Страница 6 из 16
— Конечно хочу, очень даже, но я уже перекусывал. Давай, завтра к тебе на обед приду.
— Давай! — соглашается она. — Что тебе приготовить? Котлеты будешь?
— Из кабана?
— Из него, — смеётся Наташка. — Сам ведь принёс, так что надо его скорее употреблять.
— Буду, конечно. Из твоих рук всё что угодно буду. Ты чем занимаешься вечером?
— Ничем, — удивлённо отвечает она. — А что, есть предложение?
— Да, имеется. Нас Платоныч приглашает. Знаешь на что?
— На кабана? — догадывается она.
— Точно. Моих родителей и персонально тебя.
— Правда? — удивляется Наташка.
— Конечно, правда. Пойдёшь?
— А во сколько?
— К семи. Я думаю, мы пару часиков посидим да пойдём. Ну что?
— А это удобно, думаешь?
— Ну, разумеется! Он же приглашает.
— А ты хочешь, чтобы я пошла? Я могу и не ходить, если…
— Наташ, ну ты чего! Конечно, я хочу, очень хочу. Мне приятно будет.
— Ладно тогда, — с облегчением соглашается она. — С удовольствием пойду.
— Ну, тогда будь готова в половине седьмого, я позвоню. Отца только предупреди, чтобы не волновался.
— Хорошо.
— Ну всё, значит, до вечера.
Поговорив с Наташкой, я направляюсь к её отцу. Мне приходится ждать минут десять пока он закончит разговор с мутным типом лет сорока. Коротая время, разглядываю плакаты, развешанные на стенах в длинном коридоре.
«Мы людям всю жизнь отдаём без остатка — на страже закона, на страже порядка!» — гласит надпись на одном из них.
Схематичные лица милиционера и милиционерки, стоящих на фоне свершений трудового народа, выглядят самодовольно. Но яркости не хватает. Яркости…
Когда мутный мужик уходит, я захожу в кабинет к дяде Гене.
— А, Егорка, здорово, — говорит он, не отрываясь от бумаг.
— Здорово, дядя Гена, — говорю я и кладу перед ним пачку красненьких.
— Эт чё? — поднимает он глаза. — Калым?
— Это за два паспорта.
— А-а-а, — тянет Рыбкин. — Понятно. Двести рябчиков не хватает.
— Геннадий Аркадьевич, хорош наживаться на близких.
— А ты сначала стань близким, а потом уже цену сбрасывай, — хмыкает он, забирая деньги. — Ладно, исключительно по дружбе, так и быть. Будут тебе паспорта, но давай без обид, за сколько заплатил, столько и получишь.
— Я за два заплатил, — уточняю я.
— За два, за два, но не самые лучшие. Завтра заходи в это же время примерно.
— Как это не за самые лучшие? Я сразу два беру, так что скидка полагается. Хорош куражиться, дядя Гена, дай хорошие паспорта.
— Ну, не знаю, не знаю… — усмехается он. — Посмотрим, что можно сделать.
— Я сегодня на ужин иду с дочерью твоей.
— С какой? — вмиг становится он подозрительным.
— А у тебя их много что ли? — со смехом спрашиваю я.
— В смысле, куда это ты её?
— К Платонычу.
— И что вы там делать будете? — пытливо смотрит он на меня.
— Будем есть Pappardelle con ragù di cinghiale.
— Это чё?
— Лапша итальянская. Но ты не волнуйся, родители тоже пойдут, — пытаюсь усыпить его бдительность.
— Твои?
— Ну да, мои.
— А я почему не приглашён?
— Ну, вы не слишком хорошо знакомы вроде. Думаю, это единственная причина. Но, если хочешь…
— Да, тоже пойду, — утвердительно кивает он и хлопает ладонью по столу. — Во сколько?
— К семи, — усмехаюсь я. — Что за неоправданная ревность, дядя Гена?
— Так за вами глаз да глаз. Девка только из больницы, да перед этим муки душевные приняла, а ты её опять хочешь на страдания? Женись сначала, а потом будешь таскать по всяким Платонычам, я и слова не скажу. А пока только в моём присутствии, понял? Я и так тебе двести рублёв уступил.
— То есть, ночью в палате дежурить можно, а погулять без тебя ни-ни?
— Так, ты мне эти разговоры брось!
— Дядь Ген, да нам всем только лучше будет, если ты тоже пойдёшь. Давай, тогда в полседьмого как штык.
— Ну вот, то-то. А то ишь, без меня они попердели есть будут.
После Гены я бегу на фабрику. Сегодня у нас первая подпольная смена. Я захожу в комитет.
— Галя, привет.
Долговязая, как пацан, с двумя неизменными хвостиками, она поднимает взгляд и смотрит поверх очков.
— О, Егор! Здравствуй.
— Как делишки?
— По-рабочему. У тебя как? Когда выпишут?
— Думаю, уже скоро, может на следующей неделе. Курганова уехала?
— Да, она в Москве уже. Звонила нам. Разместилась в общаге. Волнуется, боится, что не поступит. Говорит, там почти одни парни, все серьёзные, такие. Лучше бы ты меня отправил!
— Галя, — усмехаюсь я. — Как бы я здесь без тебя справился? Парня мы тебе найдём хорошего, ты не переживай, настоящего, крепкого, из наших, из сибиряков. А там кто? Теоретики-ботаники и все, как один, карьеристы. Им же не до тебя будет, им надо собой любоваться.
— Ой, да ну тебя, — хихикает Галя, — ботаники-карьеристы. А у нас зато девки одни.
— Я тобой займусь, пристрою в хорошие руки. Тебе какие парни нравятся?
— Так, Егор, всё, хватит.
— А что, ну-ка выпрямись, встань. Встань-встань, тебе говорю.
Она поднимается и смотрит на меня с видом, мол, ну, встала, доволен?
— Повернись. Давай-давай, поворачивайся. Эх, Галка, ты ж красотка, каких свет не видывал. Глаз не оторвать, так бы и смотрел на тебя.
Она хохочет.
— Ладно, пошёл я. Сначала к директору загляну, а потом тебе женихов искать. Давай только с причёской поэкспериментируем, поменяем имидж, а то что всё хвостики, да хвостики.
Я захожу к директору. Он весь на нервах, колотится бедняга. Приходится оказывать психологическую поддержку. Моя уверенность постепенно переходит на него и, как часто бывает, желание больших денег притупляет боязливость, лишь бы только не осторожность.
Моё присутствие при старте производства необязательно, вернее даже совершенно ненужно, не необходимо, да и зачем светиться лишний раз? Поэтому я ухожу и прибываю домой минут двадцать седьмого. Родители уже готовы, почти… Ещё необходимо добавить пару штрихов к макияжу. Отец немного ворчит, но подчиняется всеобщей необходимости.
Вообще, он не любитель тусовок, особенно возникших вот так внезапно, в авральном порядке. А вот мама очень рада возможности выйти. Она уже сто раз намекала отцу, что не прочь потусоваться. Ну, они люди-то ещё молодые, уж по-любому моложе меня.
Мы выходим из подъезда и поджидаем Рыбкиных. Первым выходит Наташка.
— Извините, папа там прихорашивается, — улыбается она.