Депортация из Рая

«Очередное возвращение Бэтмена» – гласила надпись на шедевре. Молодой человек лет под тридцать, что нёс полотно первым, скорее всего, и являлся его творцом, на то весьма явно указывало унылое выражение лица и мятый халат, весь перепачканный красками. Он был высок ростом, правильные черты лица несколько портил длинный нос, его изрядно отросшие и светлые волосы были кокетливо собраны в хвостик. Вторым, пусть и косвенным обстоятельством, подтверждающим несомненное его авторство, являлся его напарник, нёсший полотно сзади, из-за того, что признать в нем человека, принадлежащего к сфере искусства, было проблемно: его походку сложно было назвать твёрдой, внешность – артистической, а физиономию – трезвой.

Как можно забыть: имя автора! Никакая картина, пусть самая превосходная, не будет считаться таковой, если не подписана прославленным именем, хорошо известным не только около-художественным критикам, но и широкой публике, не чуждой изящному. Без этого наиважнейшего условия все потуги художника, будь он четырежды гениальней Рафаэля, пропадут втуне и ни один музей его творений приобретать не станет. Ежемесячный оклад и никаких квартальных премий – такова участь современного гения!

Увы, любого художника, пусть самого талантливого, могут преследовать неудачи, даже в мелочах: законченная афиша не желала вставляться на предназначенное для неё место – в уличный подрамник, сваренный из металлических уголков. Этому казусу имелось простое объяснение – недавно натянутый на старую раму холст оказался грубее и толще прежнего. Начавшийся моросить дождь уже намочил низ полотна, строка со временем сеансов предательски поплыла вертикальными подтёками.

– Пахомыч, молоток подай!

Напарник художника извлёк молоток из петли комбинезона, однако решил проявить самостоятельность:

– Лучше я сам!

Если бы отечественная ругань могла материализоваться и имела те же единицы измерения, что и сила звука, то рядом с Мариинским театром вместо клуба работников торговли в мгновение ока вырос-бы остеклённый небоскрёб высотой в сто двадцать децибел – Пахомыч с размаху угодил молотком себе по пальцам. Не все учреждения культуры ассоциируются с банно-прачечными комбинатами, однако псевдоантичное здание Клуба работников торговли имени Первой Пятилетки под напором многоэтажного мата пока-что устояло и не обратилось в руины. Случайный прохожий как человек, наверняка не чуждый прекрасного и явно понимающий толк в живописи, что наблюдал за выносом и монтажом живописного произведения, решил вмешаться.

– Бог в помощь! – прозвучал чей-то хрипловатый голос: обернуться и рассмотреть его источник у автора полотна возможности не было. – Давай пособлю.

Упрямый подрамник с трудом вошёл в верхние пазы, однако в нижние вставляться не желал.

– Немного выше, – теперь голос прозвучал над самым ухом, утратив при этом большую часть первоначальной язвительности. – Монтировка есть?

– Я сам, придержи лучше вот здесь, – раму с холстом заклинило в верхних креплениях и вставать на место та не желала. – Пахомыч, кончай материться, лучше молоток подай.

Несколько точных ударов – и наконец, живописный шедевр занял соответствующее ему место.

– Сколько не болела, а померла, – произнёс нежданный помощник. – Привет, Дюдя!

Афиша встала на место и у её автора появилась возможность внимательней рассмотреть своего спасителя, в бородатом лице которого угадывалось что-то знакомое.

– Влад, Бородин?

Вам встречались люди, чья внешность является полной противоположностью вашей собственной? Если вы высоки ростом, то ваше vis-a-vis3 будет росточка маленького, антагонистом худого будет человек полный, курносому будет оппонировать горбоносый, а блондину противостоять брюнет. Если поставить таких людей рядом, то два старинных приятеля, случайно встретившиеся у ныне несуществующего здания клуба, в точности этому правилу соответствовали: давно замечено, что такие люди или делаются недругами, испытывая друг к другу беспричинную антипатию, либо по жизни друг друга дополняют, становясь друзьями не-разлей-вода.

Из сказанного следует, что Влад был невысокого роста, имел склонность к полноте и вздёрнутый нос, коротко стриженные тёмные волосы и отдающую лёгкой ржавчиной бороду. Одет он был в армейская куртку поверх футболки с линялой надписью «Pink Floyd», а сандалии на босу ногу были явно не по погоде.

– Точно! Изостудия дворца пионеров, год эдак семьдесят второй.

– Ну конечно! Ты мне тогда колонковую кисть подарил, для акварели.

– Не помню такого.

– Не важно, я помню, будем считать, что мы в расчёте! – автор живописного шедевра явно обрадовался неожиданной встрече. – Из-за растительности на физиономии тебя сразу не признать – ну прямо вылитый Че Гевара. Если не спешишь – может, зайдём ко мне в мастерскую, тут рядом. Чай или кофе?

– Кофе, конечно!

Питерский дождь, поначалу собиравшийся зарядить надолго, передумал и на короткое время уступил своё место солнцу. Колоритная троица, расправившись с Бэтменом, свернула в переулок, Пахомыч двигался замыкающим, дуя на ушибленные пальцы, и продолжал устало ругаться. Служебный вход оказался не заперт, после улицы глухой коридор казался тёмным тоннелем, Дюдя не сразу отпёр ключом дверь с разболтанным замком. Мастерская оказалась каморкой на два окна, в ней стоял характерный запах художественных химикатов, вдоль стены изнанкой пристроились пара холстов, на полках громоздились банки с краской. Календарь, ярким пятном висевший на облупленной стене, устарел на пару лет, показывая, что на дворе всё ещё 1987 год: явное свидетельство о наплевательском отношении обитателя мастерской ко времени. Глянцевая блондинка с идеальной фигурой собиралась освежиться в бассейне, в синеве которого отражались пальмы, её единственным дефектом являлся ранний склероз – блондинка забыла надеть купальник. Катушечный магнитофон занимал большую половину письменного стола, остальную его часть загромождали бобины с плёнкой, кисти, флейцы и горшок с завядшим кактусом. Незавершённый шедевр стоял грубо сколоченных козлах, новая афиша являла собой броскую и весьма живописную композицию, центром которой был прицел двустволки, наведённый на бутыль с русским национальным напитком. Полотно было почти дописано:

– Особенности какой охоты? – прочёл Влад часть названия, намеченного пока карандашом.

– Национальной. Тебе с сахаром?

Шесть ложек кофе из бумажной пачки перекочевали в алюминиевую турку с болтающейся ручкой, которая, в свою очередь, оказалась на самодельной электрической плитке. Дюдя разложил складной столик, сервировав тот разнокалиберными кружками и пачкой печенья.

– Как-то неожиданно было видеть тебя сегодня, сражающегося с самим Бэтменом – сказывали, что ты в Москву перебрался? – в интонациях Влада одновременно сочетались ирония и сочувствие. – Ты ведь вроде-как Строгановку4 закончил?

– Да, верно. После академии помыкался – работы нет, а где есть – ничего не платят. Идти вольным художником на Арбатскую панель – так там та ещё мафия, чужих, да ещё с академическим образованием не пустят. Устроился в центральные реставрационные мастерские, имени Грабаря. Зарплата не ахти, но жить было можно.

– Дюдя, так мы с тобой коллеги, я тоже по части реставрации! А в Питере какими судьбами?

– В Москве пришлось всё бросить, из-за того, что тётушка заболела. Обширный инсульт, год за ней ухаживал, месяц назад похоронил. Зато работу нашёл почти по специальности, спасибо Пахомычу, он мой сосед по подъезду: хороший он мужик, когда трезв. Раньше трудился инженером на Адмиралтейской верфи, уволили, жена ушла, – Дюдя разлил остатки кофе по кружкам. – Две радости: клуб – в трёх шагах от дома, а рабочий процесс тот же – холст, краски. Старое смываю, поверх пишу новое.

– Могу тебя утешить – мои дела не лучше, великая карьера живописца у меня тоже не задалась, – Влад отпил кофе из керамической кружки и запихал в рот раскрошившееся печенье. –Ты сколько времени в реставрационных мастерских у Грабаря трудился?

3

Визави (фр.) – напротив, лицом к лицу, оппонент.

4

Московская государственная художественно-промышленная академия имени С. Г. Строганова.