Отец Пепла

— И ты не хочешь отомстить за него?

— Отомстить? — Легат потёр шрам на подбородке. — Забудьте. Атмос проживёт ещё один день, но примипилом ему уже не быть и это хорошо. Время настало, принц, Омекрагогаш никогда не пропускает обновление пламени, а оно вот-вот должно состояться…

Земля под ногами вздрогнула, бесчисленные монеты зазвенели и стали сходить оползнями с холмов, и по спине Оредина пробежал холодок. А потом над дальними золотыми вершинами поднялся шипастый хребет, поднялись и опустились рваные паруса крыльев, — волна раскалённого воздуха пронеслась по кратеру. Медленно, создавая тряску при каждом шаге, чудовище выбралось к озеру. У дракона был непомерно раздутый живот, тёмно-красная, почти бурая чешуя, тусклая и облезлая, костяной панцирь покрывали трещины и не хватало рога.

Он замер, ступив передними лапами в кипящее золото, долго смотрел на невероятный кристалл, будто думая о чём-то, и, наконец, подступил к кровавому подношению. Трупы успели отчасти прогореть, но, всё, что осталось, было поглощено. Потом огромная голова поднялась, дракон повёл носом, изогнул шею и побрёл к двум крошечным существам, наблюдавшим издали. По мере того, как змей неба надвигался, раскачиваясь на слабых ногах, низко держа голову, Оредин чувствовал, как из глубины души поднимался ужас. Голова опустилась, поблёкшие жёлтые глаза вглядывались подслеповато, отчего чудовище напомнило старого Озрика.

«Старый дракон! Всё правда, от первого до последнего слова!»

Вдруг внимание наследника крови привлекло движение, на периферии что-то мелькнула с одного из золотых холмов осыпалось золото, а через миг там поднялся широкий кряжистый силуэт, истекающий паром. Раздался грозный вопль, и рука занесла для броска очень длинное копьё. Оредин не мог поверить своим глазам, кавалькадой в голове пронеслись мысли о том, что в последний раз он видел мастера Глосротона ещё до того, как корпус покинул Пепельный дол ради обманного манёвра. Неужели драконоборец отстал от сородичей и притаился в долине? Что за безумие им…

Копьё взвилось в небо и описав дугу, поразило медлительного дракона в шею, вошло глубоко, но не задело артерий и не нанесло тяжёлых ран.

— Безумный пёс, — прошептал наследник.

Тем не менее, змей неба ощутил боль, он издал вибрирующий низкий рык, повернул голову, набирая в грудь воздух и широко открыл пасть. Легат схватил Оредина.

— Бегите.

Пришлось послушаться, и когда мир затопил белый свет, отразившийся от тысяч золотых поверхностей, наследник крови упал. Брахил навалился на него и укрыл плащом, что, вероятно, спасло гнома от истинной слепоты, но не от потока смертоносного жара. Когда человек поднялся, горящий плащ полетел на сокровища, а сам легат сбил пламя с рукава куртки.

— Какой потрясающе глупый и отважный поступок, — сказал человек, справившись. — Но нельзя не восхититься преданностью этого гнома своему делу.

Глосротон, несомненно, погиб в первое же мгновение, но основной удар пламени пришёлся на золотое озеро, в котором грелся гигантский самоцвет.

Дракон стал медленно надвигаться, издавая звук, похожий на раздражённое мычание. Приблизившись к легату, он опустил шею, позволив тому вырвать рунное копьё из чешуи. Наружу хлынула горячая кровь, от которой Брахил отшатнулся, после чего бросил драгоценное оружие в сторону.

— Всё хуже и хуже, бедный старый господин Омекрагогаш. С каждым годом ему всё труднее думать и изрыгать белое пламя. Мы кормим его селитрой, серой и углём, поим ртутью, и, хотя огонь ещё горит, разум остаётся замутнённым. Омекрагогаш уже был древним, когда Девятый пришёл в долину, однако, его мудрость и милосердие всегда сверкали подобно звездам. Но когда появился этот камень многое переменилось. Ему нужен долгий жар, а дракон стал немощен. Силы, которые продержали бы его ещё тысячу лет, уходят на белое пламя, в то время как разум тает. Он стал неуклюж, рассеян, почти всё время спит, не летает и уже не говорит с нами…

Гигант скрылся за сокровищами, ушёл в тень и залёг там на отдых.

— Пойдём, принц, вы видели всё, что должны были увидеть. К тому же, здесь слишком жарко для человека и даже гнома.

— Видел всё, что должен? Я думал, видеть всё это запрещено, так сказал калека.

— Бракк? Верно, мы не устраиваем прогулок для гостей к этому месту, но для вас я сделал исключение, ибо…

— Каждый должен понимать, за что он бился и за что погиб?

— Так.

Они двинулись назад в молчании. Голова Оредина шла кругом, мысли струились ртутью, то, что ускользало от него за последними бедами, вновь обрело важность и связи. Наследник осознал, что совсем недавно ему довелось пролететь над вулканом, и тогда, он уверен, в кратере не было никаких золотых гор, это не укрылось бы от глаз гномов и не оставило бы их равнодушными. Сколько времени прошло с тех пор, как легат оглушил его? Почему ещё не слышен грохот орудий?

— Мы не в Пепельном доле, мы в каком-то другом вулкане.

— Совершенно в другом, — подтвердил Фуриус Брахил, не оборачиваясь.

— Мы будем штурмовать ваш дом, но, по итогу, сокровищница останется нетронутой.

— Её не найдут. Если не решатся опять взлететь, разумеется, а этого не случится. Вы проявили завидную сноровку и храбрость, когда поднялись в небо.

Они вернулись к трещине в породе, которая вела на лестницу. Там уже ждали легионеры, один из них достал из ящика с почти растаявшим льдом бочонок, второй выбил пробку и подставил два рога. Скоро пена полилась через край, и роги были преподнесены легату с принцем.

— Мы не слишком хороши в пивоварении, — сказал Брахил, поворачиваясь к Оредину, — наше пиво кислое и не слишком крепкое, но, всё же, горный хмель на что-то годен, к тому же, оно холодное. Утолим жажду.

Дважды Оредина просить не пришлось, он, пивавший лучшие хмельные напитки мира, поднимал рог и хлебал напиток с таким наслаждением, словно его послали из своих чертогов сами предки. Когда рука опустилась и гном выдохнул, Брахил уже стоял в десяти шагах, держа ладонь на эфесе меча. У ног Оредина лежал его рунный клинок. Когда они успели?

— Значит, вот так это произойдёт?

— Так.

— Хорошо, уйду с оружием в руках.

— Желаете что-то сказать, принц?

Гном поднял меч, повёл рукой, но тяжесть надёжного оружия не вселила в него ложных надежд.

— Отправляясь на войну, будь готов не вернуться.

— Простое и верное заключение, — кивнул человек.

— Что… что будет дальше?