Миссия

Фараон указал цепом на Таиту. Голос Тамоса заполнил воздух, ошеломляя, точно небесный гром.

– Все это в твоем распоряжении, Таита из Галлалы.

Фараон наклонился и коснулся цепом плеча Мина. Гигантский фаллос бога напрягся.

– Ты обретешь бесконечную мужскую силу и плодовитость.

Он прикоснулся к плечу Хеха, бога бесконечности и долголетия; тот взмахнул пальмовым листом миллионолетия.

– Ты будешь благословен вечно молодым телом, здоровым и совершенным.

Фараон коснулся Тота, бога мудрости и знаний, и бог раскрыл длинный изогнутый клюв и резко, хрипло крикнул:

– Тебе будет дан ключ ко всем знаниям, учению и мудрости.

Когда фараон коснулся последней божественной фигуры, Ануке ударила мечом по щиту.

– Ты будешь победителем в войнах, властителем суши, моря и неба. В твоем распоряжении окажутся богатства всех стран, народы склонятся перед тобой. Вот что предложено тебе, Таита из Галлалы. Протяни руку и возьми.

Золотой фараон распрямился и обратил пристальный горящий взгляд на Таиту. Затем носильщики величественно понесли паланкин назад в грот. Видение поблекло и исчезло.

Таита опустился на траву и прошептал:

– Довольно! Я больше не выдержу искушений. Они часть большой Лжи, но смертный не способен противиться им. Вопреки всем моим убеждениям мое сознание стремится принять их как Истину. Они пробуждают во мне алчбу и страсть, которые уничтожат мои чувства и мою бессмертную душу.

Когда он наконец смог покинуть грот и вернуться, Мерен ждал у ворот:

– Я пытался найти тебя, маг. Мне показалось, ты в опасности и нуждаешься в моей помощи, но я заблудился в этих зарослях.

– Все в порядке, Мерен. Не нужно беспокоиться, хотя я высоко ценю твою помощь.

– Тебя спрашивала женщина-врач. Не знаю, что ей от тебя нужно, но чутье подсказывает мне, что верить ей нельзя.

– Я запомню твой совет. Однако, любезный Мерен, пока она была очень добра к тебе, верно?

– Возможно, у ее доброты есть причина, о которой мы не догадываемся.

Сразу после обмена приветствиями Ханна перешла к делу.

– Военачальник Тинат Анкут доставил мне распоряжение Верховного Совета, подписанное властительным Аквером. Прошу прощения за возможные неудобства или неприятности, но мне приказано осмотреть тебя и немедленно представить в совет полный отчет. На это может уйти время. Поэтому я буду очень обязана тебе, если мы пройдем в мой кабинет и начнем немедленно.

Властный тон Ханны удивил Таиту, но потом он сообразил, что приказ Верховного Совета в Джарри все равно что приказ фараона, скрепленный Печатью Сокола, в Карнаке.

– Конечно, доктор. Я готов подчиниться.

Просторный кабинет Ханны располагался в одном из дальних зданий лечебницы; выстроенном из светлого известняка. Все помещения здесь были поразительно аскетичны и не загромождены мебелью. У дальней стены кабинета на каменных полках стояло множество больших стеклянных сосудов. В каждом сосуде в прозрачной жидкости, по-видимому, обладающей свойствами сохранения, плавал человеческий зародыш. Девять сосудов на нижней полке были расставлены согласно срокам извлечения плода из матки. Самый маленький был не крупнее головастика, а самый большой – почти полностью развит.

На верхней полке собрались обезображенные зародыши – у одних было больше глаз, чем нужно, у других недоставало органов, у одного было две гротескные головы. Таита никогда не видел такой коллекции. Хотя он как врач привык к виду искалеченной и увечной человеческой плоти, эта экспозиция внушающих жалость диковин вызвала у него отвращение.

«Она, должно быть, особенно интересуется родами», – подумал Таита, вспоминая, сколько беременных видел в Облачных Садах.

Основную часть кабинета занимал большой стол для осмотра, вырубленный из цельной глыбы известняка. Таита сообразил, что Ханна, очевидно, использует его для операций и родовспоможения, поскольку в каменной столешнице были выдолблены канавки; было и отверстие, по которому телесные жидкости стекали в сосуд на полу.

Ханна начала осмотр, попросив у Таиты образцы его мочи и кала. Таита слегка растерялся. Он встречал в Экбатане врача, чрезвычайно увлеченного процессами испражнения, но не ожидал, что Ханна проявит такой же интерес. Тем не менее, он позволил отвести себя в небольшое закрытое помещение; здесь ему дали большую чашу и сосуд с водой, чтобы, выполнив просьбу Ханны, он мог помыться.

Когда он вернулся, Ханна внимательно осмотрела его испражнения, понюхала их и попросила Таиту лечь на спину на стол. Как только он лег, она перенесла интерес с содержимого чаши на его нос, глаза, уши и рот. Ассистент с помощью серебряного диска направлял в них луч от горящей лампы. Затем Ханна приложила ухо к груди мага и внимательно прослушала дыхание и биение сердца.

– У тебя сердце и легкие молодого человека. Неудивительно, что ты долгожитель. Если бы только нам было позволено использовать Купель!

Она говорила скорее для себя, чем для него.

– А что такое Купель? – спросил Таита.

– Неважно. – Ханна осознала свой промах и постаралась его загладить. – Не обращай внимания на болтовню старухи.

И она, не поднимая головы, продолжила осмотр.

Таита открыл Внутреннее Око и увидел, что очертания ауры Ханны искажены: женщина явно жалела, что упомянула Купель. Но потом искажение исчезло, словно Ханна закрыла свое сознание от всех вопросов, которые он мог бы ей задать. Очевидно, это одна из главных тайн Гильдии. Придется подождать.

Ханна закончила осматривать его грудь, распрямилась и посмотрела Таите прямо в глаза.

– Теперь я должна оценить вред, причиненный твоему мужскому естеству, – сказала она.

Таита инстинктивно прикрылся руками.

– Маг, твои сознание и душа полностью подчинены тебе. Но твоя плоть пострадала. Я верю, что мы сумеем убрать это повреждение. Мне приказано сделать это, и я не смею ослушаться приказа. Если ты будешь противиться, мне придется позвать помощников, а если понадобится, то и доблестного Тината Анкута с его людьми. Однако ты можешь облегчить осмотр для нас обоих. – Таита по-прежнему не решался. Ханна негромко продолжила: – Я испытываю к тебе только глубочайшее уважение. Я не хочу унижать тебя. Напротив, я хочу спасти тебя от унижения. Ничто не даст мне более глубокого удовлетворения, чем возможность восстановить то, что повреждено, так чтобы во всем мире тебя уважали не только за остроту ума, но и за совершенство тела.