Страница 120 из 124
Фрагмент 38
За рассказом Беда не забыл заказать Цыпе третий бокал, и теперь она, прохохотавшись, стремительно двинулась в сторону дамской комнаты. Колька высидел пару минут и набрал Вову Иващенко.
— Ну, как там у вас?
— Всё сделано, можешь уходить.
Майор достал ручку и принялся строчить на салфетке: «Извини, мне позвонила соседка, просит срочно приехать: у неё прорвало трубу, и она боится, что меня затопила. За пиво я расплатился. Созвонимся».
Тем временем капитан ФСБ Эллада-Лютеция Цыплаковская сидела на полу туалета, прислонившись к стенке, и плакала. Нет, ничего страшного в её жизни не произошло. И даже грубиян Беда её ничем не оскорбил. Наоборот, ей было безумно хорошо сидеть с ним за столиком ресторана, неспеша пить пиво и слушать его смешные байки. Она плакала от обиды на себя. Плакала из-за того, что, пройдя массу сложнейших испытаний, проведя несколько лет на нелегальной работе в разведке, она…заблудилась в туалете!
Дело в том, что дизайнер ресторана решил создать нечто неповторимое именно в туалете, сделав его полностью зеркальным: зеркальные стены до потолка, зеркальный пол, зеркальный потолок, зеркальные двери. Ни одного сантиметра пространства без зеркал! И куда бы ни шла капитан Цыплаковская, она непременно натыкалась на зеркальную стену, будучи не в состоянии найти выход. Ни единого намёка на двери она найти не смогла. Со всех сторон её окружали сотни и тысячи прерасно сложенных красивых женщин, дальние из которых терялись в глубине зеркальной вселенной. Она безуспешно попробовала ощупывать стены, но и это не помогло найти выход. Тогда Элка села на пол и заплакала от обиды.
Спасение явилось к ней в виде девушки в фирменной одежде ресторана. Преисполненная сочувствия официантка, видимо не единожды сталкивавшаяся с подобной проблемой у посетителей, помогла гостье заведения подняться на ноги и довела её до выхода в зал.
Пока Элка читала Колькину эпистолу, спасшая её девушка снова подошла к Цыпе.
— Вы кредитную карточку в туалете обронили…
И только тут Эллада-Лютеция вспомнила, зачем на самом деле она очутилась в этом заведении. Вспомнила и похолодела: это была вовсе не кредитная карточка, а ключ запуска спецоперации, вставив который в специальное считывающее устройство, соединённое с компьютером, Элка должна была дать команду собравшимся на площадях Москвы группам оппозиционеров приступить к исполнению заранее разработанного плана. Какого именно, она не знала, да и знать не хотела. Ей было достаточно того, что об этом её попросил любимый. «Любимый?» — ехидно переспросил внутренний голос, с какой-то стати явив элкиному воображению облик Кольки, увлечённо что-то ей рассказывающего. Цыплаковская решительно отмахнулась от видения, заставив себя вспомнить, как ласково смотрел ей в глаза Витя, Виктор Афонович, её Бог и Царь.
Впрочем, засидевшись с Бедой, она не опоздала. До контрольного времени оставалось ещё полчаса, а нырнуть в дверь подсобки, за которой находился вход в тайный информационный центр, было делом четверти минуты…
— Ну, как дела, майор?
— Всё в порядке, Вадим Вадимович, — тяжело вздохнув, ответил Беда на звонок Пердюкова.
— А что ж тогда голос такой тоскливый?
— Да ощущение, будто в говне искупался. Ну, и мерзкое это занятие, против своих работать!
— Ты где сейчас находишься?
— К Алтуфьево подъезжаю.
— И что видишь?
— Народ от метро толпами валит.
— Вот именно! А не сработай ты против своих, этот народ сейчас бы штурмовал Госдуму, Лубянку, Дом Правительства, Моссовет. Кровь бы пролилась. Об этом думай, майор, а не о том, что тебе любимую женщину пришлось обмануть. Со временем она поймёт, что твой обман был во благо, чтобы жизнь сотен ни в чём не повинных людей спасти.
— С чего ты решил, что любимую⁈ — взъерепенился Николай.
— С того! — фыркнул Премьер. — Я всё сказал! Некогда мне у тебя психоаналитиком работать. Большой уже мальчик, сам разберёшься со своими п*здостраданиями!
Хоть Колька и разозлился на хамскую манеру шефа, но в глубине души не мог не согласиться с доводами Вадима Вадимовича. Поэтому не стал качать права остановившему его гаишнику, почуявшему от уставшего водителя густой запах пива, а просто сунул под нос служебное удостоверение и, дождавшись, пока тот прочитает фамилию, место службы и звание, грустно произнёс:
— Извини, браток. День у меня тяжёлый был. И не переживай, никуда я не влечу: мне во-о-он в тот двор свернуть, и я дома…
Перерыв, объявленный на саммите, затягивался. Главы зарубежных государств, прибывшие в Москву для того, чтобы «по воле российского народа» объявить Виктора Афоновича Хомячкова избранным на второй срок, негромко переговариваясь друг с другом, ждали вестей с московских площадей. Ведущие СМИ их государств целый день вбивали в головы населения информацию о массовых, невиданных по объёму нарушениях, допущенных в ходе голосования в России стороннмками Вадима Пердюкова, о миллионах россиян, собирающихся выйти протестовать против фальсификаций после закрытия избирательных участков. Расчётное время близилось к концу, и с минуты на минуты в зале ждали известий о перерастании митингов протеста в бунт против «кагэбистстских недобитков, узурпировавших власть».
Транслировавшиеся на большой телевизионный экран известия Центризбиркома начинали тревожить высоких гостей. Главный соперник хозяина саммита, полковник ФСБ Вадим Пердюков, уверенно выходил победителем, набирая около 60% голосов. Хомячков сам с ужасом смотрел на цифры, уговаривая себя: «Это фальсификации. Всё это — всего лишь фальсификации. Как только начнут приходить сведения из крупных городов, всё изменится». Но время шло, а отставание хозяина Кремля от лидера только увеличивалось, разрыв превышал уже 40%. И, как назло, не было ни одного известия от лидеров оппозиции, которые уже должны были вести людей на штурм зданий.
От взгляда Виктора Афоновича не ускользнуло, как в дверь зала прошмыгнул человек из окружения Бардака о’БАМа и принялся что-то взволнованно шептать на ухо американскому президенту. Сидевшая рядом Лиза Гандо обменялась со своим президентом несколькими фразами, и «Боря из Алабамы» включил свой микрофон.
— Господа, неотложные дела американского государства требуют от меня немедленного отлёта в Вашингтон. Я прошу прощения у собравшихся коллег и, в первую очередь, у хозяина, господина Хомячкова.