Страница 26 из 120
Глава 5
Когда караван вошёл в предгорья, стоял очень ясный и солнечный день, снега искрились на равнинах и на хребтах. Переход был тяжёлым до самого конца, Туарэй гнал своих последователей, допуская только самый необходимый отдых. И, всё же, по мере того, как гибли лошади со свиньями, продвижение замедлялось.
Горная цепь перекрыла мир от горизонта до горизонта, поднялась невероятными грядами выше облаков. Вдалеке надо всем высился царь царей всех пиков, исполинский Элборос. Его вершина всегда была сокрыта снежной бурей, уже много тысячелетий никто не мог покорить её, и это внушало трепет.
Туарэй много часов шёл по дороге, не сводя глаз с Хребта. Годы тому назад, будучи смертным человеком он чувствовал зов, исходивший с гор. В те времена он скитался по Вестеррайху, прячась ото всех, и думал даже податься на восток, в царство гномов, но так и не решился. После перерождения в огне и пепле Астергаце зов стал громким и чистым. Кто-то звал из долин, чей-то голос отбивался от стен ущелий и разносился по миру.
— Зачем он зовёт меня?
«Он зовёт не тебя,» — ответили духи вездесущего ветра, — «он зовёт всякого, кто способен услышать».
— Не об этом я спрашиваю.
В ужасе перед гневом божества они разлетелись и растворились в эфире.
Тракт постоянно шёл вверх, далеко впереди он перекидывался по мосту через пропасть. Длинные опоры того моста исчезали в тумане, сквозь который доносился рёв бурного потока, а на противоположной стороне виднелась малая тёмная точка. Туарэй пожелал рассмотреть её лучше и в тот же миг словно оказался у стен небольшой, но хорошо сложенной гномьей крепостицы. Над стенами торчали шестиугольные раструбы пушек, барбакан украшали изображения бородатых воителей, вытесанные в камне, а над ними реяли знамёна Кхазунгора, вышитые золотой нитью. Пограничная застава, даже такая скромная, держала под прицелом мост и могла бы остановить хоть десятитысячную армию.
У Туарэя не было сомнений в том, что дальше гномы никого не пропустят. Царство Гор не желает принимать у себя жителей равнины, бегущих от мора, и этот самый мор переносящих; «Всякий упорствующий путник сам будет повинен в собственной гибели» — гласили наборные послания на встреченных придорожных плитах. Карантин.
— Продолжайте двигаться, — бросил он Самшит, прежде чем сплести Крылья Орла и подняться в воздух.
Полёт был стремителен, вот уже край пропасти под ногами, а на нём, под снегом — мёртвые. Туарэй ощущал тех беженцев, что погибли от холода, голода или разорвавшегося ядра, не получили захоронения, прокормили своей плотью снежных барсов и горных медведей. Пограничники Кхазунгора точно соблюдали царски указ.
«Гномы расстреляют любого, кто приблизится к мосту. А, если понадобится, обрушат и сам мост. Попробуй договориться с ними».
«УБЕЙ ИХ!!!»
Туарэй перелетел через пропасть и опустился во внутреннем дворе замка, прямо среди солдат, нёсших службу. Они занимались обычными делами: наводили порядок, латали одежду и правили доспехи, сходились в тренировочных поединках, кормили скотину, играли в торжок и пили пиво, грели руки возле жаровен. Появление бога застало гномов врасплох, но через несколько мгновений зазвучал набат и крики на скрежещущем языке: «Сомкнуть щиты! Враг в крепости! Сомкнуть щиты!»
Он стоял неподвижно, тяжело навалившись на Доргонмаур, следил пылающими глазами, как бородачи выбегали во двор и на стены, бренча металлом. Сверху мушкетёры и арбалетчики, а внизу — латники с топорами, булавами, копьями да мечами; щиты образовали неразрывное кольцо, десятки пар колючих глаз следили по над них.
— Хорошо, — Туарэй выделил среди прочих командира и заговорил на языке гор: — не мешайте каравану пройти.
Тот отшатнулся, будто получил удар в лицо, а заодно и плевок в глаза; красное лицо пошло морщинами гнева.
— Не будет такого, чтобы волшебник, демон или дух командовал в моих стенах! — вскричал гном, чей шлем был украшен серебряной чеканкой и самоцветами. — Горный Государь закрыл пути, и я, Гронстват Саулд эаб Дунно прослежу, чтобы так и осталось!
В жёлтых глазах Туарэя горело бессмертное пламя, безумный гнев рвался наружу, но тонкая перегородка старой личности ещё едва удерживала его.
— Не волшебник, — выдохнул Туарэй, — не демон и не дух перед тобой, но бог и хозяин всего. Повинуйся.
— Ха! — Рот командира широко раскрылся, сверкая золотыми зубами. — Отвага, честь и верность долгу — вот, мои боги, и других не надо! Сомкнуть щиты, клянусь кремнием и камнем, порубим его на кусочки!
Мушкеты загрохотали со стен, свинец бился о растрескавшуюся кожу и чешую, превращаясь в раскалённые брызги, бородачи с грозным воем надвинулись, замелькали топоры и заработали копья, но дерево горело, а сталь плавилась и калечила смертных. Туарэй стоял посреди толпы, содрогаясь от гнева. Два голоса звучали в голове, и один угасал, тогда как второй набирал мощь:
«ИСПЕПЕЛИТЬ!!!»
Изуродованный рот бога приоткрылся и наружу хлынул ревущий поток огня. Ближайшие гномы погибли в плазменной вспышке, остальные отшатнулись прочь, т
«Окажи милосердие…»
«ИСПЕПЕЛИТЬ!!!»
Туарэй повёл левой рукой, расчерчивая по воздуху пылающее