Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 18

Сегодня въезд верхом в Аалам был запрещён, и представители Палаты Податей находились за городской чертой, недалеко от городских ворот. Здесь же, рядом с временным домиком, находился загон для наложных животных. Служка придирчиво осмотрел “десятину”, проворчал на счёт намеренного занижения веса требуемой головы, сделал отметку, несмотря на уверения Хирама в том, что это была самая жирная овца из пяти имеющихся: зима была голодной, оттого скотина сбросила вес. Зато подать Лютера (все пять овец разом) подтвердилась одобрительным кивком.

После записи в Книге Регистров Подати крестьяне Лютер и Хирам отложили посещение многолюдной столицы. Объявление Либериса Третьего должно было состояться завтра, до заката солнца, а пока давали шанс добраться всем, кто жил на границах Алатуса.

Можно было не сомневаться: все комнаты столичных гостиниц уже были заняты состоятельными алатусцами. Поэтому Хирам не пытался найти более удобное место, чем предлагалось властями, а остановился на окраине города, вблизи сваленной соломы, которое охотно глодали некапризные лошади и из которого можно было устроить лежак. Здесь прибывающие крестьяне сбивались в группы, подгребали к себе часть соломы (для скотины и себя), и благодаря той же соломе рядом раздували костры да готовили нехитрый ужин.

Хирам предполагал, что Лютер предпочтёт остановиться в гостинице, но ошибся: его сотоварищ жаждал общения и обмена новостями с подобными себе безродными крестьянами. Кроме того, привычка не бросать добро ни при каких обстоятельствах сыграла свою роль. Его старший сын Лот явился, забрал брата, желая побыть с ним хотя бы ночь, и помощник Лютера, пообещав вернуться к восходу, радостно ушёл, оставляя отца с мужиками.

В компании с Хирамом и Лютером оказалось ещё шестеро человек. С наступлением темноты разожгли кострище, Лютер и представившийся как “крайний южанин” Уилбер устроили товарищам пир. И круги домашней колбасы, и рукотворный самогон быстро расположили к благодушию всех, придвинувшихся к огню. Никто из северных не смущался, уничтожая продукты зажиточных южан. Зависть, если она и была, затаилась в пьяных, масляных взглядах. Теперь, когда память о невзгодах отступила, захотелось интересного – историй.

– А что, не страшно жить рядом с драконами? – спросил северянин Флинн, узнав, откуда прибыл и самогон, и закуска.

Лютер добродушно улыбнулся:

– Родился я там, и знать не знал, что надо бояться, пока здесь не побывал, – усмехнулся, погладил бородку. – Боятся алатусы нападать на наших. Посему и к нам милостивы. За молоко и прочее платят, не торгуясь.

– Алатусы? – переспросил Флинн. – Неужто оборотни истинными себя считают? А что говорят, собираются нападать на нас али нет?

– Я не слышал, – Лютер достал нож, привычно отёр лезвие о пояс и принялся нарезать второй колбасный круг. – Да я и не спрашивал: платят и платят.

– А за скот?

– Какой скот? – Лютер отвлёкся от нехитрого занятия.

– Таскают? – и пятеро северных крестьян, таких же нищих, как и Хирам, с интересом, выжидательно уставились на южанина. Тот пожал плечами:

– Они же люди. Зачем им свежатина?

– Да ну! Брешешь! – понеслось в ответ.

Лютер усмехнулся:

– Клянусь праотцом! Люди как люди. Правда, я много и не видал. Так, один приходил за продуктами, ещё у отца и матушки покупал. Жил он, если не соврал, на верхогорье, был чем-то вроде ихнего стража-пограничника…

– Почему “был”? – вырвалось у Хирама.

Товарищ опустил глаза, вытер лезвие о чистую ткань-рушник:

– Месяц назад изловили его наши. Сказали, шпион Алатерры.

Компания замолчала. Все переваривали рассказанную историю: про алатусов, полторы тысячи лет назад обосновавшихся за горной цепью, ходили разные слухи, и ни один из них не был добрым. И вдруг мнение человека, регулярно общавшегося с алатусом! Что-то Лютер не договаривал.

Когда ночь окончательно накинула свой полог, множественные огни, рассыпанные по долине перед городом, и те, что горели на высоких башнях, придали настроению крестьян флёр детской жажды страшных сказок. И сразу темнота развязала языки многим, но Хирам в какой-то момент, тоже очарованный атмосферой доверия, спохватился, когда к их группе присоединился молодой крестьянин, представившийся благородным именем Аластэир, которое больше бы подошло важному эве9.

Меж костров поначалу перемещались многие, в поисках интересной компании и нужных разговоров, однако у всех на языках вертелось одно – слухи про драконьи стычки на юге и висевший в воздухе запах грозы, в прямом и переносном смысле, – поэтому вскоре движение почти прекратилось. Когда подъезжали к столице, начинал накрапывать дождь, но потом Хирам и другие обратили внимание на резкую границу, которой столичная земли обозначилась как сухая.

Куда бежать прятаться в случае грозы, никто не представлял. Разве что под телеги закатиться, но ведь лошадей под дождём не оставишь… Самый смелый из соседней компании, озабоченный возможностью промокнуть, сходил к воротам, чтобы узнать, есть ли шатры на случай дождя. Ратники ему ответили, чтобы не беспокоился: Либерис Третий позаботился о комфорте гостей, и маги отводят грозу от Аалама.

Так что в воздухе чувствовалось нехарактерное для этого сезона затишье, словно бы сам Правитель находился везде и во всём: в задумчиво жующих лошадях, в небесных блестящих точках – глазах умерших драконов, в аромате подогреваемой на костре пищи и желании сплетничать о запрещённом.

Южанин Лютер насмешливо-снисходительно отвечал на жадные вопросы: точно ли к нему за продуктами прилетал дракон из Алатерры, и как удалось ликторам схватить его, и имеет ли сам Лютер к этому отношение? Южанин, разумеется, помнил о безопасности, однако внимание было столь щедрым, что он расслабился и наговорил, по мнению Хирама, лишнего.

В Межземелье, где ликторы и ратники до последнего времени были редкими гостями, жилось хорошо. Благоприятные условия для выращивания как пшеницы, так и скота, позволяли не только откладывать запасы на короткую зиму, но и кое-что продавать. Возить хотя бы в ближайшие Южные Ворота, через лес, крестьянам было лениво, и они быстро привыкли к незнакомцам, появлявшимся с большими корзинами, которые даже полупустые сложно было бы поднять одному взрослому.

Вероятнее всего, это были оборотни, человекоподобные драконы, жившие на вершинах гор и охранявшие границу. Покупали всё: цельное зерно, никогда муку, молоко, сыр, яйца, мясо (каждый раз) в большом количестве. Иногда под закат приходил обычный человек, нагружал полную корзину, расплачивался по двойной цене, не торгуясь, и, как ни странно, золотом Алатуса, новенькими монетами, будто только что выплавленными на монетном дворе Либериса Третьего. Затем просил помощника доставить куда-нибудь ближе к каньону, где, якобы, его ждали свои. А потом, спустя час, можно было увидеть парящий в небе силуэт дракона. Был ли покупатель и дракон одним лицом, Лютер не мог поклясться с уверенностью, но его прищуренный взгляд говорил об обратном.

Чаще на пороге утром находили пустую корзину со списком продуктов и монетами на дне кувшина, в котором прошлый раз брали молоко, сливки или масло, и заказ отвозился к каньону. Именно так торговали, когда в деревню наезжала смена ратников (раз в три месяца) или сборщики податей, контролирующие прирост населения и его благосостояние. Как удавалось драконам Алатерры не пересекаться с алатусцами, Лютер давно не забивал себе голову. Длилась эта торговля, на памяти Лютера, десятилетиями, и ему казалось, что приходивший к ним чаще других мужчина знаком с детства, словно не старел. Значит, соседи научились прятаться, либо ратники за мзду прикрывали глаза на торговлю. Местное население столичных гостей тоже снабжало продуктами, но практически бесплатно: грабили, как обычно, только свои.

Пастораль закончилась примерно полгода назад. Приезжавший за продуктами и мукой ратник жаловался на слишком въедливого нового Главного. Позже его слова оправдались: Главный лично появился в хуторке, явный маг, ибо от его взгляда холодило спину. Всё высматривал, расспрашивал. Разглядел в сумерках, как беспрепятственно летают за свежей провизией враги, и рассвирепел.

9

Эве – господин, так же вежливое обращение. (мир Алатуса, авт.)