Как запело дерево

Дверь была широко распахнута. У входа стояла тележка. Дети неслись сломя голову, раскраснелись, запыхались, пока прибежали. Из сарая вышли дедушка и Венсандон. На тележке еще лежал обрубок ствола. Дети взглянули на Венсандона с укоризной, но старик только улыбнулся в усы. Подойдя к тележке, он стал гладить дерево, словно собаку.

У Венсандона большие руки, широкие толстые пальцы и необычные выпуклые ногти. Он гладит дерево, будто наждаком по стволу проводит — такие у него шершавые ладони. А когда он пожимает вам руку, то кажется, что он в железных перчатках, как средневековый рыцарь.

Так вот, он погладил дерево, подмигнул и сказал:

— Не бойтесь, оно запоет. Ведь я вам обещал, а я всегда держу слово.

— Конечно, запоет, — усмехнулся дедушка. — В печке, как любое сухое дерево. Это проще простого, чтобы оно так запело.

Дедушка, верно, шутил, но Венсандон сделал вид, что сердится.

— Замолчи! — крикнул он. — Что ты понимаешь! Я тебе говорю, что оно запоет еще лучше, чем раньше, когда стояло на земле, а макушку его пригревало солнце, когда на ветвях его распевали птицы, а листва шумела под ветром.

Дети слушали эту странную речь. Все-таки они еще сомневались, поэтому Венсандон взял их за руки и сильно сжал в своих больших жестких ладонях — очень сильно, почти до боли, но сила его почему-то успокаивала. Он опять подошел к тележке и стал ощупывать бревно. Он наклонялся, стуча по нему пальцем, слушал, выпрямлялся, качая головой, — совсем как доктор у постели больного с высокой температурой. Только Венсандон совсем не волновался. Он все выслушивал свое дерево, и только время от времени повторял:

— Хорошо… Отлично… Оно здорово… Оно будет петь… Вот увидите, оно будет петь еще лучше, чем в те дни, когда все было усеяно птицами!

На следующий день в сарае ничего не осталось, только несколько сучьев да большая куча опилок. Дети стали искать дерево и наконец нашли — на чердаке. Но они только больше огорчились. Дерево было не узнать: его распилили на большие доски и теперь оно, казалось, совсем умерло.

— Этот Венсандон просто пошутил над нами, — сказала Изабелла. — Не запоет у него дерево. Да и кто же может заставить петь мертвое дерево? Только волшебник, а он же не волшебник.

— Откуда ты знаешь?

Изабелла испуганно посмотрела на брата:

— А ты думаешь, он волшебник?

Жерар напустил на себя важный вид и ответил:

— А что, может быть. Я такое знаю!

Он просто хвастался перед сестрой, что больше знает и вообще умнее, а на самом деле знал про Венсандона не больше нас с вами.

Но весной жизнь такая кипучая, что дети скоро забыли о старом дереве. Пока не налились почки, дедушка принес из леса два молоденьких клена и посадил у дороги, по обеим сторонам от старого пня. Теперь эти деревца зазеленели и сами начали петь, когда из-за горизонта прилетал ветер и гнал в синем небе большие белые облака.

Прошла весна, и однажды, в июле, дедушка выкатил из сарая тележку и достал с чердака самые большие кленовые доски.

— Ну, — сказал он, — поедем в мастерскую к Венсандону.

Изабелла забралась на тележку, дедушка впрягся впереди, а Жерар толкал тележку сзади. Они шли до деревни целый час — целый час под палящим солнцем.

Венсандон жил на самом краю деревни в домике с окнами на реку. Услышав скрип железных ободьев по гравию во дворе, он вышел на порог, шутливо поднял руки и воскликнул:

— Черт возьми, наконец-то настоящие клиенты объявились! А я их жду не дождусь!

На нем была светлая рубашка и синий полотняный фартук до самой земли. Из-под засученных рукавов видны были худые локти, от чего руки его казались еще больше.

Венсандон помог дедушке перенести доски в длинную полутемную комнату, куда дети войти побоялись. Они чувствовали какой-то странный запах — и так и остались стоять, взявшись за руки.

Венсандон провел их в другую комнату, посветлее. Солнце, отражаясь в реке, разбегалось зайчиками по потолку.

— Разрешите, я кончу работу, — сказал Венсандон.

Дедушка не возражал, и Венсандон взялся за прерванное дело. Хотя его огромные руки казались такими неуклюжими, они ловко управлялись с самыми мелкими и хрупкими вещами. Венсандон объяснил, что шлифует колесико для замка шкатулки с секретом. Он все делал из дерева, даже замки и петли. Металл для него был только помощником.

— Дерево, — говорил он, — материал благородный. Оно живое, всегда живое. Металл только на то годится, чтобы делать инструменты для работы по дереву. А дерево…

Когда он так говорил, у него даже глаза становились другие.

Венсандон был человек необыкновенный — он был влюблен в дерево.

Он говорил о нем как о живом существе, как о родном человеке, с которым прожил долгие годы. Из дерева он мог сделать все что угодно. И шкатулочки с инкрустацией из слоновой кости и затейливой мозаикой. И столики на таких тонких ножках, что на них и дохнуть страшно — как бы не упали.

Всюду по стенам мастерской лежали на полочках, висели на крючках разные инструменты. Здесь были рубанки всевозможных размеров и формы, ножовки, стамески, долота, фуганки, лобзики, циркули и еще всякие другие инструменты, о которых дети и слышали-то впервые. А еще были банки с клеем, бутылки с лаком, круги воска — и повсюду дерево. Дерево всех цветов, всех видов, всех пород.

Изабелла из любопытства подошла к маленькой дверце и взялась было за ручку, но Венсандон подбежал и сказал:

— Нет-нет, сюда нельзя. Это у меня секретная комната.

Изабелла вспомнила про комнату Синей Бороды, но только засмеялась: она уже давно ничему такому не верила.

— Секретная, — повторил Венсандон. — Вот запоет твое дерево — тогда все узнаешь.

Промелькнуло лето, каникулы; кончились чудные прогулки по полям и лесам. Дедушкины деревца росли хорошо. На них уже садились птицы. К концу каникул листья на деревьях пожелтели, и скоро осенние ветры унесли их вдаль. Казалось, маленькие клены умерли, но Жерар с Изабеллой знали: они только уснули на зиму.

Надо было учить уроки, а они были трудные, и дети забыли про большой клён и обещание Венсандона. Однажды утром, в выходной день, незадолго до рождества, дети проснулись и поняли, что опять выпал снег. На дворе было тихо-тихо, а свет, пробивавшийся сквозь щелочки в ставнях, был яснее обычного. Было холодно, но они сразу вскочили.

— А как же птички? — сказала Изабелла. — Надо их покормить.

Она побежала открыть окно, чтобы насыпать зерен, и вдруг увидела: по заснеженной тропинке идет, покачиваясь, заводной кролик.

— Венсандон! — закричала она. — Венсандон идет!

Это в самом деле было он, и на нем была та же серая шуба и шапка с ушами, только теперь он нес под мышкой большой сверток в коричневой бумаге. Старик шел медленно, с трудом отыскивая дорогу среди сугробов. Он прошел мимо двух маленьких кленов, чуть заметных в сероватой дымке, шапка его мелькнула над забором и пропала.

— Он, — шептали дети. — Правда, он!

Они не знали, что несет Венсандон, но сердце у них в груди заколотилось сильнее. Как только на каменном крыльце зашаркали подошвы старика, Жерар побежал открыть дверь. Множество крохотных снежинок ворвалось вслед за Венсандоном. Огонь в печке зашумел сильнее — и снова все стихло. Все четверо молча глядели на Венсандона, на его туго перевязанный сверток. Тот положил сверток на стол, снял очки, долго их протирал, опять надел, высморкался и подошел к огню, шумно потирая большие, шершавые, как терка, руки.

— Хорошо у вас… Тепло… Не то что на улице, — сказал он.

Дети умирали от нетерпения. Они стояли по обе стороны от стола, глядели на сверток, но дотронуться до него не решались. Старику, похоже, нравилось томить их ожиданием. Он посматривал на них краем глаза и хитро улыбался бабушке с дедушкой. Наконец он обернулся и сказал:

— Что же вы стоите? Ведь не я должен его развязывать?

Четыре ручонки взметнулись разом. Узлов было много — и всё тугие.