Жиль и Жанна

Мишель Турнье

Жиль и Жанна

Посвящается Жерару Блену, побудившему автора написать эту повесть

В конце той зимы 1429 года — а именно 25 февраля — судьбы их пересеклись в замке Шинон. Жиль де Ре был одним из многих бретонских и вандейских дворянских отпрысков, что встали на защиту дофина Карла, теснимого английской армией. От имени Генриха VI, короля Англии, который пока всего лишь дитя, управляет назначенный регентом его дядя Джон, герцог Бэдфордский. Он же правит в Париже, занимает Нормандию и осаждает Орлеан — ворота на юг Франции.

В Шиноне говорят много, действуют мало. Тамошние политики и военные, испившие полной чашей горечь поражений, — верят ли они еще в дело, которое защищают? Уверенности нет даже у самого дофина Карла, который к тому же из-за супружеских измен своей матери Изабо Баварской не осмеливается решительно утверждать, что он сын Карла VI. Блестящее, но бездушное общество злословит, судачит, сплетничает и витийствует под сводами тронного зала, освещаемого огромным камином.

Но вот неожиданно приходит известие о странном посетителе. Двор надеется хоть на какое — нибудь развлечение. Юная девушка, шестнадцатилетняя крестьянка, прибывшая из Марша, что в Лотарингии, утверждает, будто она послана Царем Небесным спасти Французское королевство. Дофин решил принять ее. Для придворных эта сумасбродка весьма желанна: забавы становятся редки в унылую пору изгнания. Карл же, взволнованный, обеспокоенный мрачными новостями, окруженный зловещими приметами, без сомнения, втайне лелеет слабую надежду, словно больной, покинутый врачами и готовый отдаться в руки знахаря.

В этот поздний час все устремляются в тронный зал. Более пяти сотен рыцарей, освещенных пылающим лесом факелов, неожиданно замирают, не отрывая глаз от двери. Они видят, как решительным шагом входит маленький паж, чей черносерый костюм из грубого сукна представляет разительный контраст с их парчовыми камзолами, подбитыми драгоценным мехом горностая, и туниками из расшитого золотом шелка. Ясные зеленые глаза, худое скуластое лицо, шапка темных волос, подстриженных в кружок, и мягкая, словно у животного, поступь, приобретаемая привычкой ходить босиком… Поистине это существо явилось из иного мира и так же резко отличается от толпы придворных, как молодой олень, попавший на птичий двор, от индюков, павлинов и цесарок.

Она настояла, чтобы дофину прежде зачитали ее послание:

Я проделала сто пятьдесят лье среди рыщущих повсюду вооруженных банд, чтобы прийти к вам на выручку. Мне надо сказать вам много важного. Я сумею узнать вас среди всех.

Дворяне долго смеялись. Карл кисло улыбался. Между этой так похожей на мальчишку девчонкой, называющей себя посланницей Господа, и ненастоящим королем, сыном сумасшедшего рогоносца и шлюхи-королевы, начиналась странная игра в «спрячься и угадай».

— Она уверена, что узнает меня среди всех, — сказал Карл. — Что ж, согласен! Давайте испытаем ее. Пусть она войдет и среди всех собравшихся найдет дофина!

Он встал и уступил свое украшенное лилиями кресло графу Клермонскому — тому самому, который был пленен Жаном Бесстрашным и освобожден при условии, что он женится на дочери Жана Агнессе.

Вот, наконец, и маленький паж с ясным взором.

Он ищет дофина. Задерживается возле Клермона, затем, заметив Карла, идет к нему и опускается перед ним на колени. Как он узнал его? По тяжелому носу, по вислогубому рту, по бритому черепу, по кривым ногам? А дофин не узнает ее. Он видит лишь юношу, стремящегося сойти за девственницу, за ясновидящую, утверждающую, что каждый день разговаривает со святыми из рая.

Однако маленький паж уже передает понемногу свою уверенность этому подобию короля. Одной лишь фразой он отмел все сомнения, витающие над Карлом, словно стая стервятников. Я говорю тебе от имели Господа, что ты истинный наследник короны Франции и сын короля, и Он послал меня к тебе, чтобы отвести тебя в Реймс, где ты получишь венчание и помазание, если хочешь. Такая убежденность не может пропасть впустую. Карл краснеет, и глаза его сияют от радости. Устами Жанны он признал себя Божьей милостью королем. Но теперь его очередь признать ее.

— Жанна из Домреми, ты называешь себя девой и посланницей Божьей, — произносит он. — Готова ли ты подвергнуться испытаниям, если я потребую их от тебя?

— Сеньор Дофин, приказывайте, Жанна повинуется, — отвечает она.

И он объясняет ей, что она так похожа на мальчика, что ему желательно, чтобы ее осмотрели две присутствующие здесь почтенные матроны: Жанна де Прейли, дама де Гокур, и Жанна де Мортемер, дама де Трев.

Бедная Жанна! В первый раз она позволяет обнажить себя. Но это будет не в последний раз. Пока же обе матроны стоят, выпятив грудь, словно огромные кобылицы в дорогих попонах. Их толстые пальцы, унизанные кольцами, ласкают друг друга, собираясь ощупывать девственный живот и всаднические бедра маленького пажа.

Следующее испытание — ответить на вопросы веры церковникам, клирикам и богословам, что соберутся для этого в славном городе Пуатье.

Так Жанна узнала Карла, который через нее узнал самого себя. Но чтобы в свою очередь признать Жанну, Карл ждет освидетельствования ее пола и ее души. Однако среди собравшихся есть тот, кто узнал Жанну с первого взгляда, едва она вошла в тронный зал. Это Жиль. Да, он сразу же разглядел в ней все, что он любит, того, кого он всегда ждал: юношу, товарища по оружию и играм, и в то же время женщину, и в довершение святую в сияющем нимбе. Поистине небывалое чудо, что эти качества, такие редкие и столь малосовместимые, соединились в одном существе. И чудо это продолжается, когда он слышит слова дофина, закрывающего аудиенцию:

— А сейчас, Жанна, я поручаю тебя своему кузену, герцогу Алансонскому, и своему преданному другу, сеньору де Ре, которые позаботятся о тебе.

Отныне дофин приказывает поселить Жанну в башне замка дю Кудрэ, приставив к ней женщин для услуг и пажа, Луи де Кута, ненамного моложе ее, ибо тогда ему было четырнадцать лет.

По утрам Жанна присутствовала на мессе вместе с дофином. Оставшееся время проводила вместе с Жаном и Жилем и нередко брала над ними верх в игре в мяч, в фехтовании, в метании копья и в стрельбе из лука.

Однажды, глядя, как она держится на несущейся галопом лошади, Алансон сказал де Ре:

— Не удивлюсь, если она в самом деле девственница. Никому и в голову не придет приблизиться к ней, разве только тому, кто привык иметь дело с мальчиками.

Такое предположение, казалось, оскорбило де Ре, и он живо возразил:

— Однако вы удивляете меня, кузен. Когда любят мальчиков, то и ищут себе для любви настоящего мальчика, а вовсе не чего-либо необычного. А в Жанне воистину есть нечто особенное, объясняющее, почему она девственница.

— И что же это?

— Разве вы не замечаете чистоты, излучаемой ее лицом? Всем ее телом! Плоть ее, без сомнения, целомудренна, ибо в ее присутствии невозможно даже помыслить о вольностях или непристойностях. Да, именно детская невинность и еще что-то, что я не знаю как назвать: некий свет не от мира сего.

— Может быть, небесный свет? — вопрошающе осведомился Алансон.

— Небесный — превосходно. Раз Жанна не девушка и не юноша, то совершенно ясно, что она ангел.

Они замолчали, наблюдая, как Жанна, улыбаясь и раскинув руки, балансирует на крупе несущегося во весь дух коня. И казалось, она действительно парила на невидимых крыльях, в то время как конь под ней яростно бил землю своими коваными копытами.

О первых годах жизни Жиля наговорено много глупостей, его будущее переносят в прошлое и тем самым совершают общую ошибку. Зная, как он кончил, проще было представлять его порочным ребенком, извращенным подростком, жестоким юношей. Нравилось измышлять приметы, возвещавшие преступления зрелого возраста. При отсутствии каких-либо документов позволительно занять позицию, прямо противоположную традиционному постулату о «чудовище от рождения». И мы предположим, что до той роковой встречи в Шиноне Жиль де Ре был для своего времени славным парнем, не хуже и не лучше других, заурядного ума, но искренне верующим, — в тот век, когда повседневное общение с Богом, Иисусом, Девой Марией и святыми было делом обычным, — словом, его ожидала участь одного из множества грубых и неотесанных дворян-провинциалов.