Страница 59 из 82
— Изучить, как ты устроен, буквально поклеточно, — говорил Виталик с Мироном, но смотрел только на киборга. — Знаешь, у них там целый корпус посвящен изучению… ну, вас. Рождение, детские годы, как на вас повлияла смерть отца, учёба, твои киберигры, работа Платона на Технозон… Все тонкие нюансы психики, все комплексы, кризисы и мотивации. Всё.
— Но… зачем?
Мирону представилась такая картина: затемнённый зал старинного кинотеатра — он видел такие в хрониках о двадцатом веке. Ступеньками поднимаются ряды кресел, внизу, на всю стену — экран.
В креслах сидят люди, жуют попкорн, пьют шипучку… А на экране — они с Платоном. Вся их жизнь, день за днём. И ночник в виде корабля «Энтерпрайз», и фигурки Трансформеров, управляемые со смартфона — о! Какие они битвы устраивали перед сном!.. Отцовские сказки на ночь: «Вначале была Аминокислота…»
— Они хотели узнать, как мы общаемся с Призраками, — сказал Платон.
— Ты тоже их видел, — кивнул Мирон. — Они приходили по ночам и нашептывали сны. В детстве мы называли их…
— Барабашками, — подхватил Платон. — Мы никому не говорили о том, что разговариваем с барабашками по ночам. Что они показывают нам цветные сны о глубоком космосе…
— Мы рассказали о них матери, — напомнил Мирон. — Она посадила нас на кортикокорректоры, и барабашки ушли. Мы забыли о них.
— На долгие, долгие годы, — продолжил Платон. — А потом они оказались реальностью.
— Господи, — выдохнул Виталик. — Так значит, всё это правда.
— Что? — спросили они хором, — так, как часто делали это в детстве. Людей, кстати сказать, до колик пугала эта манера — говорить одновременно, глядя на собеседника двумя парами широко раскрытых внимательных глаз.
— То, что вас изменили, — ответил Виталик. — Еще в детстве, — он посмотрел на Мирона, на киборга… — Отец сделал с вами что-то, что позволило вам видеть и общаться с энергетическими существами, которых вы называете Призраками, Сонгоку и… барабашками.
Мирон посмотрел на киборга. Выбеленные глаза Оссиан с розовыми жилками сосудов, очень похожие — кстати сказать! — на глаза Капюшончика, ничего не выражали.
Я помню скандал родителей, — сказал он. — Мы «вернулись из школы» — сняли шлемы виртуального присутствия — и услышали, как отец кричит на мать.
— Ты всё испортила! Десять лет работы коту под хвост.
— Это не твоя работа. А наши дети, — мать защищалась, её визгливый голос вибрировал от негодования. — Как ты мог?..
— Это не причиняло им никакого вреда. Даже наоборот: они становятся умнее, быстрее… Разве ты не заметила?
— Это искусственные улучшения. Зло. Человек должен гордиться тем, что дано природой.
— Ты наслушалась уличных проповедников.
— Лучше они, а не ты! Отец, который превращает детей в роботов!
— Да пойми ты наконец. Они — всё те же… Просто я дал им больше органов чувств, они способны видеть то, чего не видят другие.
— Из-за этого наших детей считают психами!
— Ах, так значит, тебе важно общественное мнение?
— Я всего лишь хочу приучить их к реальности, — голос матери становится раздражительным. Чувствуется, что спор ей уже надоел. — Им, знаешь ли, предстоит жить в обычном мире, среди обычных людей.
— И ты решила оболванить их заранее.
— Ум — это ещё не всё, знаешь ли. Если бы ты поменьше думал, а побольше занимался детьми, мне бы не пришлось вмешиваться.
— Значит, воспитание для тебя — досадное вмешательство? Что, дети помешали просмотру очередного мыла? В конце концов, таблетки вредны для их здоровья…
— Не вреднее твоих мозголомных загадок.
— Отмени препараты.
— Ты не можешь мне помешать. Я — мать и имею право принимать решения.
Диалог возник в памяти так, словно он слышал его пять минут назад. Вместе с запахом подгоревших котлет, пролитого мартини и апельсиновой кожуры…
Вот почему я ненавижу апельсины, — невпопад подумал Мирон. — Стоит почуять запах — и начинает выворачивать.
— Так значит, — сказал он, глядя на киборга, — как только мать перестала пичкать нас таблетками, ты снова увидел Призраков.
— В том-то и проблема, брат, — Платон замолчал, словно собираясь с духом. — Барабашки больше не вернулись. Точнее, я не видел их никогда.
— Что? — Мирон беспомощно моргал. Опускание и поднимание век нарезало время на маленькие промежутки.
— Я никогда и ничего не видел. Доволен? Та форсированная программа обучения была только для тебя, Мирон. Мне же давали плейсебо…
— Что ты несёшь? — Чувство, что под ногами пропасть, становилось всё реальнее. — Ты же говорил о них, как о…
— Я ЗАВИДОВАЛ тебе, брат! Отец выбрал ТЕБЯ. Ты стал избранным. Ты. А не я.
Он замолчал и опустил голову. Белоснежные волосы Оссеан упали на лицо и полностью его скрыли.
— Я прочитал записи, — продолжил он глухо. — И получил доказательства. И знаешь что? Если бы он был жив, я убил бы его. За то, что он с нами сделал.
— Где ты их нашел?
Мирон никак не мог сосредоточиться. Платон? Завидует ему?
— Его домашняя лаборатория, помнишь? Нас туда никогда не пускали, но…
— Тебя всегда тянуло делать то, что запрещено, — кивнул Мирон.
— В ночь после смерти отца я забрался туда и припрятал всё, что счёл интересным.
— Почему не сказал? Ах да, — сам ответил Мирон. — Зависть.
— Что там было? — жадно спросил Виталик. — Что он оставил? Там было сказано, что конкретно он сделал с Мироном?
Платон посмотрел серебряными глазами киборга прямо на него.
— Я исследовал этот вопрос много лет, — медленно сказал он. — Потому что это — единственное, чего не было в записях. Он уничтожил эту часть.
— Куда мы летим? — спросил Мирон.
Прошло часа два, за это время они могли оказаться где угодно над Европой.
— В Москву, — ответил Платон. — Нужно закончить одно дельце.
— Какое? — спросил Виталик. Казалось, его переполняют вопросы. Мирон так устал, что ему было всё равно.
— Убить меня, — сказала киборг.
— Что? — тут даже Мирон заставил себя проявить интерес.
— Минск Неотех отдаст половину активов, чтобы заполучить кого-нибудь из вас, — пояснил Виталик. — Программа испытаний, которую они разработали для тебя, Мирон, внушает ужас. Крысы в лабиринте, подключенному к току, покажутся счастливчиками. Орэн вовремя тебя вытащила.