Заучка для Бунтаря

— Артур, я не игрушка, — жмурясь, в отчаянии шепчу я. — Я живой человек. Мне больно слышать такие слова.

— А мне глубоко поср*ть, Ульяна, — моё имя прокатывает на языке. — Можешь в глотку запихать эти жалкие копейки. Ещё раз увижу…

Не заканчивает. Только носом прижимается к скуле и часто дышит. Я дрожу, как маленький и беспомощный зверёк, которого загнали в ловушку. И пальцами скребу по стене позади. Я не понимаю собственных эмоций. Не понимаю, почему мне кажется, что в моих венах сейчас течёт лава. Почему подушечки пальчиков покалывает от какого-то нестерпимого желания. Почему внизу живота всё так тянет на грани боли.

Артур чуть смещается. Теперь его нос замирает у моего ушка. Он шумно дышит. Щекочет нежную кожу. И пускает крупные огненные мурашки гулять по ней. Я разжимаю ладошку и деньги, которые я до этого зажимала в кулачке, с тихим шелестом опускаются на пол. Но я не обращаю на это внимания. В каком-то неясном дурмане, необдуманном порыве, кладу ладошку на грудь Артура и провожу вверх. Я задыхаюсь будто от удара током, когда пальцы касаюсь кожи над горловиной футболки. Мне кажется, что меня по затылку ударили чем-то тёплым.

Я вспыхиваю и тут же убираю руку. Но Артур перехватывает ладонь и кладёт её обратно. На свою шею. Такую горячую и обжигающую до самого нутра. Я чувствую, как под пальчиками колотится его пульс. Настолько часто, что мой собственный замирает.

Я в неверии вскидываю глаза на Артура. Его лицо сейчас настолько близко, что в серых льдистых глазах вижу голубые крапинки. Завораживающие. Колючие.

— Никаких денег, Уля, — сипло и очень тихо говорит парень. — Поняла меня?

Склоняет голову ещё ниже. Теперь его дыхание опаляет губы. Будто бы… будто Артур Бунтарёв собирается меня поцеловать. А я… А я почему-то не боюсь этого. По какой-то причине я будто жду. Приоткрываю губы и смотрю на рот Артура. На его пухлые яркие губы, которые он сейчас не кривит в ухмылке и поджимает.

Звук закипевшего чайника заставляет меня вздрогнуть. Очнуться. Я отчаянно начинаю копошиться, вырываюсь из рук парня и бросаюсь к чайнику. Дрожащими руками засыпаю заварку в заварочный чайник и заливаю кипятком, сверху накрываю полотенцем. Ладошками упираюсь в столешницу, низко опускаю голову и часто, надсадно дышу. Моё сердце колотится где-то в горле, а ноги мелко дрожат, будто я пробежала десяток километров.

Над плечом мелькает крупная рука. Артур неслышно подошёл ко мне со спины, и теперь упирается ладонью в навесной шкафчик над моей головой.

Замираю. Не слышу ничего кроме частого дыхания за спиной. Не чувствую ничего, кроме жара его огромного тела. Стоит признать, рядом с ним я чувствую себя ничтожно маленькой.

— Мамочка, — со стоном выдыхаю я, когда пальцы Артура касаются кожи у кромки волос на задней поверхности шеи.

Это прикосновение лёгкое, будто прикосновение крыльев бабочки. Совсем нехарактерное для Артура. Лишённое напора и ярости.

Все мелкие волоски на теле встают дыбом, когда парень медленно, безумно медленно ведёт по шее вниз. Прикасаясь к позвонкам и тонкой коже лишь подушечкой указательного пальца. От места прикосновения в рассыпную бросаются мурашки. Кожа, где касается Артур, пылает. Будто все нервы оголились. Будто кожа стала тоньше в тысячу раз.

Я ещё ниже опускаю голову, жмурю глаза и кусаю губы, чтобы сдержать звуки, которые норовят вырваться изо рта. Я готова лишиться сознания. Рухнуть на плитку без чувств. Потому что они просто выгорят, потому что их слишком, слишком много. Избыточно.

Пальцы парня останавливаются у ворота домашней футболки. Дрогают. А потом скользят обратно вверх. Теперь уже с нажимом, присущим Артуру. Но от этого прикосновения не менее головокружительные. Они выбивают почву из-под ног и заставляют захлёбываться собственным сбитым дыханием.

Отчего-то кажется, что обжигающие губы сейчас заменят пальцы. Проложат цепочку поцелуев до ворота футболки. Повторят путь пальцев, оставляя влажный след. Я будто… будто хочу этого. Страстно желаю, сгорая изнутри.

И ещё ниже опускаю голову. Ещё больше оголяю шею. Я будто бы безмолвно говорю Артуру, что окончательно сдалась. Отдалась в его волю. Позволяя делать со мной всё, что он пожелает. Если он решил со мной играть, пусть играет. Пусть играет, только бы не убирал от меня сейчас своих рук. Только бы не лишал сейчас меня тепла своего тела. Слишком хорошо.

Пальцы Артура скользнули под ворот футболки, коснулись выступающих ключиц. После чего исчезли, заставив меня разочарованно всхлипнуть.

Артур оттолкнулся от дверцы шкафа и отошёл, лишив меня жара своего тела. Мне в тот же миг стало холодно. Повела плечами. Набрала в грудь воздуха и тут же потянулась за чашкой, лишь бы чем-то занять руки.

Налила заварку, добавила кипятка и немного разбавила кипячённой водой. Чуть восстановив дыхание, повернулась и поставила чашку на стол.

Артур застыл у окна, вертя в руках зажигалку и смотря во двор. Я застыла у стола, пальцами впиваясь в столешницу и смотря на его профиль. Мамочка. он такой… такой красивый. Высокий. Сильный. С серыми льдистыми глазами и родимыми пятнами над правым глазом. Мне до боли в пальцах захотелось коснуться их. Узнать, какие они на ощупь. Такие же грубые, как его кожа? Или мягче и нежнее?

Я рассматривала его, совершенно иным взглядом. Теперь я не могла бояться Артура. Теперь я смотрю в его лицо, а в груди жжёт безумно сильно. В горле ком стоит, который невозможно проглотить.

— Мне? — вдруг поворачивает голову и ловит мой взгляд.

Я вздрагиваю и тут же заливаюсь краской смущения. Боже! Он заметил мой взгляд. Боже. Как же стыдно!

— Ч-ч-что? — заикаюсь, нервно тереблю футболку, вытирая влажные ладошки.

— Чай мне?

— Д-д-да. Я… Если ты хочешь пирог… Я… Я бы могла… Могла бы испечь, — не имею понятия, зачем я это предлагаю.

Осекаюсь и вскидываю глаза, чтобы увидеть, как серые глаза стали штормовыми. Тёмными-тёмными. И будто бы ласковыми.

Или же мне так хочется видеть?

— Давай, — пожимает плечами.

Я киваю и торопливо начинаю делать тесто в нашем стареньком планетарном миксере. Делаю творожное песочное тесто. Я чувствую, как неотрывно следует за мной взгляд Артура. Из-за этого у меня всё валится из рук. Но я упорно не оборачиваюсь на парня. Теперь я боюсь своих чувств.

В холодильнике в керамической чашке нахожу сгущёнку. Выложив готовое тесто в форму, сверху размазываю сгущёнку, которой оказывается мало. Начинаю лазить по ящикам, в поисках коричневой баночки, но не нахожу. Расстроенно закусываю губу.

— Мне нужно в магазин, — всё же оборачиваюсь к парню, тут же теряя себя в его серых глазах. — Сгущёнки не хватает.

— Дома сиди, — поднимается из-за стола, залпом допивает чай, со стуком ставит чашку на стол и уходит.

Слышу, как хлопает входная дверь. Прижимаю руки к пылающим щекам, смотрю на стопку денег, которую Артур подобрал с пола и бросил на диванчик. Боже. Я невероятно глупо выглядела в его глазах, когда предлагала ему эти деньги. Ведь для него это лишь копейки.

Свожу брови и пальцами барабаню по нижней губе. А потом подхожу к столу, беру чашку, из которой пил Артур. Оказалось, что он допил не весь чай. И я, в странном порыве, прижимаюсь губами к чашке в том месте, где её касались губы парня. Прикрываю глаза и взволнованно дышу. Я чувствую его запах, он остался на посуде. И мне мерещится, что я прижимаюсь к его губам. Целую его.

Боже. Что же я творю?

Быстро отношу чашку в мойку и тщательно вымываю со средством. Отчего-то чувствуя боль из-за того, что запах Артура исчез. Смылся с водой.

Дверь в коридоре вновь хлопает. Оборачиваюсь к парню, который застыл в проёме и сверлил меня взглядом льдистых глаз. Артур со стуком ставит банку сгущёнки на стол, садится за стол, складывает руки на груди.

— Ещё налей мне чай.

Не просит. Приказывает. Ледяным тоном. Я киваю и молча наливаю чай. Ставлю перед ним на стол чашку и тихо говорю:

— Спасибо большое за сгущёнку.