Страница 61 из 120
Глава 8
Она не заметила, как долгий переход пронёсся в одночасье. Она не чувствовала усталости даже спустя часы; легат Девятого легиона упорно шагал во тьму, и Доргон-Ругалор следовал в тишине, безмолвно рассказывая историю. Теперь жрица смотрела в спину проводнику иначе, в её глазах этот стойкий муж представлялся полным достоинств, истинно верующим.
Цель их долгой экспедиции в горы приближалась, нетерпение бога было столь велико, что отдавалось в душе Самшит, она жаждала бежать вперёд, либо подгонять легата, но сдерживалась изо всех сил.
Становилось всё жарче, сухой воздух пах разогретым на солнце камнем, этот запах крепчал тем сильнее, чем выше они поднимались по древней лестнице. Впереди забрезжил свет, и, наконец они покинули тоннель. Над путниками распростёрся купол вечернего неба, такого красивого в горах… а везде вокруг под ногами сверкало золото. Несметные горы золота. Никогда ещё Самшит не видела такого богатства, и, даже будь она падка на блеск металла, не смогла бы представить его в таком обилии. Очень быстро в глазах появилась резь, — от звёздного света, отражённого монетами… а ещё в небесах протянулся длинный багровый шрам кометы.
Богу больше не был угоден проводник, он пошёл средь богатств сам, попирая их стопами как мусор. Легат и Верховная мать молча следовали. Где-то поблизости раздавался мерный рокот, слабая дрожь заставляла сокровища звенеть на грани слуха. Чем дальше они шли, тем жарче становилось, горячий воздух так и мрел, а там, за холмами, горел яркий свет и вился дым. Наконец, глазам Верховной матери открылось целое озеро расплавленного металла. Не сразу она поняла, что эта раскалённая, булькающая, оранжево-красная жидкость — золото. Но даже не оно поразило жрицу: посреди озера стоял вытянутый округлый самоцвет совершенно исполинского размера; сверкающий гранями, отражающий свет озера и невыразимо прекрасный.
— Я здесь, — тихо произнёс Доргон-Ругалор. — Я пришёл.
Бог опустил взгляд, сделал несколько шагов, остановился, выбрав место.
— Здесь. Это произошло здесь, легат.
Лицо Фуриуса Брахила осталось непроницаемым, но глаза блестели как алмазы на льду.
— Да, мой бог.
— Я ни о чём не спрашивал. Духи рассказали мне многое, а остальное открыла твоя душа. Это произошло здесь. Золото — самый помнящий из всех металлов. Оно мягкое, да, и быстро забывает форму, однако, оно никогда не забывает чувства смертных. А особенно хорошо золото помнит кровь, пролитую ради него. Эта кровь пролилась здесь.
Взгляд человека скользнул в сторону, прошло несколько мгновений.
— Его душа…
— Нет, — ответил Доргон-Ругалор, — его душа благополучно ушла за Кромку, и в последние мгновения была счастлив.
Самшит совершенно не понимала, о чём шла речь, и бог пожелал отозваться на её растерянность…
Изо рта текла слюна, — долгое время он чувствовал только это. Потом прибавилась боль в сломанной руке, череп загремел что камнедробильная машина, и в теле опять царствовала слабость. Приоткрыв глаза, Оредин увидел только каменные ступени, ползшие сверху-вниз. Слабый источник света колебался где-то вне поля зрения.
Прошло какое-то время, прежде чем ступени сменились ровным каменным полом и те, кто нёс его всё это время, опустили ношу. Камень был тёплым, а ещё Оредин понял, что с него сняли доспехи.
— Без лишней ноши должно быть легче дышать.
Оредин лежал молча. Он знал, что Фуриус Брахил стоит в нескольких шагах, и думал, какие шансы у него были… и на что? Что он смог бы сделать сейчас, безоружный, беззащитный и раненный? Проклятое отчаяние, когда же ты придёшь и освободишь мятущийся разум от этих мук?
— У вас есть силы двигаться самостоятельно, принц Оредин?
Гном скрипнул зубами от такого унижения, затем скрипнул ещё раз — от боли в руке, когда начал подниматься на четвереньки. Людей было всего три: легат и пара безликих фигур посреди узкой лестницы в каменной толще. Фуриус Брахил держал факел, одна часть его лица пряталась в тени, тогда как другая багровела, и на обеих сверкали глаза. Легат продолжил путь наверх, — Оредину тоже пришлось.
— Я отправил людей на поиски тех двоих, которых вы скинули в воду, принц. Можете порадоваться, — их пока что не нашли.
Оредин не отказал себе в таком удовольствии.
— А ещё ваша армия вернулась и уже готовится штурмовать наш дом.
Наследник с удивлением понял, что не испытывает особого торжества от услышанного.
— Теперь я ценный заложник?
— А вы хотели бы им стать?
Гном потрогал рану на голове, там рассечённая кожа уже закрылась кровяной коркой, и сильно болела.
— Трудно ответить. До пленения ты думаешь, что не переживёшь такого позора, лучше умереть, но, оказавшись в плену, меняешь свои взгляды.
— И что, вы поменяли?
Вздох.
— Нет. Я выбираю смерть.
— Тогда всё хорошо, именно смерть вам и уготована.
Они продолжили путь молча и неспешно. Каждая новая ступенька была для Оредина испытанием, жар пропекал его до костей, и пот струился по телу горячими ручейками. Дыхание стало громким и прерывистым от пересохшей носоглотки, а язык всё больше распухал. Оредину казалось, что он слышал ток лавы где-то в толще породы.
— Дайте ему воды.
Один из легионеров исполнил приказ и наследник с трудом, одной рукой запрокинул мягкий бурдюк.
— Куда мы идём? — спросил он спустя несколько громких жадных глотков.
— К чему слова, если нужен только один взгляд? Уже недолго.
Оредин вздохнул, ноги и спина болели всё сильнее, но жаловаться было ниже его достоинства.
— Переведём дух. — Легат остановился посреди лестницы, обернулся и сел на истёртые ступеньки.
Гном хотел обнаружить на его лице хоть какое-то чувство, хотел увидеть в льдистых глазах выражение, но остался ни с чем. Он тоже сел на горячий камень, допил воду, вытер пот с лица, и скоро ощутил давление тишины. Совершенно очевидно, что люди остановились ради него, — что за позор!
— Если вы отдохнули, можем идти дальше, — сказал он твёрдо. — Предки и так меня заждались.
Легат кивнул и встал.