Страница 11 из 18
Глава 4
Нарушить тишину и пошевелиться Яну Погремушку заставил мерзкий паук.
До тошноты гадкое насекомое, здоровенное, наглое и, безусловно, опасное. Спустившееся с пыльного бетонного перекрытия на едва заметной нитке, примерявшееся на левое запястье. Ровно на то место, где верная перчатка с цепким шершавым покрытием была прорвана, обнажая смуглую кожу.
Плавным беззвучным движением поднявшись с пола, Яна перебросила арбалет в правую руку. Дождалась, когда паук спрыгнет на кусок пенобетонного кирпича, и точным ударом ноги раздавила ядовитую гадину, успевшую вскинуть лапы в боевой стойке.
Встряхнулась, наконец-то чихнув. Звонко, от души, от чего стойко удерживалась всю засаду.
Вообще-то в планы девушки входило пролежать без движения ещё минут пятнадцать. Но это скорее для пущей надёжности — переулок остался гарантированно пустым. Все честно выжданные полчаса. Если бы по следам егеря кто-то шёл, она бы наверняка засекла преследователя…
Привалившись к краю оконного проёма, Яна ещё раз внимательно осмотрела подступы к зданию. Никого. Ни любопытных, ни желавших поживиться её снаряжением. Вынула стрелу из титанового ложа, забрасывая невесомое оружие за спину. Болт с зазубренным наконечником вернулся в закрытый набедренный колчан.
Баклажанчик бы такой поспешности не одобрил — факт.
Тот вообще предпочитал выжидать не меньше часа, такой вот шеф был терпеливый. И недоверчивый. Всегда считал, что наиболее вероятный способ для егеря сдохнуть, это наивно и несвоевременно уверовать, что оказался терпеливее того, кто жаждет покуситься на чужое имущество…
— Пусть, — привычно произнесла в её сознании старшая сестра Ленка, чья непростая судьба определила и настоящее, и будущее всей семьи. — Баклажанчика поблизости нет, сестрёнка. А вот ты, Погря, за годы работы на детину-шефа уцелевшая в дюжине индивидуальных вылазок в Заповедник, есть.
Да, она — Погря, была.
Машинально кивнув, Яна согласилась с мысленными доводами погибшей сестры, молчаливые диалоги с которой вела в минуты неуверенности или психического напряжения. Она тут одна. И полагаться может только на себя. И если пятнадцать недосиженных минут будут стоить ей схватки, ну что ж… Проклятый паук!
Подняв с пола рюкзак и осмотрев — не прицепилось ли к брезентовому днищу иных ползучих гадов, — Погремушка забросила ношу на плечо. Поставила арбалет на предохранитель, чтобы случайно не врезали по заднице короткие взведённые дуги, на вид пластиковые, на ощупь — металлические. Память привычно откликнулась маячком-картинкой — Баклажанчик вручает ей оружие, грозное и хрупкое одновременно. На первую самостоятельную вылазку подопечной. Ничего надёжнее и точнее она так подобрать и не смогла. Или не хотела, ведь самострел полностью удовлетворял запросам?
Яна принялась осторожно выбираться из пустой пыльной квартиры, час назад выбранной для обустройства засады. Шагала боязливо, будто по льду. На периферии Циферблата осмотрительность вообще стоило проявлять в троекратных размерах. И дело было не только в бандитах, мародёрах или забредавшем диком зверьё — опасность тут подстерегала на каждом углу. Без преувеличения или метафор.
Старые перекрытия серо-бурых жилых домов; бледно-чёрный асфальт, натянувшийся над провалами обманчивой плёнкой; ржавые растрескавшиеся переходные мосты, нависавшие над улицами — всё это в любой момент могло обвалиться само по себе, от старости и скрытых дефектов. Истории о егерях, сверзившихся в Старый Город и оставшихся там навсегда, до сих пор ходили по кабакам и рынкам. К тому же про уголовников, собирателей и хищников забывать тоже не стоило…
Спустившись с третьего этажа и предельно деликатно проскользнув наружу под нависшим подъездным козырьком, Яна минуту постояла в тени. После полумрака многоэтажки нужно было привыкнуть к яркому солнцу, штурмующему купола Инкубатора и отражённому миллионами огненных стрел. Да и тёмный ёжик волос, по-мужски короткий и открывавший виски, от пыли отряхнуть не мешало.
На Погремушку налетел порыв ветра, в водовороте которого наиболее чётко выделялись два аромата. Запах едкого машинного масла, которым для отгона живущих в подземке крыс была щедро смазана её кожаная куртка. Запах неприятный, вязкий и въедливый, но необходимый при путешествиях вниз, где обретались существа с развитым обонянием.
И второй аромат — вековечного тлена, всеобщего запустения и одиночества, если у таких понятий вообще существовал собственный запах — им было пронизано всё вокруг. Печальный металлический, с нотками бетонной пыли, авторский парфюм брошенной человеком земли. Привычный любому егерю, совершавшему вылазки в Заповедник парниковых…
Миновав переулок и открывшийся за ним мёртвый проспект, Яна обошла один из своих главных ориентиров — пирамидальное строение, в прошлом служившее то ли банком, то ли торговым центром. Каркас круглой эмблемы на крыше лихо накренился, но всё ещё держался, позволяя углядеть высокий дом почти с любой точки Циферблата.
Обогнув массивное основание постройки, Погремушка вышла к провалу.
Пусто, безлюдно, свежих звериных следов на бетоне тоже не наблюдается. Оставленные ей нехитрые «сигналки», позволяющие выследить наглеца, решившего воспользоваться её спуском, тоже на месте — и натянутая от столба леска, и кусок бутылочного стекла под обломком поребрика.
Сбросив рюкзак, девушка принялась раскладывать на вздыбленном тротуаре многослойную самодельную сбрую.
— Что бы послушать? — одними губами спросила она сестру, втискиваясь в корсет из ремней и альпинистских карабинов. Застегнула под бёдрами две прочные металлизированные ленты.