Страница 47 из 75
Бросок подхватом за две ноги — это бросок скорее показушный, чем из реального прикладного арсенала борца. Хотя есть крепкие ребята, что используют его и на ковре, и на татами, и даже в октагоне… Причем в последнем, наверное, даже чаще — там все-таки не так много хороших борцов — но! Против ребят, не умеющих бороться, да вдобавок, более низких и легких — подхват за две ноги работает отлично. И очень зрелищно… Собравшиеся стрельцы только что и смогли издать восхищенное:
— У-у-у-у!!! Вот каков наш характерник!!!
Между тем Иван, ошарашено вылупившийся после стремительного полета и только-только поднявшийся на ноги, уже был схвачен мной за кушак:
— Ну, и ты меня за пояс возьми!
В этот раз черкас не посмел мне противиться — но только я почуял его захват, как тут же зашагнул вправо, развернув противника к себе боком, да чуть присел… После чего резко рванул запорожца вверх, спружинив из приседа! Не очень-то и тяжелый казак легко оторвался от земли — а я уже развернулся в падении, направляя Ивана спиной к земле…
Н-да, не чистый прогиб, конечно — но все-таки! Все-таки об притоптанный снег я шандарахнул черкаса знатно! Будет знать, как шутить над моими словами…
Довольный произведенным эффектом я встал на ноги, после чего, улыбнувшись стрельцам, предложил служивым:
— Ну что, поглядели? Кровь молодецкая заиграла? Вот и славно — с минуты на минуту уж дозор вернется, вот тогда нормально и согреемся, с банькой, да у теплой печи! А пока руками помашите, да поприседайте для сугреву, лишним не будет…
…Я оказался прав. Дозор Кожемяки действительно вскоре вернулся, оставив шестерых человек дежурить на единственной дороге, ведущей в малое поселение — состоящее всего из одиннадцати крепких изб.
Естественно, когда мы покинули лес, в деревне поднялся переполох; отчаянно залаяли псы, завизжали бабы, где-то заплакал ребенок. Ну а выскочившие было на улицу мужики и парни, схватившие кто что горазд — и ножи, и топоры, и дреколье — оторопело замерли, увидев вооруженный отряд, в полтора раза превосходящий селян числом… Поняв, что необходимо срочно сбросить словно звенящее в воздухе напряжение, я поспешил выйти вперед:
— Гой еси, люди добрые! Я Тимофей Орлов, стрелецкий сотник Михаила Скопина-Шуйского, победителя воров Самозванца да литовцев Сапеги! Великий князь послал нас, ратных людей, против ляхов короля Сигизмунда, на обозы нападать да из лесу ворогов бить… А потому прошу помочь нам в святом деле защиты земли родной и веры отеческой от поганых латинян: нам нужны кров, еда, да банька натопленная!
Вперед замерших и словно онемевших мужиков вышел кряжистый такой дед. Последний еще не в преклонных летах, но борода и волосы его убелены сединой — а взгляд такой хитрый, пытливый:
— Вижу ратных людей, вижу… Да только чем мы поможем? Ратников среди нас нет, деревня малая, в глухом лесу забытая… Да и кормежки мало, запасов немного совсем сделали, только себя за зиму прокормить. Поснедать, конечно, для вас мы найдем, но вот запаса в дорогу дать… Да и мала наша весь, и дюжины изб не наберется! Лучше вам пойти…
Однако я оборвал деда, не дав ему договорить:
— Отец, а ты, видно, старостой местным будешь? Как звать тебя, как величать?
— Кха-кха…
Закашлявший было старик под моим насмешливым взглядом осекся, поняв, что комедию стоит сворачивать:
— Матвеем отец нарек. Матвей Степанович я, староста — это ты верно подметил, воевода.
— Ну, положим, еще не воевода я, сотник. Так вот слушай, Матвей Степанович, мой наказ: бери десяток мужей покрепче, и гони с топорами на дорогу, я дам провожатого казака. В пяти сотнях саженей наш малый отряд в секрете сидит; им принесете хлеба свежего, теплого — чую же, что печете! Да взвара горячего в кувшинах… Яиц вареных или сала, что есть — да пусть мужики твои начинают засеку рубить: деревья валят на дорогу и в стороны от нее, да чтоб густо! Валят кронами от села — давно бы сами уже догадались так сделать! Вон, иное село в двух днях пути отсюда на восход черкасы литовские полностью погубили, не пощадив ни малых, ни старых… А была бы засека, да дозор — глядишь, успели бы селяне-то в лес сбежать!
Кто-то из мужиков изумленно охнул, а один и вовсе пронзительно воскликнул:
— А как же Любава, сестра моя⁈ А племяши⁈
Я только покачал головой:
— Нет больше Любавы — говорю же, никого нет. Всех воры живота лишили, младенцев так и вовсе в колодец скинули… Бога благодарите, что до вас вороги не добрались — да скорее исполняйте, что велено.
Селяне начали переглядываться, быстро переговариваться — и вскоре пяток мужиков вышли вперед.
— Я же сказал, десяток!
К мужикам присоединилось еще несколько парней, и тогда я негромко подозвал Татарина:
— Сходи, проводи к нашим… Да снедь взять не забудьте!
Это я обратился уже к крестьянам; после чего, поймав глазами отрешенный взгляд мужика, чья родня, как видно, сгинула в памятной деревушке, негромко добавил:
— Если тебя это немного успокоит, то знай: погань, что расправу устроила, уже в геенну огненную дружно отправились. А ты староста, организуй нам баню хорошую, да столы накройте побогаче! Запас зерна, сала и мяса у нас есть, так что не объедим. И за баб своих не бойтесь — никто их и пальцем не тронет… А кто тронет, так я ему сабелькой голову-то и укорочу! Ну, все, мужики, принимайте служивых на постой…