Страница 27 из 120
Десятки насекомых, созданных из раскалённого газа, застрекотали в горном воздухе, наполняя его жаром. Слушаясь создателя, они понеслись к твердыне, прорвались внутрь и тут же загремели взрывы. Огонь, пар, предсмертные вопли неслись наружу несколько минут без перерыва, а потом всё перекрыл рёв огня. Туарэй стоял, прислушиваясь к ощущениям, открыл рот и потянул воздух. Тот же миг все огненные лепестки стали скручиваться и стремиться к божеству, они рекой протекали сквозь драконьи и человеческие зубы в глотку, неся с собой души погибших. Пожар закончился, не успев разрушить крепость, не пожрав склады и деревянные стойла, в которых вопили скаковые овны и козероги, только жидкий дымок теперь убегал в высь.
«МАЛО!!! ЕЩЁ!!!»
«Пожирать других — удел паразитов».
— И хищников, — сказал Туарэй, выдыхая пар, — не стоит забывать о хищниках.
Он спрыгнул в чёрный от копоти двор, полоснул копьём по железной решётке, плавя её, а потом ударом кулака выбил тяжёлые гранитные врата наружу. Крепость пала.
///
Караван переправился по мосту лишь к вечеру, люди прошли через врата и Самшит начала молитвенное пение прямо во дворе, среди обугленных останков. Её чистый голос каким-то образом делал место боя одновременно и более прекрасным, и ещё более ужасным. По крайней мере, так чувствовал Туарэй, глядя с высоты. Чистая сила, не испачканная в золе, и не приправленная горечью пепла, втекала в его сердце через развороченную грудь. Души гномов, хоть и наполнили его, были жалкой подкормкой по сравнению с искренним поклонением.
— Нужно больше верующих.
«ПОЛОВИНЧИКИ БЕСПОЛЕЗНЫ!!! СОЖГИ ИХ!!!»
— Половинчики, — повторил Туарэй, задумчиво.
Из шестнадцати семей, живших в памятном селении, к каравану присоединилось всего три, и до пограничной крепости они добрались далеко не в полном составе. Вопреки его слову, нелюди выступили все вместе, ибо кровные связи в этом племени весьма прочны. Но даже под защитой от зимней стужи и голодных тварей многие не пережили путь. Прежде всего, — дети и старики. Первых морил голод, вторые уходили в ночь сами, когда понимали, что всех их обильных припасов не хватит, ведь невысоклики едят за троих, а бесконечная дорога в горы тяжела. В конце концов, они забили своих ездовых свиней и тащили повозки сами, сколько могли, потом бросили их тоже, вместе со всем, кроме тёплой одежды и простых инструментов.
Наверное, их следовало пожалеть, но Туарэй в своём сердце жалости не находил, только следил, как сгорал жир под обветренной кожей, как выступали толстые жилы, и суровели худеющие лица. Прожив тысячи лет в плодородных холмах, невысоклики забыли, что произошли от кочевников древнего мира, от юрких, незаметных и очень выносливых существ. Они забыли, а их тела ещё помнили, и вернулись к старым привычкам куда как быстро. Ты приспосабливаешься, или погибаешь.
Особенно внимание Туарэя привлекал лидер примкнувших к каравану невысокликов, тот, с седоватыми каштановыми кудрями и баками. Он назвался Реджинальдом Вестен-Трумоосом.
Туарэй со свистом втянул обжигающе холодный воздух и спрыгнул с крыши твердыни во двор. Он прошёлся по обугленному камню, вдыхая останки павших защитников, оглянулся на Самшит, которая ловила каждое его движение.
— Крыша над головой, пища из кладовых, ездовые звери. Дальше дорога пойдёт быстрее, но сначала потребно сменить телегам колёса на полозья. Займитесь с завтрашнего дня.
— Со всем рвением, мой бог!
Во дворе был каменный проём без двери, за которым бежала вниз лестница. Он нырнул внутрь, сгорбившись, чтобы не царапать рогами потолок, клацанье когтей отдавалось громким эхом, дымящиеся раны мерцали в темноте. Он спустился в подземелье, где оказалось множество очень низких камер, — нор, зарешечённых толстыми прутьями. Все кроме одной пустовали. Внутри полулежал гном, закованный в кандалы, узник выглядел бледным и измождённым, одежды из свалявшегося меха делали его похожим на старую облезлую росомаху, а мерцание Туарэя заставило щуриться — настолько давно он не видел света.
— Имя?
— Кто ты? — прохрипел гном.
— Я проявлю милосердие на этот раз, ибо сыт. Имя?
— Таргон…
— За что тебя посадили в такое тесное узилище?
— Контрабанда, браконьерство…
— Как хорошо ты знаешь горные пути?
Глаза гнома наконец-то привыкли к мерцанию, и он смог рассмотреть Туарэя и ужаснуться:
— Мать-Гора, что ты за чудовище такое⁈
Бог повёл пальцами, составляя
— Я проявил милосердие в последний раз, ещё один ответ невпопад, и огонь будет настоящим. Как хорошо ты знаешь горные пути?
— Не только горные, — прохрипел узник, ощупывая своё невредимое тело, — я знаю тропы и дороги на поверхности и под ней, заброшенные поселения, ветки железноколёсных путей, где давно не ходят поезда, тайные схроны…
— Ты сможешь провести несколько сотен людей так, чтобы власти не заметили этого?
Всё было бы намного проще, знай Туарэй, куда стремился, — просто поднялся бы в воздух и достиг цели напрямик. Но это было невозможно, зов указывал направление, но не говорил о расстоянии, возможно, он исходил даже не из тела гор, а с Правого Крыла, и путь продлится долго. Поэтому, Туарэй нуждался в почитателях, которые наполняли бы его разбитый сосуд каждый день, смертных нужно было довести живыми, защитить стольких, скольких вообще возможно, иначе, от бога в нём останется только имя, а чуть погодя, — и того меньше.
— Я сделаю всё, что угодно, если пощадишь меня…
— Скоро мы выдвинемся дальше на восток… или северо-восток. Ты поведёшь моих людей и нелюдей, будешь дипломатом и толмачом, если попытаешься сбежать, я найду тебя и сожгу дотла.
Туарэй перевёл рычаг над камерой в верхнее положение, заставляя толстые прутья спрятаться внутрь стены, узник медленно пополз наружу. От гнома разило нечистотами, двигался он через силу и никак не мог подняться на ноги, тело ослабло от истощения и долгого лежания в холоде. Бросив узника в темноте, бог перенёсся на поверхность и указал последователям:
— Отправьте нескольких мужчин, пусть принесут его наверх.
Они бросились исполнять божью волю, не задавая вопросов, скоро измождённый гном оказался под открытым небом, кашляющий и грязный.
— Позаботься о нём, жрица, этот гном будет показывать нам горные пути.