Страница 14 из 21
И вскрикиваю от неожиданности, когда Артур смыкает пальцы на моём запястье.
— Спасибо на конец не наденешь, Заучка.
Я не сразу понимаю, что он имеет ввиду. Какой пошлый и омерзительный смысл вкладывает в фразу. А потом вспыхиваю, краснею и отшатываюсь от красивого лица, которое совершенно неожиданно оказалось так близко.
— Боже… Зачем ты так?
Выворачиваюсь из его рук и, глотая слёзы, возвращаюсь к пирогу. Открываю банку сгущёнки и выкладываю её на тесто. Красиво оформив пирог, отправляю его в разогретую духовку. Находиться на кухне мне невыносимо. Больно. Мне кажется, что в моей груди тысяча острых игл, которая дерёт душу и сердце. До крови и гнойных нарывов.
Поэтому я выскальзываю на балкон, забираюсь в дедушкино кресло с ногами, кладу голову на колени и наблюдаю за колышущимися верхушками деревьев.
Успокоиться никак не получается. Я всем своим естеством чувствую Артура, который сидит на моей кухне. Я, как глупый мотылёк, тянусь к нему. Хотя знаю, что не просто опалю крылья, а сгорю дотла. Погибну. И никогда не смогу вернуться к прежнему состоянию.
— Снова ноешь, глупая Заучка, — раздаётся ледяной голос над головой.
Я не отвечаю. Не нахожу, что сказать. Тяжёлые руки падают на плечи и сжимают их. Впечатывают меня в спинку, а на макушку опускается подбородок Артура. Мне мерещится, что он полностью окружил меня собой. И я не смею шевельнуться, впитывая в себя это ощущение.
Оба замираем. Я не дышу. И не слышу его дыхания. Смотрю в небо в одну точку, не смея моргать. Я ничего не вижу. А только слышу стук собственного глупого сердца.
Не знаю, сколько времени мы находимся в таком положении. Но с кухни раздаётся писк таймера. Я срываюсь с места и бегу доставать пирог из духовки. Вытащив его из формы, выкладываю на блюдо и нарезаю на части. Самый аккуратный кусок кладу на тарелку и ставлю на то место, где сидел Артур. Кидаю взгляд на балкон. Парень стоит ко мне спиной, локтями опершись на подоконник, низко опустив голову.
Я перевожу дыхание, выхожу на балкон и застываю за его спиной. Переминаюсь с ноги на ногу, а потом тихо говорю:
— Пойдём пирог кушать.
Артур медленно кивает. И до того, как он обернётся, я возвращаюсь на кухню. Начинаю суетиться — мыть противень и формочку, стирать крошки со стола. Когда оборачиваюсь, тарелка Артура пуста.
— Ты ещё будешь?
Парень неопределённо ведёт плечом. А я, приняв этот жест за согласие, кладу ещё один кусок пирога ему на тарелку.
— Я могу тебе с собой дать. Если ты хочешь.
— Сама ешь, — смотрит исподлобья.
— Я не люблю сладкое, — лгу я.
Он ничего не отвечает, а я нахожу пластиковый контейнер и складываю в него пирог. Ставлю перед Артуром. А он смотрит на меня холодным взглядом снизу вверх, после чего поднимается из-за стола и уходит. Молча, не сказав мне больше ни единого слова.
Я могу только губы до крови кусать и через тюль в своей комнате наблюдать за тем, как он уходит. На углу дома парень останавливается, вскидывает голову и будто бы смотрит на меня. Я отскакиваю к кровати и прижимаю руку к груди. Когда в следующий раз выглядываю во двор, Артура уже нет.
И почему мне опять так плохо? И почему на глазах снова наворачиваются слёзы? Из-за того, что он так груб? Или по той причине, что он ушёл?
Ответов на эти вопросы я не могу дать…
Глава 10
Ульяна
На следующее утро я не нахожу в себе силы подняться и отправиться на пробежку. Последние три дня в школе вымотали меня. Особенно Артур Бунтарёв. Даже во сне он не отпускал меня. Даже во сне он смотрел на меня своими невозможными серыми льдистыми глазами и страшно хрипел:
— Ты моя. Моя игрушка. Пока не надоешь.
Я всхлипывала, металась по кровати, в пальцах сжимала покрывало, а в том сне казалось, что футболку Артура и шептала сорванным от слёз голосом:
— Не играй со мной. Не играй, прошу. Увидь меня. Заметь.
И тогда взгляд серых глаз менялся. Становился иным. Пропитанным теплом и нежностью. Теперь руки нежно скользили по лицу, поглаживали по голове, и я слышала слова:
— Тише, моя девочка. Тише, малышка моя. Всё хорошо. Я рядом. Никто тебя не обидит.
— И никуда не уйдёшь?
— Никуда.
— Правда-правда? — со всхлипом, ещё сильнее сжимая простыню.
— Правда, Ульяша.
Нежный поцелуй в лоб и лицо Артура исчезает в темноте. Я расслабляюсь и погружаюсь в сон. И мне кажется, что чувствую запах мамы. Я так и не дождалась её с работы.
Утром мамы дома нет. Её постель нетронута, но завтрак на столе, накрытый прозрачной крышкой, свидетельствует о том, что родительница ночевала дома.
Я по привычке взвешиваю завтрак и пять минут ищу свой телефон, чтобы внести все данные в телефон. И только наткнувшись на пакеты в коридоре с новыми брендовыми вещами, вспоминаю, что мой телефон разбит и вряд ли будет работать.
Я не знаю, как мне сказать маме, что я разбила смартфон, который она подарила мне на новый год. Я знаю, что ругаться она не станет. Но безумно расстроится. Пообещает, что купит новый. Но только тогда с работы она совсем не будет уходить.
Я долго ковыряюсь в тарелке, размазывая овсяную кашу по краям. Организм привык долго голодать, поэтому сейчас мне есть совсем не хочется. Но я вспоминаю страшные дьявольские глаза Артура. И почему-то боюсь, что он узнает, что я не завтракала. И ем. Впихиваю в себя ложку за ложкой, смотря в экран старого телевизора, на котором кот бегает за мышонком.
В школу плетусь, еле переставляя ноги. В груди всё сжимается от нехорошего предчувствия. Я почему-то уверена, что Маша ещё сильнее разозлилась за то, что Артур меня вчера защитил.
И я не ошибаюсь. Стоит мне ступить на школьный двор, за спиной тут же раздаётся свист, а затем кто-то с силой толкает меня в спину. С огромным трудом я остаюсь на ногах и не падаю на асфальт.
— Ты погляди-ка, Заучка приоделась. Надо же, — смех Маши разносится по двору школы. — Что? Охмурила тупого осла, он тебе одёжку прикупил? Ах, да. Артурчик любит одевать своих баб. У него особый фетиш. Сначала завернуть подарок в красивую обёртку, потом его снять, поиметь и выкинуть. Вот только в этот раз он дерьмо в обёртку завернул.
Слышу за спиной смешки. Но не оборачиваюсь. Я не хочу смотреть в лицо Маши. Не хочу видеть презрение к своему положению. Она права. В каждом своём слове права.
— Маша, чёрт возьми, угомонись, — голос Игоря звенит от напряжения. — Оставь ты девчонку в покое.
Игорь говорит тихо, чтобы другие не услышали.
— Он мне ничего не сделает. Он просто на меня злится. Назло мне подкатывает к этому нищебродскому недоумению. Он знает, что я ненавижу две вещи — толстух и нищету.
— Она толстой не была. И сейчас на анорексичку тянет.
— А ты что её защищаешь? — шипит Маша, как кошка, которой наступили на хвост.
Радуясь тому, что одноклассница отвлеклась на Игоря, спешу скрыться в школе. Сажусь на первый ряд возле двери, чтобы была возможность сбежать, если придётся. Прижимаю к себе рюкзачок, который мне купил Артур. Поглаживаю тёплую кожу и рассеянно улыбаюсь. Артура я замечаю не сразу. Нет. Сначала всё моё тело напрягается. Я будто чувствую разряды тока, которые пробегаются от макушки до кончиков пальцев ног. Очень медленно поднимаю голову и тут же теряю дыхание, когда натыкаюсь на взор льдистых глаз. Такой внимательный, пробирающий до самых костей.
Совсем не такой, как в моём сне. В нём ни капли тепла. Только застывший лёд.
Я прикусываю губу, но глаз отвести не могу. Будто заворожённая, наблюдаю за тем, как парень медленно и хищно приближается ко мне. Он опускается в кресло справа от меня. Закидывает руку на спинку. Так, чтобы пальцами начать поглаживать моё оголённое плечо. Я крупно вздрагиваю и поворачиваю к Артуру лицо.
— Привет, — здороваюсь робко, затаив дыхание и ловя его реакцию.
Всматриваясь в холодные глаза. Задерживая взгляд на твёрдых губах, которые он поджимает. Артур не здоровается. Отворачивает голову к сцене, наблюдает за тем, как настраивают технику. А я, как глупый маленький мотылёк, смотрю на его профиль снизу вверх. На квадратный подбородок, на котором пробивается тёмная щетина, на ямочку на подбородке, на криво сросшийся нос. Долго наблюдаю за тем, как поднимаются и опускаются длинные ресницы. Темные. Со светлыми кончиками. У меня пальчики щекочет от желания провести по ним. Они, наверное, невероятно мягкие. Как и его небрежно уложенные русые волосы.