Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 120



Оредин, как наиболее родовитый и могущественный, должен был занимать место во главе стола, но, при этом, он дождался, пока все старшие гномы усядутся, после чего опустился сам, — так велел Уклад и только рексы могли обходить этот обычай. По правую руку от наследника клевал носом Озрик.

Подали горячую пищу и холодное густое пиво от Тронтольпа Пивомеса, аромат рагу из отборной крысятины заполнил пространство, гремел в тарелках каменный хлеб, истекали соком грибные салаты и многое другое тоже манило. Оредин пил смородинное вино из золотой кружки и, подперев голову кулаком, размышлял. К голосам военачальников он почти не прислушивался, казалось, тысячники всё же, не особо чего-то опасались. Они пришли сюда убивать и грабить, а не сражаться, и единственное, что смущало умы этих гномов — отсутствие врага в поле зрения.

— Не дай им наделать ошибок, — тихо сказал Озрик, подняв лицо от грибного супа-пюре.

— Попытаюсь.

— Делай или не делай, пытаться не надо.

Оредин вздохнул и, словно от его дыхания полог распахнулся, световые кристаллы мигнули и в шатре появился незваный гость. Прежде чем кто-либо что-либо понял, прозвучал голос:

— Мир этой обители! Странника честного угостите ли? Без оружия и злого умысла, в холодной ночи скитаюсь я! Проявите сострадание, поделитесь теплом и питанием!

Слуги, офицеры, даже Собственные за спиной незнакомца замерли с растерянными лицами. Оредин обдумал услышанное, выходило, что просьба о гостеприимстве была высказана вполне внятно и обстоятельно, причин отказать не было.

— Незваный гость — в горле кость, — скрипнул Озрик.

— Это так, — ответил тот, — но просто прогнать всех вас с нашей земли у меня сил нет, придётся пока потерпеть.

Оредин принял решение.

— Посадите его, пусть ест среди нас и пусть никто не чин и т ему зла.

Очнувшиеся слуги стали суетиться, и незнакомец тоже зашевелился. Распахнулся грязный обтрёпанный плащ, и оказалось, что перед гномами стоял человек, — стоял на ногах, обрубленных по колено. Он не имел оружия и передвигался, опираясь на замотанные в плотную ткань кулаки. Резво, но неуклюже, калека перебрался к столу, сел у дальнего конца справа и сразу подвинул к себе золотую тарелку. Он ел грязными руками, облизывал пальцы, поглощал нежную крысятину с аппетитом, пытался кусать каменный хлеб, зачерпывал салаты ладонью. Всё происходило в относительной тишине, гномы молчали, не зная, как относиться к происходящему. Была подана большая пивная кружка, и человек от души приложился к ней.

— Фуах! Славно! Люблю гномское пиво, но заполучить его слишком тяжело, а наше ни в какое сравнение не годится! Кисляк!

— Мы рады, что оно тебе по нутру. А теперь скажи, зачем ты пришёл сюда?

Человек стянул с головы капюшон и открыл синее от туши лицо. Кожа, покрытая чешуйчатым узором, обтягивала череп довольно туго, только под челюстью немного провисала из-за возраста; и глаза были по-старчески утоплены в морщинистых кратерах; лоб раздваивался залысинами по сторонам от мыса седых волос, которые паклей ниспадали на плечи; поблёскивала недельная щетина. Глаза были обычные, но, когда взгляды встретились, Оредин понял, что калека не умел бояться.

— Я пришёл, чтобы спросить, зачем вы пришли, — ответил он, — и когда уберётесь?

— В стойло, человек!

— Наглец!

— За дерзость поплатился бы жизнью, не будь принят как гость!

— Ты хоть понимаешь, кто перед тобой⁈

На это чужак ответил самыми наглыми интонациями:

— А как же, понимаю! Судя по стягам снаружи, все вы слуги Колена Зэльгафова, вассалы жирного и алчного рекса Улдина. Скорее всего ты, молодой гном, — Улдинов сынок.

Калека произнёс это так, чтобы всем было понятно, что ему знатность чужой крови совершенно безразлична.

— Итак, Оредин эаб Зэльгафивар, зачем ты пришёл с мечом в наш край?



— В стойло, человек!

— Какова наглость!

— Здесь нет ничего вашего!

— Эти горы принадлежат гномам, дылда!

— Лестью меня не пронять! — хохотнул укороченный в ответ на последнее.

Оредин тяжело вздохнул, думая, что захмелевшие воеводы слишком словоохотливы.

— Горы, — усмехнулся калека, — принадлежат тем, кто проливает за них кровь. За эту долину кровь проливаем мы, и мы, милостью божьей, — её хозяева. Так зачем же вы пришли? Тоже хотите крови пролить? Это дело благородное.

Воеводы громко запыхтели от гнева.

— Я отвечу, но не раньше, чем узнаю твоё имя, человек.

— Хах, верно. Ты не спросил вовремя, вот я и забыл представиться. Имя: Квинтус Бракк по прозвищу Обрубок, эвокат Девятого легиона.

— Какого легиона?

— Девятого легиона Императора-дракона Кариноса Грогана.

— Кариноса… Последнего императора людей? — переспросил Озрик, много лет своей жизни проведший в библиотеке.

Человек кивнул.

— Тебе полторы тысячи лет, что ли?

— Мне шестьдесят два.

— Тогда как твои слова соотносятся с истиной?

— Просто, старик. В день, когда вероломные эльфы Далии пришли и уничтожили столицу вместе с императорской династией, Девятый легион возвращался из военного похода в горы. Размах катастрофы оказался настолько велик, что его было видно издали, почва тряслась на тысячи лиг вокруг, солдаты поняли, что мир изменился. Тогда старший жрец легиона убедил легата, что империя обречена, и что нужно сохранить силы для будущего реванша. По мне так он просто струсил, но сейчас это не важно. Мои предки так и не спустились на равнину и не поучаствовали в войнах, образовавших новый Вестеррайх. Вместо этого они пришли в Пепельный дол, убили тех, кто жил здесь прежде, и заняли их место. Я, как и другие жители долины, являюсь потомственным легионером. В отставке, разумеется, — без ног особо не послужишь.

— И что же вы здесь делаете… легионеры? — спросил Оредин.

— Ждём.

— Чего?

— «Кого», — поправил калека. — Мы ждём, когда Император-дракон возродится и позовёт нас на войну, для которой мы сберегли силы. Либо, когда он истребит нас, приняв предусмотрительность за трусость. Больше полутора тысяч лет мы ожидаем его возвращения. А теперь скажи, Оредин эаб Зэльгафивар, зачем вы явились в наш дом?

Наследник огладил бороду. Перебирая золотые кольца в ней, он подбирал слова, которые могли бы выставить грабительский поход в наиболее приглядном свете.