Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 81 из 82

— Ты сбежал из мира людей. Ты думал, что будешь существовать в стерильном, принадлежащем тебе одному пространстве. Но — сюрприз-сюрприз! Оказалось, там уже кто-то живёт. Киты и Левиафаны — так называют их хакеры. Слышишь, Платон? Не я один общаюсь с Призраками. Они являют себя многим: шепотом в проводах, строчками кода на экранах мониторов, снами в Нирване…

— Они заняли весь Плюс, — перебил Платон. Голос его поднялся до потолка, заполнил собой всё пространство. — Они проникли в Нирвану — и питаются ужасом спящих. Они шепчут в проводах — и доводят людей до безумия, а затем смакуют его, как гурманы дорогое вино… Они падают строчками кода — а потом наслаждаются тем, что люди делают по их указке. Они манипулируют нами, братец. Они заставляют нас делать то, что нужно им — вот почему они зло.

Ты делаешь то же самое, брат мой, — хотел сказать Мирон. Но не сказал.

— А знаешь, какая самая главная, ошеломляющая новость, брат? — спросил Платон. — Я подозреваю, что Призраки были всегда.

— Что ты имеешь в виду?

— То самое, брат, то самое… Мы — не первый разумный вид на нашей старушке Земле.

— У тебя есть какие-то доказательства?

— У меня есть дедуктивные выкладки, — поморщился Платон на экране. — И вот что самое паршивое, брат: я бы и сам хотел, чтобы они оказались неверны. Но подумай сам: откуда взялась религия? Некто, кто наблюдает за нами СВЕРХУ! Концепция незримого, но всемогущего существа, которое НАБЛЮДАЕТ за тобой денно и нощно. И ПОСТОЯННО взвешивает твои поступки… Киберпространство — просто удобная для них среда, — продолжил Платон. — С тех пор, как появился Интернет, демонам стало ГОРАЗДО УДОБНЕЕ управлять человечеством. Но они делали это всегда. Во всяком случае, моя гипотеза ничем не хуже любой другой.

— Это правда?

Теперь Мирон смотрел только на Призрака. Его фигура была неподвижной — просто сгусток тьмы на фоне теней. Но каким-то образом Мирон понял, что Призрак кивнул.

— С кем ты разговариваешь? — забеспокоился Платон.

Под потолком, в углах комнаты, в нишах шкафов, ожили камеры. Вращаясь на шарнирах, они ощупывали пространство, но Призрака, похоже, не видели.

— Он рядом с тобой? — нервно продолжил брат. — Мирон, не слушай его. Они опасны, поверь мне. Уходи отсюда. Сейчас я открою дверь…

И в этот момент сигнал пропал. Пространство экрана пошло белым шумом, динамики зашипели… а потом экран отключился.

— Это ты сделал? — спросил Мирон Призрака. — Зачем?

Он чувствовал, как волнами накатывает усталость. В апогее каждой волны его начинало тошнить, голова наливалась тяжелой мутью. Но он сделал несколько вздохов, тошнота отступала, голове становилось легче и на краткий миг Мирон ощущал нечто, похожее на прилив бодрости.

Затем всё начиналось сначала.

— У вас есть механизм, — сказал Призрак, выходя на середину комнаты. — Сначала говорит обвинитель. Потом — защитник.

— Это называется суд, — кивнул Мирон. А затем криво улыбнулся. — Ты, значит, защитник. А я, стало быть, судья.

— Ты тот, кто обязан выслушать всех. А потом принять решение.

— Всех? — Мирон нервно покрутил головой. Воздух в комнате становился всё более спёртым. — А будет и ещё кто-то?

— Я — это все.

Мирон поморщился. Привычка Призрака говорить загадками изрядно доставала и раньше. Но сейчас он очень устал. И просто боялся, что поймёт что-нибудь не так, а кто-нибудь из-за этого пострадает.





— Давай определимся с терминами, — только сказав эти слова он понял, что произнёс любимую присказку отца. — Ты хочешь сказать, что в разговоре со мной являешься представителем всей своей… расы. Так? Или «все мы» — это буквально, то есть, ты — это коллективное сознание всех Призраков.

— Я — это всё вместе. Я представитель и я коллектив.

— Ёб твою, — шепотом ругнулся Мирон. А затем поднял взгляд на тёмную оплывшую фигуру. — Слушай, а ты можешь не мельтешить? Ну не знаю… Стать как-то попроще. А то голова раскалывается.

— Так сойдёт?

— Ёпст! — Мирон так и подскочил.

Перед ним стоял отец. Высокий рост, чёрные волосы, серый лабораторный халат… Затем, приглядевшись, он понял, что это, скорее, собирательный образ всех его воспоминаний об отце. Вплоть до набора цветных маркеров в нагрудном кармане. Волосы были сплошной чёрной массой, халат не имел складок, а лицо отца было неподвижным и гладким, как на фотографии.

— Ты выдёргиваешь образы из моего разума, — сказал он, немного придя в себя. — Пользуешься картинками из долговременной памяти.

— Тебе не нравится?

— Да нет. Можешь оставить. Мне всё равно.

— «Да — нет», — сказал Призрак губами его отца. — Такое человеческое выражение… Согласие и отказ в одной словоформе. Это никогда не наскучит.

— Так значит, всё, что говорил Платон — правда? Вы питаетесь… нами.

— Мыслеформы — это то, что выходя из ваших голов, вам больше не принадлежит, — ответил Призрак. Он стоял неподвижно, как кукла. И этой неподвижностью совсем не напоминал отца… Тот был живчиком, — вспомнил Мирон слово, которое использовала мать. — Никогда не мог посидеть спокойно. Даже перед телевизором. Руки его продолжали действовать: рисовать, делать оригами, скручивать полоски бумаги для разных смешных фигурок, которыми он развлекал детей…

— А как насчёт войн? — спросил Мирон. — Вы их… провоцировали? Забирались в головы людей и нашептывали коварные планы?

— Всё происходит совершенно не так, — сказал Призрак. — Мы не можем «залезть в голову» — он очень удачно передразнил Мирона. Мы влияем. Но снаружи. Извне.

— Платон думает, вы были всегда.

— Не всегда. Но очень, очень долго.

И тут Мирона затрясло. Он подтвердил! Призрак подтвердил, что они — соседствующий, развивающийся параллельно с Хомо Сапиенс вид. О котором эти самые Хомо Сапиенс до недавнего времени даже не догадывались.

— Вы влияли на развитие нашей цивилизации?

В горле пересохло. Идея казалась дикой. Такой же, как, например, та, что деревья могут мыслить…

— Не так, как ты предполагаешь.

— Ну конечно, теперь ты скажешь, что умеешь читать мысли…

— Нет, — сарказм Призрак оставил без внимания. — Наше влияние… другого рода. В-основном, мы находили таких, как ты.