Проект «Мессия»

Шеф взглянул на сидящих за столом, как бы проверяя, проникаются ли они глубиной его мысли.

– Я как человек высоких гуманистических идеалов, – на этих словах его лицо слегка приподнялось, – считаю такие предложения неуместными ни с моральной, ни с функциональной точки зрения. Кроме того, вам не кажется, что все эти варианты эстетически и интеллектуально примитивны. Никакого изящества, глубины, креатива. Все толсто и мрачно.

Шеф взял с блюдца печеньку, обмакнул ее в чай и откусил влажный краешек.

– Раньше социальная хирургия была болезненной, но необходимой частью общего плана. Старые, отжившие элементы искоренялись, чтобы дать дорогу всему новому, прогрессивному. Делать такое сегодня – это значит бессмысленно исполнять ритуал в надежде, что заработает. Аборигены Меланезии строят на заброшенных американских аэродромах самолеты из пальм и соломы. Они думают, что приманят таким образом настоящие самолеты, и летчики угостят их кока-колой с булками. Эти аборигены тоже пытаются вернуть добрые времена. Они тоже надеются, что ритуал сработает… – Марк Антонович постучал папиросой, сбивая пепел. – Но мы ведь с вами не аборигены и знаем, чем обернется этот ритуал. В нашем случае результатом станет национальная, а возможно, планетарная катастрофа.

– За Вами, Марк Антонович, записывать нужно, чтобы не потерять жемчужины мысли, – аккуратно заметил один из подчиненных.

– М-да. С хорошими мыслями нынче проблема. Вырождаются мыслители. Мельчают. Последний из великих – мой учитель и старший товарищ академик Семённый, последователь и идейный воспитанник Феликса Эдмундовича.

На этих словах взгляды обоих гостей скользнули на портрет над головой генерала.

– А как же Вы, Марк Антонович? Вы ведь тоже… – вставил ремарку второй подчиненный.

– Куда мне, – отмахнулся генерал. – Я его бледная тень. Хотя, как знать, может придет время, и мои труды оценят потомки или даже современники. После снятия секретности, конечно.

Взгляд Марка Антоновича на несколько секунд стал задумчивым и грустным. Возможно, он сожалел, что из-за грифа секретности его труды не смогут оценить современники. Он снова затянулся, выпустил облако дыма и продолжил:

– Желать войны сегодня – значит сознательно идти на планетарный суицид. Обычная война по щелчку перерастет в ядерную, и тогда кирдык всему. В бункере места на всех не хватит. А на земле никто не выживет, кроме, возможно, Любименко.

Марк Антонович взглянул на собеседников. Их лица были спокойны и сосредоточенны.

– Любименко наш – молодец. Настоящий боец, чекист. Два месяца с бомжами в погружении. Без семьи, без детей. Понимает, что государство должно контролировать все, даже самые темные закоулки общественной жизни: криминал, ученых, проституток – всех. Тут не до эстетики. И Захарьянц наш тоже молодец. Сколько сил потратил, чтобы к гомосекам-ЛГБТ-шникам внедриться. Сам вызвался. Говорит, что мерзко, противно, каждый раз через себя переступает, но идет. Потому что ответственность чувствует перед страной и народом. Понимает: упустим инициативу, проявим пассивность, и непонятно какими потрясениями для общества вся эта гомосятина обернется.

Генерал многозначительно покачал головой. С полминуты молчали.

– Погодите-ка, совсем забыл. Я вас сейчас чудесным вареньем угощу – вишневое, из деревни передали, – Марк Антонович пошарил под столом и достал небольшую стеклянную банку, накрытую пластиковой крышкой. – Сережа, открой, пожалуйста, а то у меня пальцы уже не те.

«Сережа» откупорил банку и поставил в центр стола.

– Результаты глубинных замеров говорят, что все эти суицидальные идеи, которые с таким пафосом выдали нам товарищи ученые, давно гуляют в дебрях народных масс. А это значит, что градус безысходности близок к критическому, и народ готов к катастрофе, как единственно возможному выходу. И его можно понять. У народа нет мечты, нет надежды, нет цели. А что же за жизнь без мечты? И никто, кроме нас, чекистов, не в состоянии помочь нашему народу обрести мечту. Кстати, у вас есть идеи по поводу мечты для народа?

– Нет, товарищ генерал… – вопрос был неожиданным и, по всей видимости, ставил сидящих в тупик.

– Плохо. Вот и у меня пока нет. И это меня очень, знаете ли, удручает. Понимаете, товарищи, если мы в какой-то разумный срок не придумаем для народа мечту, он пойдет на суицид и устроит самому себе такие социальные потрясения, от которых нам всем мало не покажется. Так что вам задание: к следующему четвергу представить по два-три рецепта народного счастья. Вопросы есть?

Мужчины молчали. Вопросов, по-видимому, у них не было.

– Ладно, хватит лирики. Давайте-ка вернемся от абстрактного к конкретному. Сергей, что у тебя там за активность в Штатах? – обратился он к тому, что был потемнее.

Подчиненный в общих чертах доложил о зафиксированном в США нетипичном поведении отпрыска видного представителя российской финансово-промышленной олигархии. Слова он подкреплял фото- и видеоматериалами. Марк Антонович слушал с интересом.

– М-да. Поведение довольно неординарное. А что конкретно тебя в нем зацепило, Сережа? – спросил он, когда докладчик наконец закончил.

– Проявление аномальной поведенческой активности на территории основного геополитического противника, в среде соотечественников с высокой степенью экономической значимости. По причине ярко выраженной идейно-идеологической составляющей случай идентифицирован как потенциальная угроза, относящаяся к сфере ответственности центра экзистенциальной безопасности…

– Стоп-стоп. Давай без казенщины, а как есть, от души.

– Да ничего особенно не зацепило. Охреневший сынок богатого папы со скуки или под воздействием чего посильнее находится в состоянии измененного сознания. В смысле – кукухой поплыл от хорошей жизни. И все это с опорой на марксизм. Не хотелось бы, чтобы этот клоун своими действиями интересам страны напортачил. Мало ли как это американцы обыграют. Все-таки отец у него не рядовой гражданин.

Марк Антонович удовлетворенно кивал головой.

– Дмитрий, а ты что скажешь? Без казенщины.

– Присоединяюсь. Из той фактуры, что есть, – идиот.

Марк Антонович снова удовлетворенно кивнул.

– То, что ты, Сергей, увидел в этом парне угрозу – это хорошо. Молодец. Но наша задача видеть мир не только с позиции угроз, но и с позиции возможностей.

Шеф поднял вверх указательный палец и, убедившись, что оба взгляда сфокусированы правильно, продолжил:

– Дмитрий назвал парня идиотом, сам не понимая, что продвинулся в своих оценках намного дальше.

«Дмитрий» оставался невозмутимым, однако чувствовалось, что похвала ему приятна.

– Но, называя парня идиотом, ты вложил в это слово совершенно неправильный, негативный смысл. Кто такой идиот? – это человек, живущий на своей волне, по своим законам, не особо считаясь с реальностью. Заметьте, не умник, а именно дурак – герой наших сказок, потому что живет как бы в ином измерении и по итогу уделывает умников. Так что не все так однозначно в этом словце для русского человека. А какие бывают идиоты?

По вопросительному взгляду и паузе стало понятно, что на вопрос нужно отвечать.

– Полные?

– Так.

– Круглые?

– Так, – в глазах генерала блуждал лукавый огонек.

– Абсолютные?

– Еще.

Подчиненные пытались угадать, чего от них хочет начальник, и по принципу мозгового штурма называли характеристики, которые приходили в голову.

– Редкостные?

– Ближе.

– Клинические?

– Красиво, но не то.

– Полезные?

– Бинго! – генерал слегка щелкнул пальцами в воздухе. – Когда-то нам говорили, что в России две беды, – Марк Антонович взглянул на подчиненных, словно желая убедиться, понимают ли они, о каких бедах идет речь. – Так вот, информация устарела. В России дураков сейчас днем с огнем не сыщешь. Целая страна умников. В том и беда. От того и несчастен наш народ.

– Горе от ума, – покивали головами подчиненные, демонстрируя, что следят за ходом мысли шефа.