Владлен Бахнов

И Варвара послушно села на краешек тахты, а гости расселись за столом.

— Разрешите поздравить вас с рождением сына, — сказал первый в сером. — Мальчик, надеюсь, здоров?

— Слава Богу, — кивнула Варвара, зябко кутаясь в халат. — А вам что нужно?

— Сейчас все объясню. Я — майор Зубатых, Валерий Павлович. А он, — майор кивнул на второго, — капитан Петров, мой коллега, — и майор протянул Варваре какую-то красную книжицу, но она обеими руками торопливо отстранила ее. — Дело у нас к вам неожиданное, и вы, пожалуйста, постарайтесь вникнуть!

Читателю тоже придется вникнуть. И для этого нам придется ознакомить читателя с некоторой незнакомой, вероятно, для него информацией.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Несколько лет назад в одной небольшой стране Сонливии произошла обычная для наших дней заварушка. Началось с пьяной потасовки в шалмане. Потом потасовка выплеснулась на улицу, и спустя сутки отличавшиеся мирным характером аборигены по всей стране дубасили друг друга. Туг же появились, разумеется, лидеры, и Сон-ливия разделилась на! враждующие лагери. Одни объявили себя красными, другие ярко-красными, третьи темно-красными. и это оказалось достаточным для того, чтобы красные убивали ярко-красных, ярко-красные истребляли темно-красных, а темно-красные уничтожали и тех, и других. Война оттенков была беспощадной и бесцельной. Количество оттенков множилось пропорционального количеству честолюбивых лидеров. В стране каким-то образом появилось оружие, оставшееся в Штатах после войны Севера и Юга, и артиллерия, которую постыдно бросили в Крыму армии барона Врангеля. Однако с каждым днем военная техника модернизировалась, и вот уже над Сонливией закружились американские «Боинги» и темно-красные стали пулять в ярко-красных самыми современными ракетами. В течение года было 68 перемирий и сменились 12 коалиционных правительств. Наконец по воле случая Президентом Сонливии стал подпоручик Орландо Орланьте. Он объявил, что хочет мира, и пригласил на мирную конференцию двадцать семь лидеров, представлявших двадцать семь красных оттенков. Впрочем, настоящих оттенков было гораздо меньше. Но к тому времени в Сонливии появились и такие партии, как неярко-красные, левоярко-красные и даже просто красно-красные, то есть партии, являвшиеся не оттенками, а оттенками оттенков. Но как бы то ни было, на совещании присутствовали двадцать семь лидеров, представлявших двадцать семь до зубов вооруженных партий. В целях безопасности совещание проходило на военном корабле, стоявшем в открытом море, чтобы никакие экстремисты и террористы не могли к нему подобраться. Орландо Орланьте краткой вступительной речью открыл мирное совещание и скромно уселся в сторонке…

С первой же минуты начались ожесточенные дебаты. Увлеченные принципиальными спорами, участники мирной конференции даже не заметили, что Орландо исчез, а корабль тонет. Более того, уже очутившись в воде, лидеры продолжали дискутировать и топить друг друга. Короче говоря, спасся один Орландо.

Он добрался до берега и, еще не успев обсохнуть, объявил, что отныне является единственным правителем Сонливии и не потерпит никаких оттенков. В стране наступил долгожданный мир. Случайно уцелевшие немногочисленные жители Сонливии благословляли мироносца. Орландо, почувствовав народную поддержку, объявил себя противником красных и сторонником каких-то сине-зеленых. Остатки бывших оттеночников стали быстро перекрашиваться в единственный разрешенный в стране цвет. А Орландо в интервью, данном корреспондентам газет «Вечерний Вечногорск» и «Вашингтон пост», наконец раскрыл свое идеологическое кредо. Он сказал, не вдаваясь в подробности, что считает себя продолжателем дела и идейным последователем атамана Маруськи. Это заявление озадачило международных специалистов во всем мире. Но Орландо отказался комментировать свое заявление и добавил только, что собирается довести дело атамана Маруськи до победного конца, в честь чего переименовывает столицу Сонливии — Сонарию в Санкт-Марусин, а себя просит впредь именовать не подпоручиком и не президентом, но атаманом.

В первый же месяц атаман выгнал из столицы все посольства. выслал всех иностранных журналистов и посадил в тюрьмы отечественных, а уж после стал править. Ни одного интуриста в Сонливию не впускали и ни одного туриста из Сонливии не выпускали. Ни в какие отношения с внешним миром атаман не вступал, и о том, что происходит в загадочной Сонливии, знали только по слухам. Газеты там не выходили, радио передавало только бодрые марши. а из победных маршей, как известно, много информации не выжмешь.

И вдруг пошли слухи, что вскоре атаман Орландо собирается торжественно отметить пятилетие своего прихода к власти. Сначала в МИДе надумали послать Орландо приветственную телеграмму. Но протокольный отдел сказал, что делать этого нельзя, потому что у Москвы с Сонливией нет дипломатических отношений. Однако упускать редкую возможность не хотели. И тогда в компетентных органах вспомнили о вечногорских традициях неформальных связей с зарубежными деятелями. И решили, что хорошо было бы, если бы кто-нибудь из жителей этого славного города в частном порядке назвал своего новорожденного в ознаменование исторического пятилетия Орландо и послал бы об этом атаману телеграмму.

Конечно, атаман мог не обратить на телеграмму внимания. Тем более что не знали, сохранились ли в Сонливии телеграф и почта. Но был шанс, что телеграмма не останется незамеченной и, может быть, атаман даже ответит на нее. А это уж какое-никакое, а начало восстановления связей. Атам, глядишь, завяжется переписка, а там и… Да что загадывать! Риск минимальный, а выгода может быть очень большой! И планы у компетентных органов были далеко идущие и многообещающие.

Разумеется, далеко не все, что мы поведали читателю, майор Зубатых сообщил молодой матери. Он приоткрыл ей лишь то, что считал возможным открыть частному незасекреченному лицу, не имеющему допуска к высоким тайнам государственной политики. Однако Варвара, которая знать не знала до этого ни про какую-то Сонливию, ни про какого-то атамана, сразу поняла, чего от нее хочет этот занудный мужик.

— Да что, я одна в Советском Союзе? Вот у вас есть дети? Вы им и давайте имя вашего атамана!

— Нет, Варвара Николаевна, я вижу, вы не вникли. — скорбно покачал головой майор. И вслед за ним так же покачал головой не проронивший ни слова капитан Петров'. — Если бы вы вникли, то вы бы поняли, что ваш сын — самая подходящая кандидатура: во-первых, у него еще нет имени, а юбилей Орландо будет отмечаться как раз завтра, так что телеграмму нужно давать немедленно. И если бы у меня лично родился бы сегодня ребенок, я бы не колебался ни минуты и дал бы ему любое полезное для интересов нашего государства имя! И он дал бы! — майор кивнул в сторону своего безмолвного спутника. — Теперь, во-вторых, у жителей нашего города есть замечательная традиция давать своим детям имена зарубежных прогрессивных деятелей. Весь мир знает об этом. И потому у атамана ваша телеграмма не вызовет никаких нездоровых подозрений.

— Каких еще подозрений? — насторожилась Варвара.

— Ну, он не станет думать, что, давая его имя ребенку, вы преследуете какие-нибудь неблаговидные политические цели. Вы же, надеюсь, не преследуете? — подозрительно уставился на Варвару майор.

— Да на кой мне!

— Вот видите… К тому же вы — мать-одиночка, а для нас это очень важно…

— Ха! Да какая я одиночка? — вспыхнула Варвара. — Мне сегодня, если хотите знать, десять человек предложения делали! Да я хоть сию минуту замуж выйти могу!

— Насчет десяти человек — это мы недосмотрели, — и Зубатых, улыбнувшись, развел руками. — А вот насчет троих знаем точно. — И, хитро прищурившись, майор назвал таксиста, инспектора и Семен Семеныча. — Я ничего не напутал? Так вот, уважаемая Варвара Николаевна, замуж вам за них выходить сейчас никак нельзя. Вы уж потерпите…

— Да с какой стати я должна терпеть? Я уж с Семен Семенычем договорилась. Он завтра телеграмму Мбвабве даст!