Близнецы по разуму

На них даже внимания не обратили, когда Желторотик аккуратно взяла Кира за руку и потянула назад. Шажок за шажком, а там развернуться и сбежать.

Глава 29

Синица разливался соловьем: говорил о том, что победителей не судят, пророчил благодарность, премию, присвоение внеочередного звания и едва ли не орден за заслуги перед отечеством. Кир выслушивал долго, перебивать не хотел, но в конце концов не выдержал:

— Я так понимаю, мое увольнение откладывается?

Спросил и сам не понял: с надеждой или с разочарованием.

Синица поперхнулся словами, впервые с того момента как Кир вошел в кабинет вперил в него тяжелый взгляд и сказал:

— Ты же знаешь, я своих решений не меняю.

— Вот, значит, как? — Кир кивнул. — Тогда не понимаю, к чему все эти слова?

— Заслужил.

— Ага-ага, и героев не судят! — Кир прикусил губу. Хмыкнул, сообразив, у кого подцепил привычку.

— Вот именно, — наставительно произнес Синица.

— Боитесь, кто-то из вышестоящих поинтересуется, почему вы выгнали та-А-кого отличного сотрудника? — предположил Кир. — Думаете, как бы уговорить на уход по собственному, так?

— Стар я для изменений, не готов к нелюдям в отделе, а к тому же не хочу работать с людьми, не слушающими моих приказов, — Синица не злился, говорил, будто извиняясь, отчего становилось тошно. — Ты всегда был сам по себе, Кирилл.

— Разумеется! Как и большинство нормальных людей. Самостоятельность — основная человеческая черта, не знали?..

Синица пропустил его слова мимо ушей. Он, вполне возможно, эту речь давно составил и отрепетировал.

— Бывают такие люди: сами себе на уме — в том их беда, а может, благо, — продолжил он. — Ты, Кирилл, с работой справлялся, ни во что не лез, на обострение не шел, даже не спорил особо. До всей этой истории с фангами. А вот теперь изменился. Сильно. Слишком сильно.

— Не заметил.

Синица фыркнул.

— Само собой. Такое только со стороны заметно и то не всякому. Мне вот — да. Твоим сослуживцам — не всем, но, если упрешься рогом, к Викентьичу пойдешь и всеми правдами-неправдами останешься, скоро и они станут коситься. Ну разве, если только Викентьич выгонит меня на пенсию, а тебя посадит на мое место.

— Я не соглашусь!

Синица долго вглядывался в него, подозревая обман из вежливости, затем кивнул:

— Спасибо, коль не врешь.

— Не вру, но это ничего не меняет, — подытожил Кир.

— Пиши рапорт о переводе. Подпишу, да и надо же кого-то кинуть в это логово тьмы.

— Куда? — не понял Кир.

— К фангам. Не на улицу же тебя.

— Вот спасибо, благодетель! — разозлился Кир. — Я-то был уверен, что именно на улицу. Куда еще-то?.. Оказалось, нет. Зачем выкидывать на помойку того, кого не жалко? Ресурс досуха не выжат — не порядок. Им же можно дыры затыкать, а потом отчитываться: так, мол, и так, сотрудничество летит поперед бронепоезда, отправили к кровососам одного из лучших наших полицейских, героя из героев, по его же собственному желанию прикрыть своим телом начальственную задницу. От сердца, можно сказать, оторвали.

Синица в свою очередь не разозлился, даже не поморщился и неудовольствия никак не выказал.

— Сдается мне, вампиры тебе теперь ближе нас. Да и всегда были ближе, на самом-то деле, просто ты этого не осознавал: как пришел отмороженный после конфликта, таким и остался, только сейчас оттаял.

— А вот это обидно, — заметил Кир. — Отморозок-беспредельщик с лицензией на убийство. Вам не кажется, что это как-то… слишком? Либо система работает как-то странно, либо…

— Как уж есть, — припечатал Синица. — И повторяю тебе: не упрямься. Тебя там примут с распростертыми объятиями. Ты для них свой и отношение к тебе соответствующее.

— Я не…

— Да какая разница, пьешь ты сангри или нет? — не дал договорить ему Синица. — Это как раз дело десятое. Либо есть близость по духу, либо нет.

— Свой среди чужих, чужой среди своих — так выходит?

— Да, — Синица кивнул.

— Только фигушки! Не выйдет. И затыкать собой ваши дыры я не позволю! На улицу лучше: солнышко светит, птички поют, а уж с голоду и со скуки не помру, не переживайте. Все лучше, чем жить на работе сутками!

— Дурак, если думаешь меня задеть.

— А я и не думаю!

Синица вздохнул, опустил плечи, и его неожиданно стало жаль. Он действительно был намного старше. А кроме того, Кир уважал его по-настоящему и знал, что никаких коррупционных схем и путей наживы за Синицей нет, не было, и вряд ли будут. Сиди на его месте чинушка любого ранга, послал матом и жестко, а вот бывшего начальника точно не сумел бы.

— Ты, когда пришел к нам после конфликта — непрошибаемый, бесчувственный — робот какой-то человекоподобный. Поглядел я на тебя, подумал: «Вот же жизнь побила мальчишку, ничего, отогреется». Только ты не отогрелся! Диман этот к тебе приклеился банным листом, а тебе, такое чувство, будто, чем хуже, тем лучше. Когда ты из клиники вышел, ничего в сущности не изменилось, а потом Викентьич навязал нам фангов.

— И чего же такого случилось-то после этого?

— Ожил! Я уж к смертоубийству готовился, к потасовкам, от тюряги тебя спасать, а ты ожил: как только увидел фангов. Лаялся с ними, огрызался, но это и рядом не стояло с отбитым напрочь тобой обычным. Потому и говорю: пиши рапорт. Не место тебе среди людей.

Кир вздохнул.

— А вот это сейчас прозвучало еще обиднее.

Он козырнул, повернулся к двери.

— Ты меня услышал, надеюсь?

— Да, я вас услышал, — словно можно было сказать чего-нибудь другое.

Насильно мил не будешь, не ко двору, видите ли, пришелся. Так может, Кир не сходился ни с кем и не оттаивал именно потому, что не пришелся к этому проклятому двору изначально?

— Стой.

Кир остановился у двери.

— Забыл сказать. Тот пацан, ну твой сосед…

— Он жив? — Кир не собирался оборачиваться, вряд ли у него сейчас было именно то выражение лица, которым стоит «светить» перед пусть и бывшим, но пока начальством. Слишком уж неожиданно Синица решил заговорить с ним о Паше.

— Живой, — подтвердил тот. — О тебе спрашивал. Просил, чтобы зашел.

«Значит, Ард его вытащил, — отметил Кир. — Впрочем, неудивительно: обещал ведь».

— И куда его определили?

— В клинику для душевнобольных. Ему там, конечно, не место, но после скоротечной мутации в камеру и в обычную больницу его помещать не стоило. Пусть до суда за ним понаблюдают.

— Пусть, — бросил Кир и ухватился за дверную ручку.

— Кирилл! — в голосе Синицы послышалось недовольство. — Сходи к нему.

— Послушайте…

Но договорить Синица ему не дал.

— Парень к тебе прикипел, Кирилл, — начал он отечески-поучительным тоном, которого Кир не выносил. С ним в юности так в органах опеки говорить пытались. Уроды! Да он до сих пор при подобных интонациях в стойку вставал, как волкодав, почуявший волка. — Я понимаю, ты не обязан был с ним возиться. У тебя и образования никакого; педагог, тем более психолог, из тебя никудышный, но если бы ты попробовал…

— Попробовал что?! — обернуться все же пришлось. Киру было уже порядком все равно на то, как он выглядит. — Поговорить по душам? Может, мне еще и усыновить его следовало?! Отличная перспектива: мент, засадивший за решетку чьего-нибудь отца, автоматом берет под опеку всех отпрысков преступника и носится с ними, как квочка над выводком?!

Синица вздрогнул. Видать, взгляд у Кира стал совсем страшный.

— Ты чего завелся?

— Чего я завелся?! — воскликнул Кир, вдохнул-выдохнул и заговорил тише: — Я просто искренне не понимаю, почему я должен всем вокруг. Разве я сам от кого-нибудь чего-то требую? Нет. Так и оставьте меня уже в покое! Скажите спасибо, что я не прибил на месте этого малолетнего выродка, когда он полез к Лерке. Плевать мне на его странное ко мне отношение. Может, он вообще латентный гей, и выкаблучивается, привлекая к себе внимание.

— Это ты хватил, конечно, — сказал Синица, — а в остальном, Кирилл, все люди так живут: кто может, обязан тянуть; кто способен, отдает всего себя. Как Данко: сердце из груди вынь и вперед через чащу, освещая другим дорогу, покуда хватит сил.