Страница 3 из 29
Историки могут счесть, что Маалуф нарисовал портрет ал-Ваззана несколько оторванным от реальности, произвольно наделив его вкусами, взглядами и чувствами, однако этот портрет стимулировал появление новых вопросов. На симпозиуме 2003 года коллеги из стран Магриба по-разному оценивали место ал-Ваззана в культуре, но все считали, что эта проблема требует решения. Философ Али Бенмахлуф поместил присущее ал-Ваззану искусство описания в чисто европейский контекст; исторический антрополог Хуари Туати увидел в его описании африканских животных связь с более ранними арабскими образцами; Ахмед Бушарб заметил в трактовке ал-Ваззаном сражений между португальцами и марокканцами следование определенным формам арабской историографии, однако счел, что, судя по беспристрастности изложения, автор отбросил всякое сочувствие к миру, откуда сам вышел; в то же время Абдельмаджид Каддури интерпретировал «Описание» ал-Ваззана в категориях как арабских, так и европейских жанров13.
Интерес коллег из Магриба к определению места в культуре и к движению между культурами ближе всего к предмету моих собственных занятий. Впервые я встретилась с «Описанием Африки» ал-Хасана ал-Ваззана больше сорока лет назад, когда только что закончила докторскую диссертацию о протестантизме и книгопечатниках Лиона в XVI веке. Одним из этих лионских протестантов был купец и издатель Жан Тампораль, который в середине 1550‐х годов перевел «Описание Африки» на французский язык и выпустил в свет в печатном виде. Я восхищалась широтой интересов Тампораля и гравированными иллюстрациями работы его родственника14, на которых представлена воображаемая Африка. Но тогда мое внимание было приковано к другому: к противостоянию рабочего и работодателя, мирянина и священнослужителя в напряженной жизни французского города – к предметам, которыми мало занимались историки в 1950‐х годах. Первое знакомство Европы с Африкой, запечатленной в «Описании» ал-Ваззана, казалось далеким и не столь актуальным. Обращения в иную веру, которые я пыталась исследовать, – переходы из католичества в протестантизм, казались особенно интересными, наверное, потому, что происходили в сердцах и умах menu peuple, простых людей. Длительное взаимодействие между исламом и христианством, которое я могла бы выявить в жизни и творчестве «Жана Леона Африканца», должно быть, воспринималось мною тогда как слишком заурядная религиозная ситуация, не требовавшая анализа.
В середине 1990‐х годов отношения между европейцами и неевропейцами стали центральным вопросом, причем диаметрально противоположные, крайние точки зрения вызывали протесты и возражения. Такие ученые, как Хоми Баба, формировали представления о культурных связях между колониальным населением и колонизаторами в Индии в категориях «гибридности», а не четких «различий» и «инаковости». Категории господства и сопротивления по-прежнему оставались необходимыми для понимания прошлого, но американский историк Ричард Уайт сумел тогда отвлечься от них и обозначить некую промежуточную зону, в которой разворачивались дипломатические, торговые и иные формы взаимообмена между коренными американцами и англичанами, селившимися на их исконных землях. Пол Гилрой разрабатывал свою концепцию «Черной Атлантики», «выводя обсуждение политической культуры чернокожих за рамки бинарной оппозиции между представлениями коренного населения и мигрантов… размещая мир черной Атлантики в переплетенной системе связей, между локальным и глобальным». Я тоже переосмысливала эту Атлантику, когда описывала европейских «дам на обочине» в контакте с ирокезскими и алгонкинскими женщинами в Квебеке или с жительницами Карибских островов и африканками в Суринаме15.
Этот момент показался удачным, чтобы вернуться к Жану Леону Африканцу, которого я начала в мыслях называть именем ал-Хасан ал-Ваззан, потому что он носил его большую часть своей жизни. Теперь у меня появились семейные связи в его краях, в Марокко и Тунисе. На его примере я могла исследовать, как человек перемещается между различными политическими системами, как прибегает к всевозможным культурным и социальным приемам, то сплетая их вместе, то разделяя, чтобы выживать, познавать, писать, устанавливать отношения, осмысливать общество и себя самого. Я попыталась понять, давалось ли это легко или с усилиями, приносило радость или разочарование. Как и у некоторых других героев моих работ, случай ал-Хасана ал-Ваззана – из ряда вон выходящий, ведь североафриканские мусульмане в большинстве своем не попадали в плен к христианским корсарам, а если и попадали, то их не передавали папе римскому, – однако нерядовой случай часто выявляет закономерности, присущие и не столь необычайным обстоятельствам и их описаниям16.
Когда я преподавала в Лионе, один неевропеец, иммигрировавший во Францию, довел до моего сознания более серьезную опасность. Он потребовал, чтобы я говорила не столько о культурном обмене и стратегиях адаптации приезжих (частично неявных), сколько о жесткой политике правительств по отношению к иностранцам и об экономической и сексуальной эксплуатации иммигрантов. Я серьезно отнеслась к его предостережению – отношения господства и отношения обмена всегда каким-то образом взаимодействуют – и, рассказывая об ал-Хасане ал-Ваззане, отмечаю, когда он находился во власти хозяина, или похитителя, или какого-нибудь правителя.
Годы жизни ал-Ваззана, то есть последние десятилетия XV века – первые десятилетия XVI века, были наполнены политическими и религиозными переменами и конфликтами. В восточной части мусульманского мира активизировались турки-османы, воевавшие не только с соседями-шиитами в Персии, но и с собратьями-суннитами, правителями Сирии и Египта. В Магрибе (как называли западную часть исламского мира), и особенно в Марокко, суфийские религиозные движения и вожди союзных племен грозили расшатать авторитет, на который опиралась политическая власть. В христианской Европе находилась на подъеме династия Габсбургов, которая, благодаря ловко заключенному браку, прибавила к власти над Священной Римской империей еще и контроль над Испанией. Французские монархи бросали Габсбургам вызовы на каждом шагу, если не в их растущей заморской империи, то в борьбе за власть в Европе, и особенно в Италии. В то самое время, когда полный энергии католицизм придавал новую силу правлению испанских монархов, в Германии разрасталось и противилось власти пап над церковью лютеранское движение. А пока конфликты разворачивались внутри ислама и христианства, продолжалось и их взаимное противостояние: испанцы и португальцы одерживали победы на самом Пиренейском полуострове и в Западном Средиземноморье, османы – на Балканах и в Восточном Средиземноморье. Тем не менее парадокс, часто встречающийся в истории, заключается в том, что в эти десятилетия через те же границы шел самый оживленный обмен – люди торговали, путешествовали, обменивались идеями, книгами и рукописями – и во множестве складывались и распадались союзы, превращавшие врагов во временных соратников. Таковы были миры, как мы увидим более детально, в которых играл свою роль герой этой книги.
Я стремилась как можно обстоятельнее отразить место ал-Хасана ал-Ваззана в обществе Северной Африки XVI века, населенной берберами, андалузцами, арабами, евреями и темнокожими, в то время как европейцы все усиливали натиск на ее границы; описать дипломатические, научные, религиозные, литературные и сексуальные представления, которые он мог бы привезти с собой в Италию; показать его реакцию на христианское европейское общество – что он узнавал, что его интересовало и что тревожило, что он делал, как менялся и особенно как писал, находясь там. Я создавала портрет человека с двойным видением, который нес в себе два культурных мира, иногда воображал две читательские аудитории и использовал приемы, заимствованные из арабского и исламского репертуара, по-своему внося в них европейские элементы.
13
Benmakhlouf A. Cosmologie et cosmographie au XVIe siècle: le statut épistémique de la description; Touati H. La giraffe de Léon l’Africain; Boucharb A. La conquête ibérique du littoral marocain d’après la Description de l’Afrique: vision d’une entreprise guerrière en terre d’Islam; Kaddouri A. Al-Wazzan de part et d’autre de la Méditerranée: Lire Léon dans une perspective de regards croisés – все эти доклады были представлены на симпозиуме «Léon l’Africain» (EHESS, Paris, 22–24 мая 2003 года). Очерк Ахмеда Бушарба опубликован в: Léon l’Africain / Sous la dir. de F. Pouillon. Paris, 2009. P. 67–81. Еще двое марокканских ученых написали об ал-Ваззане в книге, которая попала мне в руки, когда моя собственная работа уже ушла в печать: Хамид Трики и Амина Аушар, авторы вступительных очерков к прекрасно иллюстрированному изданию разделов книги ал-Ваззана, посвященных Фесу, в переводе Эполяра (Fez dans la Cosmographie d’Al-Hassan ben Mohammed al-Wazzan az-Zayyat, dit Léon l’Africain. Mohammedia, 2004).
В представленном историографическом обзоре автор не рассматривает традицию изучения жизни и творчества ал-Хасана ал-Ваззана на русском языке. В связи с этим необходимо в первую очередь отослать читателя к книге: Лев Африканский. Африка – третья часть света. Л., 1983. Эта книга вышла в серии «Литературные памятники», текст русского перевода книги Льва Африканского был подготовлен Виктором Владимировичем Матвеевым (1928–1995) на основе итальянского перевода Джованни Батисто Рамузио, который был сверен с французским переводом Алексиса Эполяра. Кроме того, данное издание содержит значительную статью В. В. Матвеева «Лев Африканский. Его время, его жизнь, его труд» (Прим. науч. ред.).
14
Historiale Description de l’Afrique, tierce partie du monde… Escrite de nôtre tems [sic] par Iean Leon, African / Trad. par Jean Temporal. Lyon, 1556/1557. На титульном листе указан в качестве даты публикации 1556 год, но в привилегии Генриха II Жану Тампоралю сказано, что печатание завершилось 4 января 1556 года по старому времяисчислению, то есть 4 января 1557 года по новому.
15
Bhabha H. The Location of Culture. New York; London, 1994, гл. 1, 6, 10; White R. The Middle Ground: Indians, Empires and Republics in the Great Lakes Region, 1650–1815. Cambridge, 1991; Gilroy P. The Black Atlantic. Modernity and Double Consciousness. Cambridge, 1993. P. 29; Zemon Davis N. Women on the Margins: Three Seventeenth-Century Lives. Cambridge, 1995 (рус. пер.: Земон Дэвис Н. Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века / Пер. Т. Доброницкой. М., 1999; 2021).
16
Некоторые примеры такого подхода см. в работах: Spitzer L. Lives in Between: Assimilation and Marginality in Austria, Brazil, West Africa 1780–1945. Cambridge, 1989; García-Arenal M., Wiegers G. A Man of Three Worlds: Samuel Pallache, a Moroccan Jew in Catholic and Protestant Europe. Baltimore, 2003.