Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 53

Девушка дошла до последнего постоялого двора на улице. Два солнца нещадно палили. По спине давно капал противный липкий пот, и очень хотелось в тень. Но Янника запретила себе ныть. Даже мысленно. Что она упустила? Что?! Янника снова посмотрела на долгую улицу, которую всего несколько минут назад обошла тщательнейшим образом. Уходить с неё не хотелось, хотя там, впереди уже виднелся городской парк, где приветливо манили раскидистой, густой тенью высокие деревья. Но сердце, знающее сердце иллике звало назад. Хейд где-то здесь! Она это чувствовала. Значит, нужно смотреть по-другому. И Янника двинулась обратно.

Итак, постоялый двор и вывеска. Раз. Слева и справа. Здесь и там была. Идём дальше. Пансион. Была. Дальше. Была. Дальше. Гостиница. Была. Пансион. Была. Постоялый двор. Была. Маленький домик без вывески, была… Ой, нет. Здесь не была. Неприметный какой. Просто одноэтажный домик в глубине. Затерявшийся между двумя высокими постоялыми дворами. Даже для калитки всего ничего места осталось. На одну дверцу.

Янника подошла ближе. Остановилась, наблюдая внимательно, прислушиваясь к себе. Из дома торопливо вышла немолодая женщина с двуручным тазом, полным воды. Она быстро спустилась по ступенькам и хотела уже повернуть за угол дома, как вдруг увидела Яннику, неподвижно стоявшую напротив. Женщина испугалась. Не удержала кривую, дрожащую улыбку. Всего на мгновение. Но этого хватило.

- Вы что-то хотели, благородная иллике? – наконец справилась она с собой.

Если бы Янника не была так насторожена, этот приветливый тон вполне мог сбить её с толку.

Женщина не спешила подходить, но и Янника тоже кричать не собиралась, как и не собиралась двигаться с места. Женщина поставила на порожки таз и пошла вперёд. На лице застыла приветливая, подобострастная улыбка.

- Вы что-то хотели, благородная иллике? – повторила она вопрос.

- Я из Дергиборга, меня зовут Янника Ольсон, – тихо сказала девушка, вглядываясь остервенело в собеседницу, стараясь не пропустить ни малейшей эмоции на лице женщины.

Облегчение? О да! Это было именно оно. Облегчение! Женщина в секунду открыла калитку и, бросив по сторонам опасливый взгляд, нет ли кого рядом, просто втащила к себе Яннику.

- Быстрее! Быстрее! – взволнованно прошептала она и потянула Яннику за собой, постоянно оглядываясь.

На счастье, в эту минуту улица словно вымерла, как по заказу. А те редкие прохожие, что были, смотрели совсем в другую сторону. Совсем!

***

В углу старого сарая на топчане лежала Хейд. Лежала на животе, бессильно свесив руки. Бледная и слабая. Над спиной старой женщины высилась чёрным цветом крепкая плотная ручка, что ставят на огромную, тяжёлую замковую дверь. Словно Хейд нужно было отворить.

- Она наотрез отказалась идти в дом, – словно извиняясь, шептала женщина, застывая в дверях и не проходя дальше. – Сказала, что нельзя ей в наш дом, что она опасна для нас… – женщина смотрела на Хейд с невероятной, невысказанной болью. – Слабеет! Утром только водички сладенькой попила с ягодным уваром и всё!

- Давно лежит?

- Сегодня ввечеру третий день как будет... Как пришла в ночь, так и не поднялась больше. Я всю семью в деревню к родне услала, а сама за ней хожу, как за дитём. Хоть чем-то хозяйке за её доброту отплачу. Хоть чем-то… А сгину вместе с ней, так ничего. Мои уже повырастали все... И без меня справятся!

- Хозяйка?

-Хозяйка! – закивала женщина. – Я ей служила смолоду, пока она в княгинях ходила, со Сверборгом-могучим жила. Добрая хозяйка была. Никого никогда не обижала. Ни словом злым, ни делом. Никого! Одно добро от ней мы все видели. Одно добро! И денег не брала за помощь. Если нужно что было, все к ней шли, никому отказу не было! Вот такая! Настоящая иллике! Не то что энти, беловолосые да бесстыжие!! – и женщина пошла вглубь сарая, прямо к Хейд.

- Не подходите! – приказала Янника, которая застывшей статуей так и стояла у порога, не в силах поверить в то, что видит. – Это действительно опасно…

Она подошла к женщине, забрала у нее таз с водой, поставила у топчана и, как была, присела на солому возле Хейд, с болью вглядываясь в бледное родное лицо. Хейдуша, что же ты наделала?! Что же ты наделала?!

Янника стёрла с бледного лица вёльвы испарину и достала из серебряных ножен на поясе острый кинжал. Единое, отточенное движение срезало жирную черную ручку.

- Можно ножницы? – попросила. – Нужно платье разрезать и посмотреть, что там на спине.





Женщина побежала в дом.

А Янника гладила лицо вёльвы.

- Проснись, Хейдуша, – просила она горячо, – пожалуйста, проснись! Но Хейд не слышала. Лишь слабое дыхание, неровное вырывалось слабо, говоря, что она ещё жива.

Дверь сарая отворилась.

- Опять ищут, – шепнула женщина, возвращаясь, и подала Яннике ножницы. – Хозяйку и вчера, и сегодня искали. Хорошо, она на забор «забывашку» повесила, а то нашли бы её тут в два счёта проклятые иллике! Их удача, будь она не ладна, так или иначе привела бы сюда! Хорошо, хозяйка про вас сказать успела. Сказала, что её Янника, доченька, найдёт. Я как имя ваше услышала…

Что такое «забывашка» Янника не знала. Нужно будет потом расспросить. Отправила девушка хозяйку дома за листьями болотницы, на всякий случай, а сама порезала на вёльве платье и обнажила спину.

Янника смотрела на Хейд. И с ужасом понимала, что опоздала. На голой спине не было живого места. Нечего доставать из белого тела. Нечего! Потому как нет белого тела! Потому как вся спина стала одной чёрной дверью. Что срезана ручка, что нет… какая разница?! Какой страшный ум придумал такое?!

И как ни старалась Янника, не смогла удержать в себе вскрик, полный безутешной боли… Хейдуша! Хейдуша!

Янника сняла с себя все серебро, что собрала с собой, и стала раскладывать его на спине старой вёльвы, рассчитывая, что, может, серебро впитает в себя чёрную гниль и разрушит её? И действительно. Под широким серебряным поясом дрогнула чернота, начиная плавиться. Несильно. По краям только. Но уже что-то.

А спустя минуту-другую Хейд открыла глаза. Янника встрепенулась, оживая надеждой… Пока не посмотрела на Хейд, на её слабую, светлую улыбку.

- Янника, доченька, – слабо выговорила Хейд.

А у Янники упало сердце. Потому что она уже видела такую улыбку. Тогда лежала на смертном одре её добрая, старая нянюшка. Янника отчётливо помнила этот сияющий свет на родном лице, эту неизбывную доброту, мягкость, нежность и детское, беззащитно-любящее выражение. Словно весь мир озарён любовью и прощением! Янника не удержала слёз. Потому что Хейд уходила. Навсегда.

- Доченька моя… Ты нашла меня! – мутный взгляд приобретал очертания. – Подвела тебя твоя старая вёльва? Да? Подвела? Прости глупую! Нужно было тебя дождаться! Нужно было! Да не ожидала я от своих, что в спину руну подчинения кинут. Никак не ожидала. Да ты не плачь! Пожила я! Семьдесят годков уже… Пора и на покой…

- Хейдуша! – Янника прижалась к любимой старой женщине, горько плача, стыдясь своей трусости и слабости.

Сейчас нужно быть сильной, а она рыдает! И слёзы никак остановиться не хотят! Никак!

- Хейдуша, – попыталась взять себя в руки Янника, – как эту руну проклятую вынуть? А?

- Легко! – улыбнулась Хейд. – Если человек не сопротивляется, то у него на месте крепления отступить где-то на мизинчик, не больше, и вот так серебряной иголочкой на фалангу внутрь проколоть по кругу. Плотненько. Словно ниточкой.

- А где у тебя на спине крепления? Там не видно ничего! – продолжала всхлипывать Янника.

Женщина улыбнулась слабо, озарив всё вокруг невероятной любовью и смирением:

- А мне уже не поможешь, доченька! Ничем не поможешь! Рванулась я из подчинения-то. Сильно рванулась! Так руна во мне и проросла… Теперь пока всю изнутри не сожжёт, не отпустит…

- Кто тебя так? – жажда мести, боль, горечь и сила, чёрная, тягучая сила поднялась из глубин души Янники, сметая на пути и страх, и нерешительность, и сомнения! – Кто?!