Близнецы по разуму

— Значит, людей должны останавливать люди.

Ард фыркнул.

Впрочем, Кир и сам понимал, насколько это сложно. Даже не учитывая моралистов, откровенных предателей и фангофобов, вывести на улицы армию, причем в кратчайшие сроки, для чинуш всех мастей, присосавшихся к власти и распиливающих бюджет под лозунгами «кабы чего не стряслось» и «лучше не высовываться» — задача практически невыполнимая. Раскалывать армию снизу, звать защитить фангов? А кто такой Кир, чтобы его послушали? Для этого требовались именно армейские, причем из числа героев.

— А Док?

— Он — последний рубеж обороны. Если мы не остановим претендента и его свору на подступах к башням, они станут биться один на один, и лучше бы Арх-Ри не распылять силы перед поединком: слишком многое поставлено на карту.

— В самом худшем случае ты станешь моим врагом? — прямо спросил Кир.

Ард покачал головой.

— Выбор у меня будет, правда, отвратительный: либо подчиниться новому Арх-Ри, либо стать отступником.

— И?.. — подтолкнул Кир. Он почти был уверен в ответе, но хотел знать наверняка.

— Потому я и пришел сюда, Ки-И-рилл, не хотел просить дома. Я не стану его грандом, не буду врагом тебе, но лишить меня существования придется все равно: без сожаления и сомнений. Исключений в отступничестве не случается.

— А как же… — начал Кир.

Ард поднял ладонь, призывая к тишине.

— Когда я ввязывался в ту драку, приказ еще не был отдан. Знал, что могу не успеть, но рассчитывал отомстить в любом случае. Я убил одновременно с подписанием договора и даже не представляю, чего стоило Ки-И-асу скрутить меня и притащить к Эльдин. Она докричалась до меня только через неполный месяц.

— Не знал.

— Я, конечно, постараюсь погибнуть в бою, но Вселенная хранит грандов. Зато ты умеешь нас убивать.

Кир помрачнел.

— И никакой альтернативы?

Ард покачал головой.

— К тому же, боюсь, о подобной услуге просить приду не только я.

Кир потер переносицу.

— Откуда знать, не свихнусь ли я сам…

— Не свихнулась же эта тварь, — зло бросил Ард.

— Но прямо нарушать договор все же боится.

— Он считает себя фангом, ты — человеком. Поверь, Ки-И-рилл, это не просто так. Я не покривлю душой, если скажу: самое важное!

Кир прошел на кухню, налил воды прямо из-под крана в немытую кружку и выхлебал, не почувствовав никакого вкуса: ни ржавчины, ни остатков кофе, ни еще какой гадости вроде хлорки; сел на табуретку у стола, опасаясь, что ноги подогнутся. Он понимал необходимость таких просьб, он, подери его тварь, был рад такому ответу Арда, но стать для него палачом… и самое паршивое, не для него одного! Да сможет ли он после этого по-прежнему зваться человеком?

— Мы встретимся за гранью, даю слово.

— Счастлив тот, кто верует… — пробормотал Кир.

Ард покачал головой:

— Кто знает, Кир! Кто точно знает, как будет в посмертии.

Он вздрогнул, услышав такое сокращение, но и не подумал возражать.

— Ладно, посмотрим.

— Нет, так не пойдет, — серьезно проговорил Ард. — Клянись по всей форме.

— Я, Кирилл Агарев, человек… в крайнем, самом крайнем случае… — он говорил сбивчиво, иногда Арду приходилось подсказывать или поправлять, повторить все уже наговоренное гладко и без подсказок Кир не сумел бы, но этого и не требовалось. Когда он закончил, фанг низко склонил голову и опустился перед ним на колено.

— Это-то на кой?! — возмутился Кир.

Ард не ответил. Поднялся он также молча.

— Теперь собирайся… и делись уже, чем хотел, — сказал он, наверное, минуту спустя.

Кир сглотнул, но встал и поплелся к шкафу. Руки тряслись.

— Кажется, я знаю, как облегчить наше положение, но для начала я соберу вещи и попутно стану рассказывать тебе свои сны. Во всех этих гранях, посмертиях и законах Вселенной ты разбираешься лучше. Возможно, я попросту сумасшедший, поехавший мозгами на фоне мутации…

— Рассказывай.

Чтобы никого не провоцировать, Кир вначале намеревался оставить фангов внизу, но потом мысленно махнул рукой. В конце концов, если Борис Рытвин, он же Бобр, его выставит, то безразлично: одного или нет. Без Виктора Викентьевича также дело не обошлось. Кир никогда и никого не нашел бы в столь краткие сроки, если бы не он. Старик еще и подбодрил его, заверив, что если Борис и станет с кем разговаривать, то именно с ним.

Так себе дом, не из лучших. В подъезде воняло мочой и, почти не боясь, шныряли крысы. Вот чем чревато отсутствие кошек, а значит, и периметры дышали на ладан: все, кроме одной квартиры. Можно было не сверяться с адресом, чтобы убедиться, кому она принадлежала.

— Заходи, открыто, — услышал Кир, только собиравшийся потянуться к звонку, и тотчас: — Я, Борис Рытвин, человек, открываю для фангов, пришедших с моим другом, Кириллом Агаревым, свое жилище… сколько бы тех ни было, черт побери.

Голос у Бобра практически не изменился, а вот ругательства… Кирилл вздохнул и вошел.

Обычная «распашонка»: короткий коридор, проходящий мимо входной двери, с одной стороны упирался в крохотную кухню, а с другой — в средних размеров комнату. Из нее дверь вела в спальню. Вроде, прибрано. Еще совсем недавно Кир полагал, что для жизни в одиночестве большей жилплощади и не нужно, но отчего-то по сердцу царапали кошачьи когти. То ли дело было в неуловимом запахе, то ли налете запустения и безразличия, то ли и вовсе в тонких материях, в которые он все еще не верил. А когда он увидел Бобра, остановился, как вкопанный, и грязно выругался.

Ему должно было исполниться пятьдесят, но на этот возраст Бобр не выглядел. Моложавый. С узким скуластым лицом, с уверенным подбородком, выдающимся носом с едва заметной горбинкой, и глубоко посаженными глазами, казалось, прожигающими насквозь. Рытвин, пожалуй, смотрелся даже лучше, нежели в дни конфликта. Тем страшнее было видеть его в инвалидном кресле.

— Привет, Кир.

А он не мог произнести ни слова, стоял, смотрел и… клял себя самыми последними словами. Идиот! Все эти годы он пребывал в полной и абсолютной уверенности, будто живет хуже, чем прочие братья по отряду. Он не сомневался в их благополучии, не разыскивал, боясь показаться бедным родственником у ограды зажиточного дома. Так и представлялась старая детская-сказка: «Тетя, тетя кошка, выгляни в окошко». А Бобр в инвалидном кресле! Нет, даже не идиот, а скотина… самая настоящая!

— Отомри! — гаркнул Бобр.

Кир моргнул.

— Так-то лучше, — проворчал Бобр. — Давай, очухивайся уже, паря. Дать тебе по морде с целью привести в себя, извиняй, не смогу, постольку не допрыгну.

Кир выдавил неуверенную улыбку.

— За стол. Иди.

Кир кивнул, прошел к укрытой светло-голубой скатертью столешнице, на которой стоял чай, уже разлитый по чашкам. Количество совпадало — ровно пять: пара для хозяина и Кира, три для Эльдин, Арда и Ки-И-аса.

— Откуда?..

Даже если бы Виктор Викентьевич предупредил о визите, он не знал, будет ли Кир один или с кем-то. Мог предположить, но…

— Кир, на тебя опять рявкнуть? — разозлился Бобр. — Сидеть! Чай взять! Заткнуться до поры! Дай мне познакомиться, в конце концов. Это тебя я знаю, как облупленного.

Желания спорить не возникло. Кир сам не понял, как возник на стуле, схватил белую в красный горошек чашку и сделал пару судорожных глотков. У Бобра стояла такая же, но в синий. И вообще чаепитие казалось сошедшим с какой-то картины. Только он не мог припомнить, где ее видел.

— Редкостный дубоклюй, — тяжело вздохнув, сказал Бобр, когда с представлениями и обещаниями вести себя прилично было покончено.

— То есть дятел? — усмехнулась Эльдин, протягивая Бобру руку.

— Я имел в виду кое-кого похуже, но можно и так назвать, — руку Бобр пожал и не сказать, что без удовольствия. — Сам же здесь сидел, а теперь не помнит.

— Когда? — удивился Кир.

— Ты зачем себе выход в сны заблокировал, дурило? — вместо ответа спросил Бобр. — За какой нелегкой связался с Дракулой?