Не чужие дети

– Мне нужно, чтобы ты полетела со мной в Таиланд, – сказал он прямо. Как будто два дня назад не дал пинка под зад, втиснув в зубы трудовую книжку!

Я недоверчиво хмыкнула. И хватает же наглости!

– Вы ничего не перепутали, Михаил Горынович? Я на вас больше не работаю. Не ра-бо-таю, – сказала по слогам. – Обратитесь к кому-нибудь другому. Хороших работников же пруд пруди. Вот и прудите себе на здоровье.

Злость на Антона, понимание, что я должна отстоять детей и желание посильнее задеть его придавали уверенности. Недоволен? Не нравится? Так теперь это его проблемы! Что же, интересно, не так с его Юлей, раз в Тае ему нужна именно я.

Неожиданно меня осенила догадка.

– Похоже, вы сели в лужу, многоуважаемый генеральный директор, – сказала я на тайском. – Ай-ай, а обманывать не хорошо. Разве вас в детстве этому не учили?

На его скулах выступили желваки, губы сжались, взгляд стал злым.

Я прошлась по нему взглядом и вернулась к лицу. Правда, сама того не желая, задержалась на ямке между ключиц, виднеющейся в расстёгнутом вороте рубашки.

– Тайский язык один из самых трудных в мире, – сказала уже на русском. – Даже разговорный, а письменный – тем более. Но ничего, уверена, вы кого-нибудь найдёте. Хороших работников много. Свистните, и в отдел по подбору персонала повалятся резюме. Всё для вас – ни семей, ни детей, ни друзей, ни личной жизни. Идеальное знание языков и готовность отдать честь по первому же требованию.

Он стал похож на предгрозовое небо. Разве что вспышек молний не хватало. Хотя в чёрных глазах именно они и отражались.

Азаров так и преграждал мне дорогу, глядя сверху вниз.

Задев плечом, я прошла мимо. На мне были туфли от Гуччи на маленьких каблуках, но я всё равно слышала их злой цокот. И сама была зла. Он правда думает, что может запросто вышвырнуть человека, а потом щёлкнуть пальцами, и тот прибежит обратно? Или что?! Что у него вообще в голове творится?!

В конце дорожки я всё же обернулась. Азаров стоял на прежнем месте, только лицом ко мне. Ноги на ширине плеч, позади – чёрный внедорожник. Божественно красивая сволочь! Господи, помоги справиться с этой предательской дрожью в коленках! У меня и так проблем выше крыши, не хватало ещё испытывать тягу к мужчине, который всех людей вокруг считает грязью под ногами. В том числе и меня.

***

В подъезд дома, где прожила несколько лет, я зашла вместе с соседкой.

– Давно вас не видела, – сказала она, идя к лифтам.

– Так получилось, – ответила я уклончиво, не желая вдаваться в подробности своего развалившегося брака и отношений с бывшим мужем.

Действительно, так вышло и всё. Соседка поняла, что откровенностей не дождётся и отстала.

Я жалела, что, уходя, в порыве бросила Антону ключи, что была такой наивной дурой все эти годы. И почему я не была умнее?! Мама всегда ругала меня за излишнюю доверчивость, хотя сама себя я доверчивой не считала. Наверное, мама всё-таки была права.

Я специально подгадала время, когда Антон возвращается с работы, чтобы застать его. Посмотрела на часы. Да, он уже должен быть дома. Обычно если он и задерживался, то только в офисе. Посиделки с друзьями – исключительно в выходные, да и то не часто.

Несколько раз надавила на кнопку звонка. Странно было стоять под дверью непрошенной гостьей, но мы изначально решили, что квартира останется ему. Справедливо, учитывая, что большую часть денег на первый взнос дали его родители. И ещё справедливо будет, если он отдаст мне то, что вложила я.

Хотела было нажать на звонок ещё раз, но услышала, как открывается замок.

– Еся, – просипел Тоха, глядя мутным взглядом.

Лицо его покрывала щетина, сам он выглядел не лучшим образом. И перегаром от него несло за километр.

– Что всё это значит, Антон? – спросила я без предисловий. – Сегодня мне пришло сообщение из банка о задолженности. Что всё это значит?!

Он поморщился. Потёр переносицу и оскалился.

– Чёрт, не зуди. – Открыл дверь шире.

Проходить я не торопилась – ждала ответа.

– Антон!

– Не зуди, сказал! – рявкнул он вдруг. – Что значит смс о задолженности?! Да то, чёрт тебя подери, и значит, что задолженность. Проходи сказал! Я с тобой через порог разговаривать не собираюсь.

– А я нюхать твой перегар не собираюсь.

Он выматерился. Потом вдруг схватил меня за локоть и затащил в квартиру. Оттолкнул, захлопнул дверь и посмотрел снова. Я вдруг почувствовала себя загнанной в ловушку и сглотнула.

Я не двигалась с места. Готова была к чему угодно, только не к тому, что Антон, ничего не сказав, пройдёт мимо и скроется в кухне. А чего я ждала? Что он накинется на меня? После встречи с инспектором и появления Азарова я была сплошным комком нервов.

Из кухни раздался звон. Пройдя за Антоном, я увидела, что он убирает в пакет пустые бутылки. Сколько их было – не знаю, судя по всему, не одна и не две.

– Ты должен был платить за ипотеку, Антон, – сказала я, как только он поставил пакет возле раковины. – Мы с тобой об этом договаривались. Ты понимаешь, что из-за задолженности у меня будут большие проблемы?

– У меня нет денег, – отрезал он, тяжело глядя из-под опухших век.

– А где они? – поинтересовалась с сарказмом. – Где твои деньги?! На любовницу всё спустил?!

Он не ответил. Отвернулся и, налив из-под крана воды, жадно выпил почти весь стакан. Да что с ним происходит?! Он же не пил никогда.

Пока Антон молчал, я, не спрашивая прошла к холодильнику и открыла его. Ничего, только пакет молока, палка сервелата и нераскрытый хлеб. В морозилке немногим лучше. Так же, не спрашивая, взяла молоко и, достав кастрюлю, поставила кипятиться. Всё это время Антон молчал, и только когда я вытащила банку с овсянкой, резко выхватил её у меня.

– Хватит! – гаркнул он.

– Именно, что хватит, – процедила, глядя в его заплывшее лицо. – Посмотри на себя, Тош! Мы два месяца не виделись, а ты себя превратил… Я даже не знаю, как это назвать! Что происходит?!

Желваки заходили снова.

– Не у тебя одной бывают проблемы.

– Не у меня одной. Но я свои проблемы стараюсь решать и уж точно не хватаюсь за бутылку. Ты понимаешь, что творишь?! Понимаешь, что из-за тебя опека может забрать у меня детей?!

Он молчал, изо всех сил стискивая челюсти. Молоко начинало греться, кухня наполнялась мягким запахом наших уже начавших стираться из памяти совместных завтраков. Найдя остатки кофе, я попыталась включить кофемашину. Только включаться она не захотела. Судя по высохшим подтёкам, за всё это время никто и не подумал почистить её.

Тишина угнетала. Я чувствовала присутствие Антона, его направленный на меня взгляд и старалась не обращать на это внимания. Вычистила засохший кофе, засыпала в закипевшее молоко хлопья овсянки и только после этого повернулась к бывшему мужу. Он сидел на диване и действительно смотрел на меня.

– Послушай, Антон, – со вздохом начала я, – я всё понимаю. Но у меня тоже не лучшие времена. Если у тебя проблемы на работе, обратись к отцу. Уверена, он поможет тебе. Я хотела…

– Не поможет, – вдруг сказал он резко.

Взгляд стал больным. Антон качнул головой, а у меня внутри всё так и оборвалось. Во рту пересохло, в душе поселилось нехорошее предчувствие.

– У меня нет денег на ипотеку, Еся. И отца больше нет.

Антон замолчал. Я тоже стояла, не зная, что сказать. Что вообще говорить в таких случаях?! Если бы сама не похоронила родителей и сестру, отделалась бы соболезнованиями. Только не нужны они, эти соболезнования. Нет в них ничего, кроме бессмысленных букв.

– Они с матерью давно хотели слетать в Австралию. Океан, все дела… Слетали. Матери стало плохо в воде, отец попытался её вытащить, – он с шумом втянул носом воздух, а я дышала через силу и слёзы.

Кофемашина затихла, каша начинала побулькивать, и надо было помешать её. Но я не могла даже поднять руку.

– Несколько дней врачи пытались откачать отца. Страховка толком ничего не покрыла, я отдал всё, что у меня было отложено. Но ни черта не вышло. Ни черта, Еся. Три дня назад батьку отключили от аппарата искусственной вентиляции лёгких. Смерть мозга.