Страница 80 из 84
Он был поднят на реях миноносцев, этот славный и безумный сигнал:
«Погибаю, но не сдаюсь».
Но теперь, впервые в истории мира, он был поднят на реях флота революции, которому судьба назначила скорбную участь — умереть, едва успев родиться. Флот революции не мог бессмысленно губить жизни своих моряков, но корабли его должны были умереть незапятнанными, к его флагам не должна была прикоснуться чугунная рука немецкой военщины, фельдфебельской монархии Гогенцоллернов.
Ветер тихо плескал флаги сигнала.
Катер пристал к борту «Керчи». Глеб выскочил на палубу.
С подошедшего «Шестакова» Анненский кричал в мегафон:
— Владимир Андреевич!.. «Фидониси» не могу вывести. На берегу огромная толпа. Ведет себя угрожающе… Обрезали буксир… Стреляли по мостику.
— Идите за «Россией» и выводите ее вместе с буксиром… «Фидониси» беру на себя, — услыхал Глеб над головой ответ Кукеля, тоже в мегафон.
Глеб бегом поднялся на мостик. Увидел, как Кукель перевел ручки машинного телеграфа на «полный».
Миноносец дрогнул, рванулся и, все убыстряя ход, понесся в ворота брекватера.
Еще издали было видно, как у места стоянки «Фидониси» беснуется толпа.
Гулкий рев несся оттуда. Палуба «Фидониси» была заполнена людьми. Они кричали и грозили кулаками подходившей «Керчи».
Кукель взял мегафон.
— Всем находящимся на палубе «Фидониси» немедленно сойти на берег!
Вой толпы усилился. Навстречу «Керчи» полетели камни и палки.
Тогда дрожью ярости рассыпался по миноносцу стрекот колоколов громкого боя, и «Керчь» встала бортом против стенки. Команда споро и бесшумно бежала к орудиям.
— Наводка по толпе!.. Картечью! — услыхал Глеб ломкий, как стекло, голос Кукеля.
И опять заревел мегафон.
— В случае неподчинения и неоставления миноносца — открываю огонь!
Длинные тела орудий развернулись перпендикулярно борту, качнулись и застыли на уровне стенки… Затворы, масляно и аппетитно чавкнув, сожрали гильзы.
Толпа мгновенно стихла. Несколько секунд она раскачивалась, как одно огромное слитое тело, в нерешительности. Но затем высокий, испуганный бабий голос завопил:
— Тикайте… бо забьют!
Этого было достаточно. Ревя, вопя, сбивая неловких и слабых под ноги, нанося страшные озверелые удары по головам, глазам, челюстям, бокам, обезумевшее стадо рассыпалось. На стенке остались, корчась, придавленные, сбитые с ног: валялись шапки, фуражки, платки, корзины, бутылки.
Пока заводили буксир, ни одного человека не было видно за пакгаузами. И только когда «Керчь» пошла к рейду, ведя за собой ограбленного, изувеченного товарища, из-за груды мешков на набережной хлопнул одинокий винтовочный выстрел. Пуля, звонко щелкнув по верхней кромке рубки, визгнула в сторону.
Стоявший рядом с Глебом сигнальщик выругался.
— У, бандюги чертовы! Жаль, что не угостили.
Пока происходил отвод «Фидониси», «Шестаков» с буксирным пароходиком «Чиатуры», команду для которого успел укомплектовать член морской коллегии, сломив саботаж коммерческих моряков, вывели на рейд «Свободную Россию».
Когда «Керчь» привела «Фидониси» на линию выстроенных миноносцев, «Шестаков» отдал буксир и подошел вплотную к «Керчи».
— Прошу освободить от дальнейшего буксирования! — прокричал Анненский. — Кочегары задыхаются и не могут работать. Вентиляция не действует.
— Стать на место, свозить команду, приготовиться к потоплению! — ответил Кукель.
«Керчь», в свою очередь, отдала буксир «Фидониси», и он остался за кормой. «Керчь» отходила малым ходом, как будто не желая покидать обреченный миноносец.
Глеб видел, как Кукель вынул часы, щелкнул крышкой и повернулся к Подвысоцкому.
— Борис Максимилианович… Начинайте. По «Фидониси»!
На мостике стало тихо. Люди не смотрели друг на друга, сжались.
— Зарядить носовые торпедные!.. Приготовиться к залпу!
Две торпеды стальными осетрами нырнули в трубы аппаратов. Аппараты повернулись на борт. Миноносец прибавил ходу и стал ворочать, выходя на крамбол медленно покачивавшегося на волне «Фидониси». Подвысоцкий нагнулся над минным прицелом:
— Первым… Залп!..
Шумно вздохнул аппарат, и Глебу показалось, что вместе со вздохом сжатого воздуха, выбросившего торпеду, мучительно вздохнули сто тридцать два человека на миноносце и сам миноносец.
Легко плеснула за бортом вода, торпеда нырнула, выпрыгнула носом, взревела и, погрузившись, побежала к «Фидониси». Точно выглаженный утюгом, следок ее отпечатался на воде.
«Раз… два… три… пять… десять, — мысленно считал Глеб, все замедляя темп, точно хотел задержать этим неумолимый бег одушевленного механизма, — восемнадцать…»
Сзади рубки «Фидониси» сверкнул, вздымаясь из воды, сноп огня. Взвился и погас, захлестнутый высоким смерчем взметенной пены и дыма, быстро растущим ввысь и вширь. И тотчас же в уши болезненно ударило громом взрыва.
Смерч дыма расплывался вверху плоским облаком, как на картинках, изображающих Везувий, и стал медленно опадать, скрывая корпус разбитого миноносца. Постепенно из дыма, падая набок, показалась фокмачта с повисшей сорванной стеньгой, потом трубы.
«Фидониси» бесшумно клонился, оседая носом. Показалась подводная часть левого борта с пятнами приросших водорослей, потом киль.
Прошло еще несколько минут. Глухо заклокотала вода и сомкнулась. «Фидониси» исчез.
От Дообского маяка, где темной громадой неподвижно каменела «Свободная Россия», пыхтя мотором, подходила маленькая шхуна, везшая снятую команду.
Проходя мимо «Керчи», матросы замахали шапками.
На юте шхуны, у штурвала, Глеб заметил маленькую юркую фигурку Терентьева. На траверзе «Керчи» Терентьев подбежал к борту и, цепляясь за вантины, крикнул:
— Лейтенант Кукель! Вот вам пустой корабль, делайте с ним, что хотите. Буксиру никаких распоряжений не дано!
В крике была злость и обида. Неудачливый командир «России» хотел этим криком отвести душу, сорвать огорчение за неудачи бегства в Севастополь. Капитан второго ранга Терентьев не имел волевых качеств и напористости Тихменева и потерпел поражение.
На мостике «Керчи» недоуменно переглянулись. Подвысоцкий тихо сказал:
— Вот дурак!
Шхуна прошла. Раздалось несколько глухих, негромких взрывов. Рвались в турбинах миноносцев подложенные подрывные патроны. Один за другим миноносцы склонялись на борт, касаясь реями воды, и, перевернувшись, уходили на дно. Рейд опустел.
С запада, от крымских берегов, тяжелая, черно-синяя, подымалась грозовая туча. Нависла сжимающая горло духота.
— Пора кончать, Борис Максимилианович.
Машинный телеграф звякнул. Миноносец забился горячечным трепетом хода.
— Лево на борт!.. Так держать!..
— Есть так держать…
Прямо по носу вырастал корпус дредноута. Команда «Керчи» сгрудилась на палубе в молчаливом оцепенении, не отрываясь от стальной крепости.
Опять звякнул телеграф. Замерла дрожь корпуса.
— Под носовую башню! Возможно, что произойдет детонация в погребах, — услышал Глеб.
Две торпеды рядом помчались к дредноуту. Прошли томительные секунды.
Слабо ударил взрыв, едва подняв столб воды до уровня верхней палубы. Второго взрыва не было, торпеда или дала осечку, или прошла под кораблем. Заряд взорвавшейся оказался слабым.
— Не хочет идти на дно. Зазорно тонуть «Свободной России», — выдохнул сигнальщик.
Подвысоцкий закусил губу. Он едва владел собой.
— Залп!..
Опять два взрыва, и оба — слабых. Корабль только чуть-чуть раскачивался, встревоженный ударами, но не кренился и не оседал.
— Да что же это?.. Долго еще мучить? — крикнул матрос внизу.
Бледный, с запавшими глазами, точно похудевший в эти полчаса, Кукель сам скомандовал:
— Залп!..
Миноносец шатнулся, точно подпрыгнул на воде. Взрыв обрушился, как грохочущий неимоверной силы обвал. Новый смерч дыма и взбесившейся воды рванулся к небу и заволок весь корабль с мачтами.