Страница 78 из 82
Ага. Стало быть, мы со Сверчком здесь были не одни… Комб, сука, всю инфу начальству сливал, по мере поступления. Ну и ладно. Я же всё равно собирался её открывать.
Подхожу, набираю новый шестизначный код. Начиная с восьмёрки. Полковник со Сверчком стоят наготове — отразить атаку любых самоходок, собак и вообще чёрта лысого.
Набираю, значит, и словно бес меня под руку толкает, или в ухо кто нашептывает — нажимаю еще две цифры. Из тех, что раньше не использовал.
Панель издаёт мелодичный звон, шипит стравливаемый воздух и пневмозамок начинает ме-е-едленно вращаться. Будто жилы тянет, чесслово.
Еще через пару секунд дверь отлипает от пластального наличника и с негромким чмоком отходит в сторону.
За дверью — обыкновенная с виду больничная палата. Белые стены, белый потолок, негромкое попискивание приборов. В дальнем конце — прозрачная палатка, какие ставят для дезинфекции в зараженной радиоактивными отходами местности.
Медленно я иду к этой палатке, уже зная, что там увижу.
Точнее, кого. Хотя, если тело покинули и разум, и душа, можно его считать «кем»? Или это всего лишь мешок костей и дерьма, живущий лишь за счёт системы жизнеобеспечения?
Сквозь прозрачную плёнку различаю тело на высокой каталке. Знакомый до боли профиль, искаженный торчащей изо рта трубкой, которая идёт к гармошке искусственных лёгких. Рядом — искусственная почка, аппарат для диализа. Сердечный ритм фиксирует световой шарик на мониторе. Каталка увешана пузырями для подачи жидкости, катетерами для отвода жидкости, внутривенными капельницами и датчиками мускульных сокращений.
Тело укрыто до середины груди белой простынёй, руки лежат поверх, на них чётко обозначены синие вены. Щетины на лице нет — значит, кто-то за ним регулярно ухаживает.
Тем не менее, лёгкий запах мочи проникает даже за пределы палатки. Наверное, катетер отошел, — мысль приходит и уходит, а я продолжаю смотреть на твоё тело, Платон, и никак не могу поверить, что тебя в нём нет.
— Подготовить к эвакуации, — командует полковник.
Я вздрагиваю — совсем забыл, что кроме меня здесь ещё кто-то есть.
Вся машинерия, обслуживающая тело, помещается на полке под каталкой — специально для этого всё предусмотрено. Так что остаётся войти в палатку, собрать всё в одну кучу и выкатить тебя наружу.
— Стойте, — говорю я. — Каталка не пролезет в кротовую нору.
— Плацдарм захвачен и очищен от противника, — гаркает полковник. — Поедем на поезде, с ветерком.
— То есть, само офисное здание вы тоже захватили?
Константин обещал, что мы будем действовать тихо. Зайдём — и выйдем.
— Ну разумеется, Новичок. Ничего нельзя делать на половину. Минск-Неотех больше не существует, прямо сейчас руководство подписывает бумаги о слиянии с… впрочем, это уже не твоё дело.
— Мне обещали дневники отца, — говорю и понимаю, что меня в очередной раз наебали.
— Обещали — значит, будут, — заявляет полковник Ярослав и протягивает руку, чтобы открыть клапан палатки.
И тут где-то за пределами комнаты раздаётся взрыв. Да нет, череда взрывов. Стены содрогаются, иконки ребят на дисплее становятся красными и начинают лихорадочно мигать.
Сверчок срывается с места и выбегает за дверь.
Полковник секунду стоит, раздумывает. Видно, что его солдафонскую задницу раздирают противоречия: то ли рвать когти на подмогу команде, то ли наплевать на ребят и заниматься трупом в палатке…
— Жди здесь, Новичок! — долг перед командой перевешивает и полковник выбегает за дверь.
Честно говоря, я за ним и так не спешу — пушки у меня нет, а тебя одного оставлять боязно.
Как только полковник выбегает, дверь, повернувшись на сервоприводах, наглухо впечатывается в пластальной наличник, отрубая меня от полковника, коридора, да и всего, что творится в мире.
Комб глохнет. Иконки гаснут, гексагональная сетка дисплея пропадает. Мышцы деревенеют и я чувствую себя черепахой в панцире, которую вот-вот сунут в котёл с кипящей водой… К тому же тухнет свет и перестаёт шуметь вентиляция.
Полный пиздец.
И в этот момент свет вспыхивает заново. Кондёр заводится с пол-оборота, комб тоже оживает — вот только иконок ребят я больше не вижу. Как корова языком.
— Эй, — говорю я неуверенно. — Меня кто-нибудь слышит?
— Привет, аллигатор.
Ты, братец, как всегда спокоен и чуточку самодоволен. Я хочу ответить, но во рту пересохло, к тому же, на язык просится одна нецензурщина. А ты этого не любишь.
И тут прямо передо мной, рядом с палаткой, появляется Призрак.