Граф Таррагона

– Оружие и коней имеете?..

Вожак поклонился и ответил:

– Почти каждый из моих людей имеет короткую кольчугу или кожаную куртку, сшитую из грубо выделанной бычьей кожи, усиленную бронзовыми или железными бляхами для верности, короткие копья, их еще у вас называют шефлины, крючья, топоры на длинных рукоятях, да мечи. Арбалеты и луки есть только у пятерых… – он замялся, потоптался на месте, – только вот с конями у нас беда. На весь отряд их осталось только три…

Филипп похлопал его по плечу и спросил:

– Как звать-то тебя?..

– Рамон, – ответил вожак альмогаваров. – Зовите меня Рамон, дон Филипп.

– Будь, по-твоему, Рамон! – де Леви еще раз осмотрел воинов, коими он будет командовать в ближайшее время. – Лошадок мы вам прикупим. Только уж и вы, смотрите, не плошайте…

– Будь покойны, ваша милость! – Ответили воины. – Уж мы-то никак не подведем вас! Коли к нам по-человечески, то и мы воздадим сторицей!..

Филипп повернулся к Робберу и, зевая, сказал:

– Давай-ка, мой нормандский друг, принимай командование над этой оравой бандитов! Делай, что хочешь, но без глупостей, и прошу тебя запомнить, что эти молодцы мне нужны в виде готового к бою отряда уже к исходу недели! А сегодня мы, с Божьей помощью, выдвигаемся на Арагон…

Робер, обрадованный своим новым назначением, как-никак он теперь был коннетаблем у де Леви, с таким воодушевлением принялся за командование отрядом, что Филиппу пришлось пару раз урезонить нормандца, дабы тот в азарте не натворил чего лишнего с наемниками, которые, судя по их шрамам и боевому виду, прошли огонь и воду, следовательно, от них можно было ждать чего угодно.

– Ты, часом, будь с ними аккуратней. – Мимоходом посоветовал ему Филипп. – Они ребята ушлые, могут и кинжал в бок засунуть. Без нужды не мучай их, они и сами все знаю… – де Леви задумался, после чего произнес. – Знаешь, Робер, нам надо сначала съездить в Сен-Жак-де-Компостель на богомолье, а уж потом отправляться за славой и почестями в Арагон. Так что мы, пожалуй, поступим следующим образом: Рамон, – Филипп подозвал жестом руки главаря альмогаваров и когда тот подошел к ним, сказал, – отряд Рамона отправится к границам Кастилии и Арагона, где и будет поджидать нас в каком-нибудь условленном месте, например, возле Бургоса, а мы с тобой быстренько смотаемся до могилы святого Жака и обернемся буквально за пару недель, верно? – Рамон молча поклонился, принимая безо всяких возражений волю своего нового хозяина.

– Ладно, – буркнул в ответ нормандец.

Филипп стоял возле коня и увязывал к седлу сумки, когда к нему подошел Исаак и, осторожно тронув его за плечо, сказал:

– Храни вас Господь. – Старик вытер слезинку, набежавшую на его глаз. – Вы искренний юноша и ваше сердце не окостенело. Берегите его в чистоте… – он вздохнул и сказал. – Вы первый христианин, кто отдернул своего единоверца, когда он покосился на прелести моей дочери. Спасибо вам. Знайте, что с этого момента я ваш покорный слуга. Можете просить меня о чем угодно…

– Даже если у меня денег не будет? – с хитринкой в голосе спросил Филипп.

– Даже в этом случае. – Спокойно ответил Исаак.

Филипп обнял его, крепко прижал к своей могучей груди и сказал:

– Тогда и вы, рабе Исаак, можете обратиться ко мне за защитой и помощью, здесь в Испании или в любом уголке Европы.

– Храни вас Господь и пусть ваши ангелы защитят тебя от стрел и копий врагов…

Филипп снова обнял его, подержал в своих объятиях несколько секунд, после чего выпустил из них и сказал:

– Пойду, пожалуй, собираться в дорогу…

На утро они покинули гостеприимного Исаака, его дочь Ребекку, сына Давида и маленький Сантандер держа курса на юго-восток, к границам Арагона…

ГЛАВА V.

Констанс (продолжение).

25 сентября 1128г. Париж. Королевский дворец.

Филипп неуклюже, словно большой и косолапый медведь, прикоснулся губами к ее нежной и пахнущей благовониями ручке. Ее нежная и тонкая, словно пергамент, кожа была настолько восхитительна, что у него снова закружилась голова. Он буквально упал рядом с ней на скамью…

Констанс игриво отдернула свою нежную и пахнущую благовониями ручку, надула губки и стала старательно разыгрывать из себя роль капризной и обиженной принцессы.

– Как вам не стыдно, шевалье… – ее нежный с томными нотками скрытых желаний голос продолжал околдовывать Филиппа. – Придумали невесть что! Как вы могли даже предположить, что… – она замялась, наткнувшись на огненный взгляд рыцаря, полный страсти и практически неуправляемого желания.

Филипп несколько раз тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя наваждение и желание обнять эту красивую, но такую недосягаемую по своему положению, девушку:

– Принцесса… – его голос сорвался. Он прокашлялся, посмотрел ей в глаза: Господи! Какие же они зовущие и бездонные! Отвел взгляд в сторону и произнес. – Констанс, мы с вами не одного поля ягоды. Вы – королевских кровей, а я…

– А я вас люблю… – сама того не понимая, как у нее вырвалось, произнесла принцесса. Она покраснела, побледнела и едва не лишилась чувств от собственной смелости и несдержанности.

Филипп вскочил и бросился к выходу из беседки. Он умолял только одного – чтобы она не окликнула его и позволила убежать, тем самым, спасая его и свою честь. Но ее нежный голос остановил его, буквально приковав ноги к камням и сделав их непослушными:

– Филипп, не уходи…

Он развернулся, закрыл лицо руками и застонал, запустил пальцы в свои волнистые волосы. Констанс подошла к нему и прильнула своим телом к его груди. Сердце Филиппа было готово разорваться на тысячи кусочков.

– Пойми, Констанс, – попытался он объяснить принцессе всю сложность положения, в котором он оказался, но Констанс прильнула к его губам зазывным обжигающим поцелуем, заставляя его умолкнуть, отдавшись порыву страсти. – Нам нельзя с тобой… – но она не давала ему договорить, продолжая и продолжая страстно целовать.

– Я уже все давно решила для себя… – прошептала принцесса. – Ты будешь мой и только мой…

– Господи! Да о чем ты говоришь… – Филипп снова попытался образумить девушку. – Король – твой отец будет против нашего брака. Мало того, он меня казнит, а тебя упечет до скончания века в монастырь… – она снова поцеловала его. Де Леви понял, что не в силах сопротивляться страсти, закрыл глаза и отдался этому чарующему чувству, уносясь все дальше и дальше вместе с молодой и красивой принцессой в зачарованную страну любви.

Его руки скользнули по шнуровке ее корсета.

– Милый, ну не здесь же… – едва сдерживая дрожь, прошептала Констанс.

Филипп, абсолютно не отдавая отчет в том, что он делает, поднял ее на руки и быстрыми шагами понес к тыльному входу во дворец.

– Глупый, нас же могут увидеть. – Она посмотрела на него с улыбкой, ее полузакрытые глаза блеснули, отражая искры страсти и отблески ночных звезд. – Опусти меня на землю…

Рыцарь послушно опустил ее на мягкую траву, росшую в изобилии на этих запущенных дорожках. Констанс, слегка покачиваясь, поднялась по ступенькам и, взявшись за большое бронзовое кольцо двери, повернула к нему голову, улыбнулась, блеснув своими ровными рядами белоснежных восхитительных зубов:

– Быстро обеги дворец и поднимись ко мне…

Он, как завороженный, кивнул головой и, едва дождавшись пока дверь закроется за ней, бросился бежать, огибая угол дворца. Он ничего не соображал, несясь на крыльях любви и не задумываясь о последствиях глупости, которую они были готовы совершить.

Он влетел в боковой подъезд дворца и, перепрыгивая по несколько ступеней зараз, влетел на второй этаж, где почти нос к носу столкнулся с Матье де Бомоном. Тот, привлеченный грохотом бежавших ног, решил проверить – кто это так шумит в вечернее время.

– Господи, Филипп… – удивился он. – А я думаю, что там за вепрь несется по лестнице. Ты, что, с ума сошел? Неровен час, его величество выскочит и заорет как резаный! Он только что изволил отойти ко сну… – рыцарь приложил палец к губам. – Тише, прошу тебя…