Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 9



– Понятно. Только говорить ему этого не следует, – человек в бабочке взял небольшую паузу, – Ваша задача: объяснить господину Оболенскому, что мы предадим материалы о его прошлой деятельности скандальной публичности. И чтобы вам быть в будущей беседе убедительным, к кнуту следует добавить пряник: подкрепить нашу просьбу суммой, достаточной для выполнения подобной работы.

Бронзовая рука памятника великому поэту с самого начала встречи явственно указывала на двух граждан иностранной наружности, без сомнения, замышлявших недоброе: человек из «Европейской» оставил пластиковую папку своему собеседнику, после чего парочка расстались. Однако не только окружающие, но и дремлющий на солнышке с газетой «Ленинградский Комсомолец» сотрудник службы внешнего наблюдения, в сонные полглаза присматривающий за подозрительным немцем из «Европейской», не проявили должной бдительности.

Глава 4. В поисках Рая.

… и таким образом, то, что, по мнению таких уважаемых экспертов и знатоков живописи, как Абрахаам Врёдиус и Питер ван дер Внос считалось несомненным подлинником, им не оказалось! И этот печальный урок с идентификацией целых шести полотен Вермеера Дельфтского должен служить нам напоминанием и суровым уроком, с каким вниманием следует относиться, как казалось, к незначительным деталям в непростом деле установления подлинности живописных полотен. Позвольте ещё пример. На недавних торгах всемирно известного Лондонского художественного аукциона просто чудом не была продана картина Ивана Шижкина «Пейзаж с речкой» – в самую последнюю минуту её сняли с торгов. Почему? Ведь по авторитетному мнению экспертов, полотно являлось работой раннего Шижкина и датировалось периодом его обучения и стажировки в Дюссельдорфе. И что же в итоге? На самом деле картина оказалось переделанной работой голландского живописца той же Дюссельдорфской школы Корнелиса Баренда Кук-В-Кука! Картина, приобретённая в Стокгольме всего год назад за шестьдесят пять тысяч, после её незначительной перерисовки и подделки авторской подписи, была оценена в восемьсот тысяч долларов и едва не ушла с аукциона! Скандал! Полотно прошло две независимые экспертизы, и ни одна из них фальсификации не установила! Почему эксперты ошиблись? А очень просто! Потому как сходство по времени её написания, холсту и краскам оказалось полное. Причина? Западноевропейские живописцы той же школы работали в одно-и-тоже время и использовали те же холсты и краски, что и их русские коллеги-художники!

Человек, находившийся за массивной, тёмного дуба старинной кафедрой, из-за её преувеличенных масштабов, казался много миниатюрней, чем был на самом деле. Его речь, помимо грассирования, обладала ещё одним значительным дефектом – звук «д» он произносил так, что тот звучал как «ф». И это, в сочетании с отчасти комичной внешностью – пышными бровями и подкрученными кверху густыми усами на абсолютно лишённой остальной растительности голове, делало всё, о чём вещал человек с кафедры, каким-то не совсем серьёзным и не очень-то строго научным – всё, что им произносилось, учитывая огрехи не совсем правильного произношения, звучало так:

– Фо'гогие ф'гузья, имег'но пог'егтому…

Стараясь не скрипеть высокой дверью, Александр Степанович Дюдин протиснулся в сумеречный и холодный зал. Приглядевшись, он обнаружил там своего приятеля, что встретил накануне; тот помахал ему рукой, делая приглашающие жесты. Под неодобрительным взглядом лектора Дюдя пробрался вдоль ряда и уселся в соседнее кресло.

– Привет! – Влад поприветствовал вошедшего полушёпотом, – Оформился?

– Почти, – ответил тихо новый сотрудник мастерской реставрации западноевропейской живописи. – Только что из вашего отдела кадров, остался росчерк главного, но как я погляжу, он всерьёз занят и вся эта говорильня надолго.

– Спешить некуда, устраивайся поудобней. И поздравляю с первым рабочим днём.

Устройство на новую работу началось ещё вчера, со знакомства и беседы с будущим начальником, которого Влад за глаза именовал «шефом»: скромно постучав и протиснувшись в дубовую дверь с латунной табличкой «Олег Александрович Оболенский, гл. реставратор», Дюдя увидел сидящего за письменным столом седого человека в очках, листающего бумаги. Он почувствовал на себе пристальный и оценивающий взгляд, какой бывает у повара, прикидывающего, какое блюдо лучше приготовить из синюшного цыплёнка.



– Рекомендации у вас неплохие, – пара ни на градус непотеплевших глаз оторвалась от бумаг и остановилась на долговязой фигуре потенциального коллеги. – Московская организация, в коей вы, молодой человек, прежде трудились, весьма авторитетна.

Очевидно, что взгляд главного реставратора обладал свойствами рентгена – ощущение было не из приятных, словно у тебя пересчитали и отинвентаризировали все внутренности, позвонки и рёбра и безошибочно определили, что у вас было на завтрак.

– Срок испытательного периода – месяц, если предложенный вам оклад вас устраивает, – говоривший презрительно поморщился, – приходите завтра к девяти. Не забудьте про паспорт, военный билет и трудовую книжку.

Видимо, повар решил, что будет готовить чахохбили.

– Дорогие друзья, именно поэтому мы с особой тщательностью подошли к идентификации находки. Все проведённые экспертизы с высокой долей вероятности подтверждают её подлинность. Теперь можем с почти полной уверенностью заявить, что обнаруженное недавно полотно, изображающее изгоняемых из рая Адама и Еву, с высокой степенью вероятности, принадлежит кисти великого Альбректа Дьюрера. И это – настоящая сенсация! Полотна этого живописца отсутствуют в собраниях российских музеев или отечественных частных коллекциях. И главное: уже сейчас можно смело утверждать, что обнаруженная картина – настоящий шедевр и несомненная вершина в творчестве одного из величайших мастеров в истории живописи!

Зал, в котором находился лектор и его слушатели, без особых изменений сохранился ещё с прошедшего, девятнадцатого века. Длинные и изогнутые по пологой дуге столешницы полукольцом окружали трибуну-кафедру, стоящую в её центре и ступеньками поднимались вверх; порядком потрёпанные и пыльные кресла, обитые по-театральному тёмно-красным бархатом, действовали на собравшихся слушателей расслабляюще. Не менее древние, такого же материала шторы скрывали три высоких окна, глядевшие в уже начавший желтеть сквер. За окнами монотонно шумел дождь.

– История создания картины, по крайней мере, та её часть, что удалось выявить на день сегодняшний, могла быть следующая. Свой анализ мы начнём с двух графических работ мастера. Хорошо известна гравюра, выполненная на дереве Альбректом Дьюрером в тысяча пятьсот четвёртом году – слайд, пожалуйста.

Свет в зале погас, и одинокая лампа, спрятанная внутри кафедры, высветила лицо человечка снизу, сделав его ещё комичней. Старинная аудитория погрузилась в полумрак, где-то сзади включился проектор и на неровно висящим экране появилось сначала размытое, а потом и сфокусированное изображение сначала чего-то грязно-мутного, следом оказавшееся чёрно-белым рисунком, увы, перевёрнутым. Тем не менее, человечек с кафедры смело продолжил:

– Как видим из этой работы художника, начальный замысел с обнаруженным живописным полотном Дьюрера ничего общего не имеют. В центре гравюры – дерево познания Добра и Зла с аналогичным плодом на ветке. Слева архангел, справа – обнажённые фигуры Адама и Евы. При увеличении – следующий слайд, будьте любезны, хорошо видно, что плод, по всей вероятности, яблоко – имеет явные признаки того, что можно назвать «надкусом». Хотя некоторые специалисты по гравюре шестнадцатого века имеют смелость утверждать, что так называемый «надкус» не что иное, как дефект в деревянном клише, с которого гравюра печаталась. Слева – верните предыдущий слайд, пожалуйста… Слева, а не справа. Да, переверните, благодарю. …мы видим фигуру архангела, вероятно Михаила, с мечом в правой руке. Левой рукой он касается Адама, который с молящим выражением небритого лица обернулся к архангелу. Лица Евы мы не видим вовсе, пропорции её обнажённого тела далеки от того, что даже в те далёкие времена считались изящными.