Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира

Объективно говоря, это молчаливое свидетельство невосполнимо утраченного прошлого может фиксировать и лунный цикл, и менструальный, и тот и другой, и вообще что-нибудь третье. Однако характерно это привычное, бессознательное отрицание женских действий, женского опыта, женских ритмов, даже женской способности считать, из-за которого даже не рассматривается версия, что оленья кость принадлежала женщине и отражала события ее личной жизни.

Никакого внимания не уделяется и последствиям того, что легкая и нерегулярная течка сменилась у женщин полноценной менструацией, с кровотечениями в различном, но всегда значительном объеме, занимающими одну неделю из четырех. Как справлялись с этим первобытные женщины? Просто присаживались на груду листьев и ждали, пока пройдет? Уж очень похоже на пассивную «хранительницу очага» из мифа о Мужчине-Охотнике – и вряд ли стоит ожидать, что собирательницы пищи, от которых зависело выживание племени, могли 25 процентов своего времени просиживать без дела. Но если во время менструации женщины двигались, поток крови должен был раздражать кожу на внутренней поверхности бедер и заставлять ее болезненно трескаться, особенно в холодную и ветреную погоду, а в жарком климате к этому добавлялась опасность инфекции. Причем такие повреждения едва ли успевали бы зажить до следующей менструации.

Женщины должны были искать решение; и нетрудно предположить, какое. Известно, что в дикой природе самки обезьян во время течки подтираются охапками листьев. В современных культурах, находящихся на уровне каменного века, женщины шьют или вяжут одежду, слинги для детей, сумки или мешки для того, что им удается собрать. Скорее всего, первые женщины изобрели себе менструальные слинги или пояса с какими-то подушечками, впитывающими кровь. И в наши дни как маори, так и эскимоски пользуются «прокладками» из мягкого мха, а индонезийки изготавливают своего рода «тампоны» из растительных волокон. Женщины племени азимба в Центральной Африке делают из растительных волокон «прокладки» и удерживают их на месте при помощи овального слинга из мягкой козьей шкуры, прикрепленной к ременному поясу[19]. Сложно не прийти к выводу, что женщины, сумевшие благополучно вынянчить и вырастить человечество, способны были эффективно решать и проблемы с собственным телом.

Несомненно одно: подобные предметы, как и другие свидетельства технологий первобытных женщин, не могли дойти до наших дней. Да если бы и дошли, кто бы счел их достойными внимания? На всех уровнях, от научных исследований до художественных фантазий, общий интерес вызывают все стороны жизни первобытного мужчины. Но ни в научных, ни в популярных сочинениях мы не встретим ни малейшего внимания к тому, что антрополог Дональд Джохансон, первооткрыватель первобытной женщины-гоминида «Люси», презрительно отметал как «аргумент от течки» – хотя бы упоминания о важности биологического перехода женщин к менструации. Как писал Джохансон: «Я не верю в то, чего не могу увидеть и потрогать – а ископаемой течки я никогда не встречал»[20]. И в самом деле, как ее потрогаешь?

Целые поколения комментаторов-мужчин, как и Джохансон, сознательно закрывают глаза и на сами факты эволюции первобытной женщины, и на их важные последствия. Вместо этого они настаивают на изображении первобытных женщин как сексуальных игрушек для мужчин. «Их откармливали для брака, этих скво каменного века, – писал Герберт Джордж Уэллс. – Женщины были рабынями старшего из мужчин, он распоряжался ими и их защищал». Какова эротическая фантазия![21] Для Роберта Ардри появление менструации – всего лишь удача для мужчин. Когда самка примата входила в течку, рассказывает, истекая слюнками, Ардри – она «ловила сексуальный джекпот… устраивала развлечение для всех, и сама получала максимум мужского внимания»[22]. Но течки случались нечасто и продолжались недолго; чтобы привлечь охотника домой с холмов, требовалось что-то посерьезнее. Так что первобытная женщина научилась обращать течку в менструацию. Это сделало ее сексуально доступной и готовой к мужским ласкам круглый год; теперь она в любой момент могла отдаваться своему повелителю и получать за это долю добычи – первый исторический пример освященного временем quid pro quo.

Теория ранней сексуальной эволюции женщины как «развлечения для всех» звучит и в объяснении физических особенностей тела современной женщины. Мужчина-Охотник, встав на две ноги, разумеется, возжелал секса во фронтальной позиции. Как игриво объясняет нам Десмонд «Голая Обезьяна» Моррис, женщина повиновалась его желанию «сделать секс сексуальнее», отрастив груди. Когда обнаружилось, что «пара мясистых полукруглых ягодиц» уже не привлекает мужчин так, как прежде, женщине пришлось «сделать более стимулирующим вид спереди»[23]. А то, что размеры женской груди увеличились вместе с размерами новорожденного младенца – разумеется, простое совпадение.

Из такого андроцентричного взгляда на эволюцию женщины выходит, что все изменения ее тела совершались ради блага мужчины, а не ее собственного. Ради мужчины развился женский оргазм – достойная награда усталому добытчику в конце дня. «Тогда на помощь мужчине приходила женская изобретательность, – снисходительно хвалит женщин Ардри. – Мужчина мог вернуться усталым, но желание женщины придавало ему сил»[24]. Так в последнем своем эволюционном воплощении Мужчина-Охотник становится секс-гигантом – а женщина, этакая плейстоценовая Девушка «Плейбоя», жаркая, страстная, готовая к ласкам 365 дней в году, ждет его в пещере, чтобы продемонстрировать полный набор забавных игр со своими новыми приобретениями, грудями и клитором.

В свете всех известных нам свидетельств, всего богатства научных источников, указывающих на центральную роль женщины, чем объяснить господство и стойкость мифа о Мужчине-Охотнике? В представлениях Чарлза Дарвина о возникновении человечества такого персонажа нет: у него первобытный человек – общественное животное, он трудится в «общем теле» своего племени и без племени не выживет. Но более поздние дарвинисты, такие как Томас Гексли и Герберт Спенсер («величайший сукин сын во всем христианском мире», по Карлайлу), переосмыслили эволюционную битву за выживание как соперничество не между генами, а между индивидуумами. К 1925 году ученые уже воспринимали это как факт: профессор Карвет Рид из Лондонского университета открыто предлагал переименовать первобытного человека в ликопитека [волко-человека] за его якобы хищную волчью алчность – предложение, с энтузиазмом поддержанное его коллегой из Южной Африки, еще одним несостоявшимся беллетристом, Раймондом Дартом:

Предшественники человека отличались от ныне живущих человекообразных обезьян тем, что были мясоедами и убежденными убийцами: они набрасывались на живую добычу, забивали до смерти, расчленяли, разрывали на куски, утоляли свою хищную жажду горячей кровью жертв и жадно пожирали их теплую, еще трепещущую плоть[25].

Как видим, здесь образ Мужчины-Охотника раскрыт так, чтобы подпитывать и раздувать мужские фантазии о насилии и разрушении. «Мы – дети Каина, – торжественно провозглашает Ардри. – Мужчина – хищник, убийство с помощью оружия – его естественный инстинкт». За ним это повторяют множество крутых парней, от Конрада Лоренца до Энтони Сторра: «Простая истина в том, что мы [кто эти «мы»??] – самый жестокий и безжалостный вид, когда-либо ходивший по земле»[26]. Естественная агрессия мужчины находит себе естественный выход в подчинении всех вокруг: «Женщины, мальчики и девочки, – писал Герберт Уэллс, – жили в страхе перед старшим мужчиной». Для Ардри «доминирование, революционная социальная необходимость даже в беззаботной лесной жизни, сделалось для охотников повседневным условием выживания»[27]. Так «охотничье прошлое» мужчины позволяет оправдывать любые акты мужской агрессии, от нечестности в бизнесе до изнасилования или избиения жены, а «право на власть», якобы присущее «первобытному вожаку», очень удобно распространяется на цивилизованную жизнь.

19

Elaine Morgan, с. 116, описывает гигиенические процедуры у самок обезьян; Sheila Lewenhak (с. 20, 23–24) пишет об изготовлении слингов в каменном веке; Paula Weideger, History’s Mistress (1985), с. 133–134 – пишет об экспериментах с тампонами.

20

Donald C. Johanson, Maitland A. Edey, Lucy: The Begi