Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 67 из 120

Глава 9

День 29 месяца дженавя ( I ) года 1651 Этой Эпохи, Кхазунгор, Пепельный дол.

В осколке памяти.

Дракон Омекрагогаш лежал на зелёной траве близ пруда, положив голову на вытянутые лапы и прикрыв глаза. Вокруг летали жёлтые бабочки и цвела двухвостая кошка, орковка и ромашка. Туарэй шёл чувствуя, как стебли щекочут его босые ступни. Он приблизился, заглянул в водную гладь, но не увидел отражения.

— Что произошло?

— Не знаю, — ответил дракон, — я умер. Но ты не умер, это ясно. Иначе тот свёрток сознания, который я оставил после себя, не достиг бы твоего разума…

Туарэй быстро обернулся, — показалось, что кто-то позвал его издали. Но нет, луг окружал лес высоких лопухов, создававших прохладную тень, пели птицы, и рыба плескалась в пруду.

— У нас был уговор, — напомнил Омекрагогаш, продолжая лежать с закрытыми глазами, — всё моё золото и некоторые знания вдобавок.

— Да… был уговор… — с трудом вспомнил Туарэй.

— Сначала я не понял, кто ты… м-м-м, потомок какого-то…

— В моих жилах течёт кровь Сароса Грогана, Сароса Драконогласого, первого Императора-дракона.

Старик открыл глаз и внимательно посмотрел на Туарэя.

— Все эти имена ничего для меня не значат, я никогда не слышал их. И тебя я не узнал, но когда душа твоего копья проявила гнев… да, этот гнев я узнал! Разумеется!

— Это копьё Сароса…

— Это вместилище души.

Пели птицы, и рыба плескалась в пруду, стрекозы вели охоту на комаров, а Туарэю опять показалось, что его кто-то окликнул издалека.

— Вместилище… души?

— Кажется, человеческие маги называют это… м-м-м… как же… аберляпий! Да. Артефакт, хранящий внутри себя слепок одного из трёх компонентов существа, а, именно, — разума.

— Драконий Язык — слепок разума первого…

— Ты не слушаешь! — перебил Омекрагогаш. — Маги могут создавать аберляпии, помещая в них свою память, слепки личности, но это убого! Твоё копьё содержит не разум, а материю куда более эфемерную и важную, — бессмертную душу! И, предвидя твой следующий вопрос: не душу человека, но душу благородного дракона.

Омекрагогаш зажмурился, с наслаждением вздохнул, на его нос села крохотная бабочка и стала шевелить крылышками.

— Не понимаешь? — через время спросил он.





— Нет.

Старый дракон засмеялся, раздувая глотку.

— Ты даже не понимаешь, к кому возводишь свою родословную, бог-дракон.

Туарэй хотел разозлиться, но остановил себя, когда несколько больших пластов знания, которые хранились в его разуме на протяжении многих десятилетий, пришли в движение, перемежаясь и срастаясь новым образом, формируя гармоничную, но какую-то глубоко неправильную истину.

— Сарос Гроган летал по небу на драконе, как летали и его потомки. Каэфидрагор Алое Сердце был последним легендарным драконом Валемара, он исчез из мира после смерти императора…

«Нет, он не исчез,» — понимал Туарэй, — «он умер, потому что умер Сарос Гроган, никогда не летавший на спине Каэфидрагора. Он и был Каэфидрагором».

— Как?

Омекрагогаш снова открыл глаз.

— Каэфидрагор Восставший Гнев остался последним благородным драконом Валемара, когда другие ушли. Не было дракона сильнее и злее его, как не было дракона, испытывавшего б о льшую любовь к Матери, чем он. Её же любовь распространялась на всё живое. С тех пор, как в мир пришли эльфы, а за ними — и прочие мелкие существа, всех их она любила. По-матерински, беззаветно. И даже когда они терзали её своими раздорами, она всегда запрещала благородным драконам предпринимать что-либо. А они могли, поверь. Любой из них мог бы смести жизнь с тела Валемара, как ты сдуваешь пыль с книжной полки. Но это был её мир, и её слово оставалось законом.

— Кто такая эта…

— Один за другим благородные уходили вовне, сквозь Пустоту, в иные миры. Для них это проще, чем для нас — летать. Только Каэфидрагор оставался с Матерью, раздираемый гневом и состраданием. Когда маги опять начали воевать, истязая Матерь, Каэфидрагор решил положить этому конец. Тогда она заперла его в темнице достаточно прочной, чтобы сдержать безумную ярость. Он всё же вырвался из неё в конце, когда война стихла, но заплатил за побег почти всей своей мощью… Однако же оставшегося хватило, чтобы начать месть. Я тоже был там, откликнулся на зов и отправился рушить их крепости, палить библиотеки, испепелять армии. Матерь не могла помешать нам, пока впереди летел Восставший Гнев. Это было Великое Очищение.

— Он основал Новую Тангрезианскую империю, покорил все народы и оставил династию правителей, которые могли подчинять своей воле…

— И теперь здесь стоишь ты. — Омекрагогаш поднял голову и взглянул на Туарэя обоими глазами, как показалось тому, — с усмешкой. — Кровь благородных драконов разбавлена почти до состояния воды, но очищенная болью, укреплённая мучениями, сгущённая смертью, и кристаллизованная в огне перерождений. Ты почти достоин зваться его тенью, бог, но ничем большим тебе никогда не стать.

— Да, надо мной неплохо потрудились… — Туарэй резко обернулся, на этот раз он был уверен, что кто-то звал его.

Старый дракон легко поднялся и распахнул крылья, он громко и шумно дышал, подставляя тусклую чешую солнцу, шипел и хрипел от удовольствия.

— Мои обязательства исполнены, теперь ты знаешь историю своего рода и можешь гордиться ею по праву. Прощай, Доргон-Ругалор…

Он крепко зажмурился и распахнул глаза в мерцающей горячей темноте.

///

Наяву.

Самшит пела своим высоким чистым голосом, фокусируя и направляя силу молитвы. По мере того, как золотое озеро достаточно затвердевало, она могла ближе подступать к яйцу. Вера элрогиан, проходившая через Верховную мать, обволакивала этот сосуд, покрытый сетью пульсирующих трещин. Самшит не сомневалась в том, что её бог был заключён внутри, и что он нуждался в её помощи, какой бы кощунственной ни была последняя мысль. Её долг и её судьба велели во что бы то ни стало поддержать его.