Сколько стоит рекорд

И Гришке Мыльникову надо нос утереть. Обязательно! А то — крохобор! Ишь ты!

А впрочем… Впрочем, все это бесполезно.

Фабрика не хочет браться. Как ее заставишь?

Яшка уже несколько раз подходил к Валерке. Но молчал, только глядел вопрошающе.

Валерка пожимал плечами. А что он — гений, что ли? Или министр? Откуда он знает, что надо делать?

— Может, опять сходим к этому… — Яшка зажал ладонью правый глаз.

Валерка поморщился. Сходить-то нетрудно. Но что они скажут там, в Комитете контроля?

Нет, главное, не торопиться, не натворить глупостей в спешке.

Главное — все хорошенько обмозговать. И найти правильный ход. Это — как в шахматах… Найти единственное, точное продолжение…

И вдруг Валерке показалось, что он нашел. Да, точно, нашел!

Надо поехать туда! Поехать в этот чертов Воздвиженск! Прийти на фабрику и все толком объяснить. В письме ведь много не скажешь. А там, на месте, прижать директора в угол. Как, мол, так?! Отказывается от такой госидеи! Ведь это трусость! Да, трусость.

Валерка сунул оглоблю очков в рот и, стараясь не горячиться, еще раз все обдумал.

Да, точно. Ехать!

Только — кому? Кто должен ехать?

Не колеблясь, он тут же решил: химик! А кто же иначе? С мальчишками директор фабрики, пожалуй, и говорить не захочет. Да и не пустят еще на фабрику. Паспорт… Давай удостоверяй личность… Что ты, значит, не диверсант, не собираешься взорвать всю эту карандашную фиговину. А какой у Валерки паспорт?!

Была еще одна заковыка: деньги на поезд. Ну, это Валерка сразу решил: сложимся, кто сколько может. Наскребем! Не обязательно в мягком ведь. И в купе тоже пусть министры ездят! А мы — и в обычном, сидячем… Не баре!

Рассказал Валерка свой замысел Альке. Тот подумал и изрек:

— Блестяще! Именно — к директору! И именно — химик!

После уроков Валерка пошел к Илье Борисовичу. Ребят в химкабинете уже не было. Учитель что-то искал в шкафу: переставлял колбы, реторты, пробирки, какие-то пузатые бутыли с притертыми стеклянными пробками.

— А? Это ты?! — прогудел Илья Борисович.

Он был в мягкой кожаной куртке с шестью «молниями». Все мальчишки на эту куртку давно уже заглядывались.

— Я к вам… Посоветоваться, — сказал Валерка.

— Угу, — прогудел химик. — Давай советуйся.

Валерка рассказал о своем замысле — съездить на фабрику. Химик слушал.

Валерка кончил.

Химик по-прежнему сидел молча, словно готов был и дальше слушать. Или он просто задумался?

Он так ничего и не ответил насчет поездки. Будто и не слышал.

— А знаешь, ты — кстати, — медленно, в раздумье, сказал химик. — Я тоже хотел с тобой поговорить.

Он вынул трубку, огромную, с длинным полированным мундштуком. Валерка никогда прежде такой не видел. Непонятно было даже, как такой длинный мундштук умещается в кармане.

Химик набил трубку, раскурил ее. И сразу — будто вишнею запахло. Или — медом?

— Понимаешь, — сказал химик. — Жизнь — она штука сложная…

Валерка кивнул. Да, это он уже усвоил. Жизнь — в самом деле, непростая штука.

— Вот я и хотел с тобой потолковать… — продолжал химик.

Валерка насторожился. Чего это Илья Борисович мнется? Непохоже на него…

— Видишь ли, — сказал химик. — Идеи, даже очень хорошие, сами не осуществляются. За идеи надо драться. И очень крепко, упорно драться…

Он посмотрел на Валерку. Тот кивнул: что ж, это он уже тоже понял. Драться? Он готов…

— Ну, а я не могу, — сказал химик. — Занят. Понимаешь, у человека только одна жизнь. Цейтнот, понимаешь?

Валерка молчал.

— С диссертацией я уже три года вожусь. Пора кончать. А если всерьез заняться твоими карандашами — опять диссертация полетит…

Химик выпустил огромное душистое облако.

— Я с тобой — как мужчина с мужчиной. Так честнее…

Валерка кивнул. Что ж, может, и честнее. А вообще-то… Все это было так нелепо, так дико… Валерку прямо как обухом по лбу.

Он все-таки собрался с духом и повторил Илье Борисовичу о своем замысле — съездить на фабрику.

— Что ж, — химик пожал плечами. — Съезди. Но сомневаюсь, очень сомневаюсь… Тут война предстоит окопная, затяжная… А может, лучше подождать? Вырастешь, поумнеешь. Соавтора себе подыщешь. Инженера, специалиста по карандашам. Он чертежи сделает, все расчеты, технологию. А так, сейчас… — Илья Борисович выдохнул ароматную струйку. — Вряд ли…

* * *

Валерка возвращался домой хмурый. Шел, натыкаясь на прохожих.

Как же так? Илья Борисович, мудрый, всезнающий, и вдруг — в кусты. Что он — струсил, что ли?

Неужели такой огромный, сильный дядька — и сдрейфил? Или ехать неохота? Время терять?..

А за идеи надо драться — это химик прав. Может, потому все прежние его идеи и лопались как пузыри.

«Не дрался. Точно. Сразу отступал. А может, — шлагбаумы бы появились на улицах? И голубиные двигатели?..»

Дома Валерка тоже места себе не находил.

Включил телевизор: какой-то пухлый, как младенец, старичок, очень довольный жизнью и собой, что-то говорил, но что ́— Валерка так и не понял. Даже о чем говорил упитанный старичок — и то Валерка не сказал бы.

Все шло как-то мимо…

Старичок ухмылялся, вертел в руках карандаш. Карандаш был толстый, красивый, шестигранный.

«Вот попишет еще немного, а огрызок выкинет», — мелькнуло у Валерки.

Он рано лег.

— Болен? — забеспокоилась мать.

Обычно Валерку раньше одиннадцати никак не загонишь в постель.

— Нет, нет, просто устал, — Валерка накрылся с головой, отвернулся к стене.

Приснился ему пулемет. Какой-то странный пулемет. Необычный.

Валерка во сне присмотрелся. А, все ясно! Стрелял пулемет карандашами. Раз!.. И вылетает из дула целая очередь карандашей. Два! Еще очередь!.. Три!..

И карандаши странные. Валерка не мог понять, в чем дело? Но чем-то они отличаются от обычных. Пригляделся внимательней. Да. У этих карандашей сзади, на срезе, не было черной точки в центре.

«Значит… — Валерка даже вздрогнул во сне. — Значит… Конец без графита. Просто деревяшка!»

Да, это была его идея! Его карандаши!

Но вдруг — пулемет исчез.

А вместо него появился Гришка Мыльников. Ухмыляется и кричит: «Крохобор! Тоже мне Эдисон!»

На следующее утро Валерка пришел в школу рано.

Дождался Алика. Отвел его в самый низ лестницы, в тупичок — дальше ступеньки упирались в железную дверь подвала. Здесь всегда было темно, пусто и поэтому чуть-чуть таинственно.

— Значит, так, — сказал Валерка. — Я решил… За идею надо драться. Верно? Джордано Бруно за идею — даже на костер… Так?

— Так, — кивнул Алик. Он еще не очень ясно представлял себе, куда клонит Валерка.

— Будем драться, — сказал Валерка. — Надо — самому Косыгину напишем.

Только теперь Алик понял.

— Правильно! — сказал он. — И к этому, одноглазому, снова пойдем. И к профессору Василевскому. И на фабрику…

— Вот-вот, — сказал Валерий. — И Гришке Мыльникову докажем… — Он поднял кулак. — Клянусь! Бороться и искать! И не сдаваться!

— Найти и не сдаваться! — тихонько поправил Алик и тоже поднял кулак.

СМЕРТЕЛЬНАЯ ДОЗА[10]

РАССКАЗ-БЫЛЬ

За окном дежурки хлестал тяжелый осенний ливень. В темноте его не было видно. Только равномерный глухой гул. Казалось, мимо тянется бесконечный железнодорожный состав.

А в дежурке тепло и даже уютно.

Лейтенант Анатолий Стеринский сидел за столом в благодушном настроении. Ночь предстояла спокойная. Во-первых, пятница. А лейтенант давно уже подметил: в пятницу всегда меньше происшествий. Может быть, скандалисты и хулиганы берегут силы на субботу и воскресенье? А во-вторых, ливень. Лейтенант за свою семилетнюю службу в милиции убедился: в непогоду меньше всяких ЧП. Даже жулики предпочитают отсиживаться по домам.