут не поделаешь. Да и занято ещё сердце, занято. Нет там пока свободного места, а когда освободится, неизвестно. …

Однажды, в какой-то книжке или статье Вероника вычитала о правилах, которые помогают справиться с безответным чувством. Причём, было написано, что взяты они из каких-то манускриптов чуть ли не ветхозаветных времён. Первый – «принцип цитадели». Имеется в виду, что человек должен найти какое-то дело, которому бы он отдавал все свои духовные и физические силы, и это дело станет твердыней, крепостью, способной защитить от разрушительного чувства. Второй – «принцип белых одежд»: подразумевается, что человек, как бы ни было ему тяжело и больно, должен заботиться о своей внешности и физическом здоровье, и даже тщательнее, чем обычно. А третий принцип, – она забыла его точное название, – состоит в элементарном бегстве. Нужно покинуть место, которое связано с твоей любовью, поставить между собой и любимым человеком преграду расстояния, чтоб не было искушения видеть его и вновь искать встречи. Вот такие простые правила, и Веронике казалось, что современные психологи, будь они хоть трижды докторами наук, ничего лучше этих древних заповедей не придумают. И она прилежно последовала этим правилам, – именно поэтому она сейчас здесь, в тысяче километров от родного города, на новой работе, которая поглощает её всю, и регулярно ходит в спортзал и заказывает себе наряды в местном ателье…. Только не очень-то всё это помогает… Забыть мальчишку-музыканта, на четыре года её младше, бродягу, философа и «нищеброда» никак не получается…. Может быть, всё-таки слабая у неё цитадель? Или сбежать надо было подальше? Но от себя-то не сбежишь, вот в чём дело.

– Ну, Вероника, давайте выпьем за нашу встречу! – Сергей приподнял наполненный до краёв бокал и посмотрел в глаза сидящей напротив девушке. Точнее, хотел посмотреть: она быстро опустила длинные ресницы, избегая прямого взгляда. Осторожно отпила пару глотков и отставила свой бокал в сторону.

– Вы совсем мало пьёте, Вероника.

«Начинается…» – она сделала нетерпеливое движение, и он, заметив, добавил:

– Ведёте трезвый образ жизни? Похвально, похвально.

«Очень мне нужна ваша похвала…» Она разгладила льняную салфетку на коленях и заставила себя улыбнуться. Он тут же засиял, как майский жук, в ответ. «И вправду на жука он похож» – подумала Вероника, рассматривая ухоженное, покрытое ровным бронзовым загаром лицо с аккуратными тёмными усами и бородой. Карие глаза мягко, но уверенно смотрели из-под чёрных густых бровей. Пахло от него тоже, как от жука – каким-то смолянисто-древесно-медовым парфюмом. Вероника невольно представила, что и тело у него, должно быть, всё в густых, жёстких, тёмных волосах, и брезгливо поёжилась.