Психоз

— Мисс Уолш, вы же не в Лос-Анджелесе, — терпеливо объяснила медсестра. — В деревне никому и в голову не придет взять машину напрокат.

— Похоже, что мы застряли здесь, — резюмировал Пит.

— Шофер мистера Мунтолива готов отвезти вас зав- фа в ближайший городок, — сказала медсестра. — Там вы сможете взять напрокат машину. Сейчас уже поздно, в эту пору года все закрывается рано, — она ласково улыбнулась Мэгги и добавила — Если эта комната вам не нравится, я покажу другую.

— Что ты на это скажешь, дорогая? Я ничего не имею против, чтобы одну ночь провести здесь, — сказал Пит.

Комната была уютной, от пылающего огня в камине никуда не хотелось уходить. К тому же в их распоряжении была огромная кровать с балдахином.

— Спасибо, миссис Адамс, — поблагодарила Мэгги.. — Эта комната нам нравится.

— Вы, наверно, хотите отдохнуть после этой аварии? Вас никто не побеспокоит, — сказала медсестра перед тем как закрыть за собой дверь. Ее губы тронула едва заметная улыбка, и она исчезла.

Мэгги сняла куртку, присела на край кровати, стянула с ног сапожки и вытянулась во весь рост. В глубине души она ликовала, что сегодня ей не придется трястись на мотоцикле, и радовалась теплу камина.

Пит продолжал стоять посредине комнаты. Он тоже снял куртку, но весь его вид выражал озабоченность. Мэгги встала и подошла к нему.

— Что-то не так? — спросила она.

— Нет, нет… Все в порядке. Черт возьми, откуда ей известно, что мы из Лос-Анджелеса, Мэгги?

— Не знаю. Может, ей сказал Мунтолив?

— Нет, — отрезал Пит. — Об этом мы не говорили и Мунтоливу, но он уже знал. Он сказал, что мотоцикл никто не тронет, и что Англия — это не Калифорния.

— О, Пит, не делай из мухи слона… Посмотрев на нас, ничего не стоит определить в нас американцев. А он, как ты слышал, много путешествовал. Ты же сам показывал мне нью-йоркский тип людей в ресторанах Лос- Анджелеса. Вполне естественно, что он распознал в нас калифорнийцев.

Не успела она понять, в чем дело, как Пит схватил ее в свои объятия и легко оторвал от пола ее гибкое тело.

— Я — не калифорнийский тип, — пробормотал он, — я больше похож на английского вельможу, но ты, ты — моя обожаемая посудомойка.

Она рассмеялась и прижалась щекой к его груди, Он донес ее до кровати, положил и начал раздевать… Она лежала не шелохнувшись. Он снял с нее легкую кожаную курточку, белый пуловер, под которым оказалось еще два слоя одежды: тонкий свитер и футболка с короткими рукавами.

— Невероятно! Ты напялила на себя все свои вещи, — сказал он, глядя на ворох одежды Мэгги.

Футболку Мэгги сняла с себя сама.

— Прошу извинить меня, сэр, — надула она губки. — Но оцените, по крайней мере, тот факт, что я не надела бюстгальтер!

Он склонил голову набок. Несмотря на многие годы совместной жизни, несмотря на то, что он привык к кра-

соте ее тела, груди Мэгги всегда возбуждали его. И в то же время в них не было ничего особенного: два небольших нежных бугорка. Он каждый раз приходил в восторг от их нежности, оттого, что, обнаженная, Мэгги становилась какой-то невинной и целомудренной.

Он снял сапоги и поставил их рядом с кроватью. Затем приподнял Мэгги за бедра и стянул с нее узкие джинсы.

— Мэгги, этого не может быть!

Под джинсами на ней оказалось шерстяное трико.

— На мотоцикле очень сильно продувает, — сказала она. — Трико я сниму сама.

— Теперь понятно, почему наши отношения такие сложные… Сколько же времени требуется только для того, чтобы раздеть тебя?

— Не будь занудой, — хихикнула Мэгги.

Он расстегнул пуговицы своей шерстяной рубашки и посмотрел на нее. Она расплела косу, расчесала волосы, и они свободно рассыпались по ее плечам.

— А вот и я! — кокетливо улыбнулась она.

Мэгги была довольна собой. Как и все женщины, она знала, когда бывала особенно красивой. Жестом Пит пригласил ее подойти к нему ближе, но она покачала головой: не торопись, говорили ее глаза. Мэгги хотела, чтобы он полюбовался ее телом, чтобы в его серых глазах вспыхнуло желание… Он оставался всегда внешне спокойным и никогда не позволял вырваться наружу своей страсти. А ей хотелось увидеть, как на его лице зажжется радость. Это давало Мэгги ощущение власти, и эта власть была необходима ей, чтобы самой в полной мере познать любовь.

Раздевшись, он скользнул под одеяло и укрылся им до пояса. Она подошла к кровати и, улыбаясь, стянула одеяло… Он знал, что его тело возбуждает Мэгги. Ей правились его узкие бедра и длинные ноги. Как-то она сказала, что именно красота его тела потянула ее к нему.

Она наклонилась, волосы приятно коснулись его кожи, и поцеловала его. Она целовала его, опускаясь вдоль тела вниз… Он попытался притянуть ее к себе и поцеловать в губы, но она решительно покачала годовой.

— Еще нет… Не торопись…

— О! — выдохнул он, пораженный ее дерзким желанием.

Наконец Мэгги легла рядом с ним и отдала себя его ласкам. Лежа на спине, она позволяла Питу осторожно и медленно вести себя через лабиринт страха… Наступал критический момент, когда ее сознание начинало изо всех сил противиться, не позволяя ей потерять над собой контроль. Она никогда не могла преодолеть эту странную самозащиту, этот самоконтроль, мешавшие ей взлететь на гребне всепоглощающей волны удовольствия. Она никогда не чувствовала себя уверенно ни с одним любовником, включая Пита. Это было необъяснимо, но в ее теле словно находился пузырек с ядом, который всегда разливался в ней, пробуждая болезненный страх и низводя к нулю пик наслаждения. Пламя любви пожирало ее тело, чтобы тут же погаснуть по причине этой странной болезни.

И теперь, в очередной раз, она ждала и была готова к тому, что ее тело разочарует ее… О, если бы Пит мог так двигаться в ней бесконечно, ее сопротивление, возможно, было бы сломлено…

Она вскрикнула, и Пит замер.

— Нет, нет, — застонала она, — продолжай. Пожалуйста, продолжай.

Мэгги в отчаянном порыве прижала его к себе, вцепившись в него, как потерпевшая кораблекрушение и поднятая на гребень многометровой высоты волны и спасательный круг. Ее ногти, впившиеся ему в тело, окрасились кровью, но она уже потеряла над собой контроль.

Мэгги поняла, что впервые в жизни только что преодолела барьер страха и неуверенности в себе. И сейчас, подхваченная таинственной силой незнакомого сладостно-опустошающего ощущения, она стремительно летела вперед, беспомощная и счастливая. От разлившегося и ее телу блаженства у нее перехватило дыхание, и она еше сильнее прижалась к Питу.

— Боже мой, — прошептала она. — У меня получилось, милый… Я… мне кажется, я испытала это… Боже мой, я почувствовала что-то такое… я…

Пит нежно поцеловал Мэгги в глаза, стараясь не нарушить ее счастливого состояния и гордясь тем, что сумел привести ее к этой важной в жизни земной радости.

— Боже мой, — повторила она. — Это было так… так чудесно… Как ты думаешь, не согласится ли Мунтолив продать нам эту кровать? Я хотела б оставить ее себе как трофей.

Пит прижал Мэгги к себе и, улыбаясь, сказал:

— В эту победу кровать с балдахином внесла не такую уж большую лепту. Впрочем, как и я, — скромно добавил он. — Я не сделал ничего особенного, хотя мне не очень хочется в этом признаваться. Все поздравления — только в твой адрес…

— Тогда почему я так долго ничего не могла добиться?

— Не знаю. Но в этот раз ты сразу повела себя по-другому… Такие вещи непредсказуемы и необъяснимы. Возможно, этому способствовала романтическая обстановка…

— Да, в этом что-то есть… Я так прекрасно себя здесь чувствую!

— Находиться среди такой роскоши и чувствовать себя иначе — невозможно.

— Нет, дело не совсем в этом. Роскошь лишь частично способствует этому. Я чувствую, как в воздухе витает что-то особенное. Это, как если бы… О, у меня не хватает слов! Я невероятно счастлива! Как я благодарна Мунтоливу за это приглашение!

— Если ты счастлива, — сказал Пит, обнимая ее, — я трижды счастлив.