Голос Древних

Глава X: Главная из историй

Арки торжественно молчали, а цветные полотнища звёзд пригасли, словно соглашаясь с важностью момента. Одиссей шаг за шагом поднимался по лестнице, которая казалась бесконечной, но была не такой уж и большой — если идти строго по дорожке, ведущей на самый верх. Другое дело, если решить прогуляться в стороны: лестница часто расходилась на переходы, и вся Башня состояла из уровней, по которым можно гулять часами и даже днями, изучая фигуры, стоящие, сидящие и парящие в провалах и альковах.

В некоторых арках застыло по одной фигуре, в других по две (таких казалось большинство), в иных виднелись по три и даже больше. Кое-где встречались рои. Там, где можно, существа были настоящего размера: одни щуплые и крошечные, другие высокие и мощные, попирающие пятиметровые своды; да и арки разнились по размеру, чтобы достойно представлять всех. Там же, где требовалось показать гигантское или микроскопическое существо, пространство под сводом искажалось и для масштаба всегда давался… большой пакет со Взрывными Ахимбарскими Бумбарами Высшего Качества.

Заметив это, Одиссей удивлённо покачал головой и растроганно улыбнулся — он понял, что Планета Ноль изучила человека и создаёт финальную декорацию исключительно для него. После всего, что победителю пришлось преодолеть за буквально пару часов, это было очень человечно.

В Башне не нашлось ни одного повторяющегося существа, и будь у детектива нейр или хотя бы допотопный инфокристалл, то окинув все ярусы сканирующим взором — он мог бы узнать, что в арках находится чуть больше четырёх тысяч разных этноидов всевозможных видов и форм. Именно столько разумных рас проживало в Галактике.

Одиссей смотрел на них, затаив дыхание, словно видел больше, чем показано. Чувства бродили в нём почти бездумно, он ощущал одновременно и прилив адреналина после победы, радость от осознания, что всё кончено, все опасности преодолены — и опустошение. Но физическая усталость отступала: его молодое тело радовалось, что живёт, а боль улеглась поглубже. Даже шея посчитала происходящее слишком важным, чтобы отвлекать. С каждым шагом сияющая синяя звезда становилась ближе, а Одиссея всё сильнее охватывало торжество.

Он прошёл мимо двух диффузированных боками мелкарианцев, пары лууров, которые переплели хвосты, одинокого властного алеуда с двенадцатью рогами, таллийцев в прыжке с грациозно раскрытыми крыльями, бабочку-хаммари, окружённую порхающим роем, жера с кусками заскорузлой брони, которые расходились при дыхании, открывая беззащитное нутро, ру’уна, парящего в позе медитации, аж восьми маленьких ментальных ний, сидящих четырьмя парами на разных выступах каменной арки — и всех, всех, всех.

Наверху своды Башни начинали изгибаться и уходить широкими волнообразными полосами к самому центру — семидесятиметровой медузе, венчавшей эпохальное строение. Одиссей прошёл мимо последней арки, человеческих юноши и девушки, которые держались за руки и смотрели вдаль; вступил на изогнутую волну и поднимался по ней, пока не взошёл на поверхность тела сайны. Звезда призывно сияла впереди.

Каменное тело медузы казалось подвижным, пластичным и живым. Оказывается, их шкуру покрывали едва различимые асимметричные узоры, и иногда по ним, как по запутанным путям, пробегали слабые огоньки: зелёные, красные, фиолетовые, синие…

Детектив подошёл к звезде, и все титанические фигуры прародителей склонились, разглядывая маленького человека. Гигант подался вперёд, торжественной тенью опустился на Планету судьбы, уменьшился до размеров человеческой головы — и повис перед Фоксом. Это было толстенькое веретено из дышащего пещеристого тела со спиральными кругами красивой полупрозрачной бахромы; оно неторопливо крутилось то в одну сторону, то в другую, и слегка танцевало вверх-вниз, словно вечно свободное и беззаботное создание в глубинах морей.

— Здравствуй, Одиссей, — сказал Древний.

Его голос шёл ниоткуда и отовсюду, и звучал удивительно: в нём было величие, отрешённость и скорбь, но вместе с тем дружелюбие и тепло. В отличие от Схазмы с её вымученным и вдирающимся в психику криком, архаи не пытался звучать круто — но от его голоса у Фокса прервалось дыхание.

— Здравствуйте, Древние.

— Ты победил в нашей маленькой игре.

Кажется, этот факт вызывал у архаи радость.

— Да уж… Спасибо, что нарисовали последнюю часть картины в виде Башни.

— Тебе нравится?

— Самая красивая метафора.

— Не хуже Вавилонской? — кажется, в голосе была улыбка.

— В отличие от Вавилонской, она завершена.

— Да, — тепло согласился Древний. — Сайны воплотили свой замысел, самый грандиозный из всех.

— Они решили пойти вашим путём? Но вместо пяти рас смогли засеять галактику тысячами и синхронизировать их развитие, чтобы мы все выбрались в космос примерно в одну эпоху?

— Да. Невероятно, правда?

— Невероятно.

Одиссей пытался, но не мог даже представить всей громады деяния, которое сайны сумели свершить.

— Но это уже конец истории, — мягко посетовал Древний. — А начало?

— Вы расскажете?

— Мы уже рассказали. Но важнее не то, что сказано, а то, как услышано. Что услышал ты?

У архаи не было глаз, но кажется он видел Одиссея целиком, подобно книге, и с интересом вглядывался в страницы.

— О, я люблю собирать истории из осколков, — улыбнулся детектив.

— Тогда поведай самую главную.

Человек помолчал, собираясь с мыслями.

— Давным-давно появилась вселенная, но она была пуста. А пока в мире нет того, кто его осознаёт — считай, нет и мира. К счастью, в основе вселенной лежит парадокс простоты и сложности. Всё мироздание целиком — вырождается, упрощается и тратится безвозвратно, в конечном итоге оно станет однородной тёмной массой. Но именно за счёт этой траты неизбежно усложняются отдельные сущности. Из пыли возникает звезда, из малого числа элементов — большое, из элементов структуры, сложные самоподдерживающиеся системы, из них жизнь, из жизни разум, а из разума — цивилизация. И так далее. Вселенная отдаёт и тратит себя, чтобы мы могли появиться и расти.

— Иксарцы называли мир Жертвенным Родителем, — поклонился всем телом Древний, похоже, это означало кивок.