Страница 4 из 13
– Если он от меня, тебе не придется возиться в одиночку, ясно? Буду приходить и помогать!
Пять секунд назад она была готова заплакать. А теперь ухмыляется.
– Без шуток? А что скажет твоя девчонка?
Спросила бы что полегче. Если ребенок не мой, то Лизе и знать ни к чему, а вот если мой…
– Не переживай за нее, – хмыкаю.
– Мне-то что? Это тебе надо переживать. Эта задавака мигом тебя бросит.
– Эй, не надо о ней так!
– Подумаешь! По тебе сохнут все девчонки Садового Перевала, а ты связался со снобкой из католической школы… Ладно, все равно ребенок не твой. Сейчас выдадут результаты, я отвезу его к настоящему папаше, и мы станем жить семьей!
– Аиша Робинсон! – слышится голос медсестры, и мы все оборачиваемся. Вот оно!
– Давай, иди! – командует Йоланда.
– Как глупо все, – фыркает Аиша, вставая со стула.
– Глупо крутить с двумя парнями разом! – бросает вслед ее мать. – Теперь вот и расхлебывай.
Вот сцепились-то… Нет, у нас с матерью тоже случаются разборки, но не на людях!
Вскоре Аиша возвращается и сует матери в руки конверт.
– Вот, убедись, что я права! Смотри первая.
Миссис Робинсон достает из конверта бумаги и читает. По ее самодовольному виду легко догадаться, что там написано.
– Мои поздравления, Мэверик! – ехидно произносит она, глядя на дочь. – Ты отец.
Проклятье!
– Боже! – Мама хватается за голову. Понятно, одно дело – говорить, что он мой, и совсем другое – знать наверняка.
Аиша выхватывает у матери результаты анализа, пробегает глазами, и у нее вытягивается лицо.
– Ни хрена себе!
– А ты-то чего злишься? – возмущаюсь я.
– Он должен быть от Кинга! На что мне сдалась твоя задница?
– А мне твоя на что?
– Мэверик! – одергивает меня Ма.
Мой сын разражается громким ревом.
Сурово на меня зыркнув, Ма подхватывает его на руки.
– Что тебе не так, Боец? – Над прозвищами ей долго думать не приходится. Принюхивается и морщит нос. – Все ясно… запасные подгузники есть?
– В сумке, – бормочет Аиша.
– Бери сумку, Мэверик! Сейчас разберемся.
Внезапно у меня есть сын, и он испачкал подгузник.
– Я не знаю, как их менять.
– Самое время научиться. Идем!
Мама решительно шагает к женскому туалету. Мне что, и туда за ней идти? Еще не хватало! В дверях она оборачивается.
– Ну же, Мэверик!
– Да нельзя мне туда!
– Никого нет, не бойся. Ничего не поделаешь, в мужских туалетах пеленальных столиков пока не ставят.
Черт, вообще не круто. Захожу следом. Малой вопит как резаный, и теперь ясно почему: воняет же. Ма сует ребенка мне, чтобы залезть в сумку, и я вытягиваю руки, чтобы не запачкаться самому.
– Здесь куча одежды! – качает головой она, роясь в сумке. – Посмотрим, есть ли там пеленка. Если нет… Неважно, вот она. – Ма расстилает пеленку на столике. – Давай, клади его сюда.
– А вдруг свалится?
– Не бойся. Вот так, – говорит она, когда я кладу малыша. – Теперь расстегни на нем…
Что она говорит дальше, я не слышу: мой взгляд прикован к сыну. Прежде я смотрел на него и удивлялся, что бывают такие маленькие люди. А теперь вдруг понял, что он мой собственный, без вопросов.
Хуже всего то, что и я теперь его собственный.
Мне страшно. Я попал. Всего месяц, как исполнилось семнадцать, и уже отвечаю за другого человека. Нужен ему. Без меня он не может. Будет звать меня папой…
– Мэверик! – Чувствую на плече мамину руку. – Помни: я с тобой, окей? – И она сейчас не только пеленки имеет в виду.
– Окей.
С ее помощью я худо-бедно справляюсь с подгузником. Еще и медсестра заглядывает и начинает давать советы: мама и сама давненько этим не занималась. Малой хоть и чистый уже, все равно бузит. Ма прижимает его к себе и гладит по спинке.
– Все хорошо, Боец, – воркует она, – все хорошо.
Он сразу успокаивается, будто только и ждал этих слов. Я забираю сумку, и мы возвращаемся в приемную. Люлька так и стоит на полу, в ней валяются бумаги с результатом теста.
Миссис Робинсон нигде нет. Как и ее дочери.
3
– Вот зараза! – шипит Ма. – Я не про Аишу, а про ее родительницу…
Она не перестает ругаться всю дорогу из клиники.
Я думал, они просто вышли наружу подышать, но нет, они уехали. Медсестра сказала, что напомнила им про забытую автолюльку, но миссис Робинсон заявила: «Нам она больше не нужна» – и вытолкнула Аишу за дверь.
Мы поехали к ним домой. Там я и стучался, и в окна заглядывал – тишина. Пришлось нам забирать малого к себе.
Поднимаюсь с ним по ступеням крыльца, а он лежит и разглядывает погремушки на ручке автолюльки. Даже не подозревает, что родная мать оставила его, словно ненужную вещь.
Ма открывает перед нами дверь.
– Я сразу подумала: слишком много вещей в сумке. Сплавили ребенка, даже слова не сказали!
Я ставлю люльку на кофейный столик. В голове не укладывается. Нет, серьезно. Мне в жизни не приходилось заботиться даже о собаке, а тут целый человек!
– Как теперь быть, мам?
– Ну поживет здесь, само собой, пока не узнаем, что задумали Аиша с матерью. Надеюсь, за выходные выяснится… Хотя эта стерва… – Она прикрывает глаза и прижимает ладонь ко лбу. – Боже, только бы девчонка не бросила его совсем!
– Совсем? – переспрашиваю с упавшим сердцем. – Как же тогда…
– Ты исполнишь свой долг, Мэверик, – говорит Ма. – Вот что значит быть отцом. Теперь ты отвечаешь за этого ребенка. Будешь менять подгузники, кормить его, вставать к нему по ночам…
У меня вся жизнь перевернулась, а ей и дела нет.
Такая уж у меня мама. Как говорит бабуля, ее дочь явилась в этот мир готовой ко всему. Если он обрушится, соберет куски и отстроит заново.
– Ты меня слушаешь? – прерывает она мои мысли
Я растерянно чешу голову между афрокосичками.
– Да, слышу.
– Нет, слушаешь? Это разные вещи!
– Слушаю, мам.
– Так вот, подгузников и детского питания тут на пару дней хватит. Я позвоню твоей тете Ните, может, у них цела еще старая кроватка Андреаны. Поставим у тебя в комнате…
– У меня? Он же мне уснуть не даст!
Ма возмущенно подбоченивается.
– А кого, по-твоему, он должен будить?
– Черт…
– И нечего чертыхаться! Ты ему отец и должен думать не только о себе любимом. – Ма берет сумку с детскими вещами. – Я подогрею бутылочку, а ты присмотри за ним. Или это слишком сложно?
– Ладно уж, – бурчу я, – присмотрю.
– Огромное спасибо! – фыркает она и направляется на кухню. – Спать ему не дадут, видите ли!
Я плюхаюсь на диван. Малой смотрит на меня из люльки. Так и буду его звать, никаких больше Кингов-младших, раз уж он мой.
Мой сын. Подумать только, стать отцом из-за лопнувшей резинки!
– Теперь нас двое, да? – вздыхаю я. Протягиваю руку, и он хватается за палец. Надо же, такая кроха, а сильный! – Эй, полегче, палец сломаешь! – смеюсь я.
А Малой уже тянет мой палец в рот, но я не даю, под ногтями же грязи до хрена. Снова раздается недовольный писк.
– Ну-ну, тише, тише. – Я отстегиваю лямки люльки и беру Малого. Он куда тяжелее, чем кажется. Стараюсь взять удобнее, поддерживая головку, как учила Ма, а он хнычет, вертится и в конце концов разражается ревом. – Мам! – не выдерживаю я.
Она появляется из кухни с бутылочкой в руке.
– Что такое, Мэверик?
– Я не знаю, как его держать!
Она поправляет малыша у меня на руках.
– Ты сам успокойся, и он успокоится. Вот, дай ему поесть. – Она протягивает бутылочку, и я сую ее в рот младенцу. – Чуть ниже держи, не торопи его… вот так. Когда выпьет половину, дай ему срыгнуть и потом в конце еще раз.
– Как?
– Положишь его головкой себе на плечо и похлопаешь по спинке.
Держи правильно, опусти бутылочку, дай срыгнуть…
– Мам, я не смогу.
– Сможешь! Уже начал, вот и продолжай.
Я и не заметил, как Малой перестал реветь. Сосет себе, вцепился мне в рубашку и смотрит в лицо… и я на него смотрю. Будто на себя самого – ну точно мой, кто бы сомневался! Я вижу в нем своего сына.