Страница 14 из 246
Интерлюдия 4 Япония, Такамия Ринко Кузаки
Ринко машинально скатала бумажную упаковку в тугой шар и принялась перекатывать между пальцами, выполняя вбитое наставником упражнение [2] — мыслями своими она была сейчас далеко. Никто из тех, кто знал Ринко Кузаки достаточно хорошо, не смог бы сказать, что она может чего-то бояться. Кто лезет в драку против парня на два года старше? Ха, а против двоих — не хотите⁈ Кто полез ночью на чердак над комнатой для девочек, потому что там «что-то шуршит», во время двухдневной поездки-экскурсии во втором классе? (И гостиничной кошке тогда очень повезло, что у девочки не было с собой палки!) Кто, несмотря на все синяки и растяжения, раз за разом приходил на тренировки кендо-клуба? Да что говорить: даже когда пришлось брать в руки ледяной клинок и идти рубить настоящих демонов — Ринко не струсила! Хотя, конечно, дурой была — после того, как Кузаки посмотрела, на что способны мало-мальски вменяемые аякаси, ей ещё не раз икалось, стоило вспомнить безумную в прямом смысле атаку на противников команды Каши. Бр-р! Да и потом… тоже было что вспомнить. «Вскрытие» «Мистического Дома» в Ноихаре, первые переговоры с Тенгу, выжженное кладбище «Базы» рядом с онсеном. На этом фоне выйти против нескольких якудза казалось вообще пустяком — хотя тоже нельзя было назвать образцом благоразумия: нельзя недооценивать никакого противника! Однако…
…однако было то, чего девушка по-настоящему боялась. Может, в том была виновата мать Ринко, что никак не могла до конца поверить в «чудесное» исцеление дочери и невольно передавшая убеждение дочери, может — повлияла сцена в тот страшный день, когда из поездки не вернулись родители Юто: маленький друг с совершенно потухшим взглядом молча роняет слёзы — и даже не замечает этого… В общем — Ринко боялась перемен. Не обычных перемен вроде сменившего вывеску магазина или перехода в из младшей школы в среднюю (хотя напряг её
И вот теперь — Юто заговорил про переезд. Логичное, вообще-то, развитие ситуации — даже если не считать проблем с пробуждающимся даром Нумото: дом у Амакава не сказать, чтобы большой, и куча живущего там народа не делает его более просторным, отнюдь. И ладно сейчас, когда ребёнок ещё может (и должен) спать рядом с родителями — а что будет уже скоро, когда он чуть вырастет? Не говоря уже о том, что малыш называет «мамой» любую из девушек-подростков, что приходят или живут в доме (это не считая, собственно, Агехи), а «папой» — хозяина этого самого дома. Соседи, конечно, как и положено японцам, люди достаточно деликатные — но тут и святой отшельник не выдержал бы! Если бы родители Ринко не успокаивали «случайно встретившихся и разговорившихся» жителей квартала, что у Амакава дома всё пристойно (в этом они вполне доверяли дочери — да и сам Юто периодически заходит), «бомбануло» бы ещё раньше — всё-таки странностей вокруг двухэтажного жилища потомственного экзорциста и раньше хватало. Это ещё при том, что ни фугурума, ни волчица вообще никогда не показываются на глаза соседям… Однако что дозволено самураю — то не дозволено крестьянину: «наём горничной» оказался последней каплей. Жить нужно по статусу — тогда все вопросы пропадут. Однако… как же тяжело на это решиться!
— Ю! — Кузаки прервала мечтательную задумчивость подруги. — Ты уже решила, что будешь родителям говорить?
— А? — Шимомуро несколько раз хлопнула ресницами под очками. — О чём?
— О переезде. — немного удивилась кендоистка. Ей казалось само собой разумеющимся, что не только её родители могут отреагировать на сообщение о желании жить отдельно… скажем так, не слишком положительно.
— Ах, об этом? Да, собственно, уже сказала. — отмахнулась «вечная староста».
— И как они отреагировали? — Ринко слегка позавидовала легкости общения подруги с родителями.
— Нормально отреагировали — я же не в другой город уезжаю! — фыркнула девушка. — Только папа очень попросил «не делать ничего такого, о чём мы узнаем через девять месяцев, пока тебе не исполнится хотя бы восемнадцать».
Ринко не удержалась и присоединилась к фырканью.