Воспаленный мир

“Чрезмерный контроль за потреблением хуже килограмма сахара”.

Тайсон же не преследовал никаких других целей, кроме своего личного комфорта. Но сейчас почему-то жутко захотелось рассыпчатого печенья на амарантовой муке с вкраплениями мака и легким привкусом бергамота. Он не понимал, откуда в его голову могли прийти эти слова, – мог поклясться, что никогда прежде из его рта не вылетало ничего настолько мерзкого. И это учитывая его слабый на алкоголь желудок, который выворачивало от любой лишней капли спиртного.

Расплатившись у терминала самообслуживания, Тайсон вышел на улицу и встал прямо посередине тротуара, разглядывая простую картонную коробку. Судя по весу, печенья в ней немного, или оно – для пущей полезности – готовилось в основном из воздуха.

Коробка полетела в урну, блестящий целлофановый пакетик лопнул, и, оглянувшись по сторонам, молодой человек хотел уже запустить пальцы в раскрошившуюся массу, но вспомнил, что в кафе, когда он пробовал молочный коктейль с клубничным сиропом, он на несколько секунд терял связь с реальностью, и вряд ли было хорошей идеей пробовать что-то новое вот так, стоя посреди улицы.

Лавочки в скверике, где совсем недавно он столкнулся с одним из “оболочек”, пустовали. Присев на одну из них, Тайсон положил манящий и одновременно пугающий блестящий пакетик рядом с собой.

В прошлый раз он увидел маленькую Карлу. Видел, возможно, последние дни ее жизни. Чувствовал то, что чувствовала она. Что ему привидится сейчас?

Но жребий брошен. Запустив пальцы в пакет, Тайсон достал невесомое печенье и быстро, боясь передумать, засунул в рот.

Первое, что он почувствовал, оказался на удивление приятный вкус. Но уже через мгновение перед глазами потемнело.

Он ожидал увидеть молодую девушку, следящую за фигурой, или маленькую девочку, чья мама резко негативно относилась к сладкому. Кто еще мог есть слишком полезное печенье?

Но из маленького зеркала кухонного шкафа на него смотрела жирная отвратительная морда мужчины с пухлыми кроваво-красными щеками, испещренными прожилками вен, с маленькими, едва видными из-под нависших бровей, глазками и влажными губами, усыпанными крошками амарантового печенья.

Мужчина разглядывал себя в зеркало с явным удовольствием. Широко открывая рот, он кидал в черную бездну бесформенного тела крошащиеся шарики и начинал перемалывать их короткими зубками, больше подходящими ребенку.

Но вдруг он услышал какой-то звук. Тайсон не мог точно сказать, какой, – все смазано, словно ему вставили беруши для сна. Но мужчина явно переполошился, запихал блестящий пакет с остатками печенья в коробочку, убрал ее в шкаф и бросился к жалобно скрипнувшему под ним стулу.

– Эй, эй, – кто-то тряс его за плечо.

От неожиданности Тайсон замахал руками и почувствовал, как кулак ударяется о что-то твердое. Жуткая боль пронзила руку, на глазах выступили слезы. Над ним стояла женщина с мутными глазами и потирала подбородок. Кулак пришелся как раз ей в челюсть.

– Извините, – пробормотал Тайсон и уже собирался встать и уйти, но почувствовал такую усталость, что не смог двинуться с места.

– Тебе плохо? – спросила как ни в чем не бывало женщина. – Под наркотой, что ли?

– Что? Нет! – вяло засмеялся от этой нелепой мысли Тайсон. – Я… наверное, потерял сознание.

– Ты весь трясся. Больной, что ли? Так ты это… иди в больницу.

– Все хорошо, спасибо, – буркнул молодой человек, мечтая поскорее свалить отсюда.

– Как знаешь.

Женщина пожала плечами и ушла. Тайсон остался один на один с почти полным пакетом амарантового печенья.

***

– Может, тебе съездить в отпуск? Говорят, за городом построили новый отель. Деревянные домики, мясо на костре. А?

Колин сидел, забравшись с ногами на диван, жевал амарантовое печенье и морщился от отвращения, то и дело высовывая испачканный крошками язык, совсем как Ломоть, когда носится по двору.

– И что это даст? – вздохнул Тайсон, поглядывая на друга и размышляя о том, не съесть ли еще хотя бы одно печенье. Находиться в теле жирдяя противно. Груз лишних килограммов, молотящееся в груди сердце, боль в коленях и жгучая боль внутри. Но так он, может быть, узнает о нем немного больше и сможет найти хоть какую-то информацию.

А главное – возможно, это поможет ему понять, почему он вдруг начал видеть мир глазами незнакомцев.

От неопределенности и желания разгадать очередную загадку – словно выиграть виртуальный турнир – его подбрасывало. Кажется, впервые в жизни ему захотелось выйти на пробежку или подтянуться хоть пару раз на турниках, какие стояли на детских площадках, на которых маленький Тайсон и не бывал.

– Значит, ты был жирный.

– О, да. Жирный. Я находился в его теле пару секунд, а одышка мучает до сих пор, – усмехнулся Тайсон. – Как мне его найти?

– Зачем? – Колин уставился на него, застыв с занесенным у самого рта печеньем. Крошки сыпались на темно-синюю рубашку, скатывались на диванные подушки и пропадали в них навечно.

– Ну как… Тебе не интересно?

– Девочка-то понятно – ты думал, она жива и ей угрожает опасность. Но этот толстый хрен. Кому он сдался?

Надо признать, что в словах Колина есть определенный смысл. Тайсон не знал, что с ним происходит, но, скорее всего, странный мужик, поедающий диетическое амарантовое печенье, давно умер от закупорки сосудов или еще какой-нибудь болячки, свойственной изношенному лишним весом телу.

– Давай так, – хлопнул по коленкам Колин, отряхивая надоедливые крошки. – Ты сейчас при мне улетаешь в свою эту… страну Жирляндию. А потом мы решаем, что делать. Он же вроде был дома, совершенно безобидный. Ну и что, что толстый? Это ж не порок. Или ты боишься за какую-нибудь девчонку, которая вдруг согласится с ним переспать и задохнется в его сальных складках?

Тайсон нервно засмеялся, подскочил с дивана, налил себе ледяной воды и залпом осушил стакан. Делая глубокие вдохи, словно пловец перед прыжком, он взял из рук Колина упаковку с двумя оставшимися кусочками амарантовой ерунды и отправил оба себе в рот.

Он чувствовал, как давят лишние килограммы – не меньше двухсот – на позвоночник. Даже держать голову прямо казалось настоящим безумием, не говоря уже о том, чтобы передвигаться на тумбообразных ногах. Он – а точнее, мужчина, чье тело стало его временным пристанищем, – стоял в темной комнате и смотрел на маленькую сухонькую женщину, лежащую в кровати под тонкой простыней. Рот открыт, губы шевелятся, и по щеке сползает слюна. Ресницы чуть подрагивают, но она не просыпается – наверное, видит какой-то сон. Влажные липкие волосы прилипли к лицу и смотрелись теперь черными червями, норовящими проникнуть в ноздри, глотку, глаза, уши. Проникнуть и захватить ослабившее контроль над реальностью тело.

Мужчина тяжело дышал. Ему было трудно стоять, а еще труднее решиться на то, ради чего сейчас сжимал подушку в своих лопатообразных руках.

– Нет, нет, нет! – хотел закричать Тайсон, но, как в кошмарном сне, не мог произнести не слова.

Он пришел в себя, почувствовав, как Колин бьет его по щекам, и только потом услышал крик и сумасшедший собачий лай – если даже Ломоть соизволил выбраться из его кровати, значит, произошло что-то серьезное.

– Что… – дыхание сбивалось. – Что произошло?

– Ты как-то странно захрипел, заскулил… Ломоть, бродяга! Ну ты молодец! Как любит тебя, а?

– Еще бы, – машинально потрепал Тайсон пса по лохматой голове. – Я ж его кормлю.

– Так че там было?

– Он, кажется, хочет убить старуху.

– Старуху?! – заорал Колин, чем вызвал очередную истерику у бедного пса. – Все, все. Молчу.

– Старуха. Она спала, а он… стоял над ней с подушкой в руках. Не знаю… Мне показалось, он хочет ее убить.

– Что за жесть. Может, тебе к врачу сходить?

– К какому? – Тайсон застонал, откинулся на диванные подушки и закрыл глаза.

– Ну. К этому. Как его. К психиатру. – Колин глянул на часы и сделал вид, что жутко торопится. – Я пойду. Ты это… Не ешь эту гадость больше. Может… у тебя аллергия?