Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 42

ПРОЦЕССУАЛЬНАЯ РАБОТА С Г-НОМ Э.

Для работы с г-ном Э. я принял во внимание следующую информацию, которую он мне предоставил. Он сказал: «Не разговаривайте с представителем власти, работайте с ним, помогите ему, он болен». Я заметил перескакивающий (flip-flop) характер его процесса и его нестабильность. Я представил себе, что до наступления этого психоза идентичность пациента была, вероятно, близка к тому, что он теперь называет властями («авторитетами»). Чтобы добраться до части, которая столь интенсивно проецировалась на окружающий его мир, я захотел поработать с этим «авторитетом». Получив доступ к этой части, я смогу раскрыть её сущность, чтобы ей помочь (осознанно интегрироваться в сознании г-на Э. — Прим. пер.).

ТЕОРИЯ ЗАНЯТОСТИ (OCCUPATION THEORY)

Опыт работы с процессами нормального индивида показывает, что если в поле, в котором есть фигура авторитета и отпускник (плохая и хорошая фигура или может быть другая полярность), находятся два человека, то один человек станет этой фигурой авторитета, займёт эту роль (как это было со мной в какой-то момент), а второй человек — несмотря даже на то, что раньше представлял авторитетную фигуру, — займёт роль хорошей фигуры, в данном случае отпускника. Теория занятости гласит, что тот, кто в данную конкретную минуту является наиболее авторитетным, становится авторитетом, в то время как более слабый становится отпускником. Это справедливо для любой поляризованной системы. (См. «The Dreambody in Relationships»).

Это также справедливо для семей и групп. Та роль, которую играет в системе данный индивид, определяется тем, какие другие роли уже заняты. Иначе говоря, если в группе с паттерном слабого против авторитета нет авторитета, то любой из более слабых людей начнёт автоматически вести себя авторитарно, или же авторитет будет проецироваться на человека, которого здесь нет. Поскольку паттерн г-на Э. — это «отпускник» против «авторитета», то способ заставить авторитета появиться теоретически заключается в том, чтобы сыграть отпускника ещё лучше, чем г-н Э. Это должно вызвать появление, проявление авторитета в поведении г-на Э. Именно это я и сделал с помощью моего коллеги Джо. Взяв домой видеоплёнку, я подробно изучил поведение фигуры отпускника, периодически проявляющуюся в г-не Э. В следующий раз, когда в понедельник в 8 часов утра г-н Э. пришёл в центр социальной помощи, я приветствовал его с выражением отпускника на лице, засунув руки в карманы, как это делал он, произнося его фразы тем же тоном, что и он, то есть стараясь во всем подражать отпускнику.

Арни: Привет, как поживаете? Я в отпуске, и мне некогда работать. Я слишком занят для этого, и мне нужны деньги, но, черт возьми, приходится ждать, пока я их получу.

Г-н Э.: Что ж, если вы хотите получить работу, тогда вам сначала надо пойти в офис, который занимается трудоустройством, затем вам надо…

Похоже, он забыл, что я был здесь с супервизией работы службы социальной помощи (нет петли обратной связи!). Для меня он стал представителем власти, авторитетной фигурой, самым убедительным и надлежащим образом предоставив мне информацию о швейцарских законах и о том, как получить работу. Он рассказал мне даже о допусках к работе в этой стране. Когда я пожаловался на нехватку денег, он порылся в своих карманах и выудил мелочь, которую дал мне, чтобы я позвонил в службу социальной помощи, занимающейся трудоустройством людей. Через несколько дней после этого общения я получил от него следующее письмо:

«Уважаемый Арнольд Минделл,

Поймите, пожалуйста, что рабочая неделя в Швейцарии составляет 44 часа и что по поводу работы вам следует обратиться в Департамент труда, естественно после того, как вы попытаетесь самостоятельно найти работу. Можете обратиться в последнюю фирму, где я работал, она надёжная.

Искренне ваш, г-н Э.»

На оборотной стороне письма была копия его последнего рабочего контракта. Письмо было написано разборчивым почерком — более разборчивым, чем у меня, — хотя не отличалось особой опрятностью.

ЭТИЧЕСКИЕ СООБРАЖЕНИЯ

Прежде чем последовать совету г-на Э., мне хочется рассмотреть философский подтекст психологических интервенций. Получив доступ к фигуре авторитета, мне удалось достичь успеха лишь в общественном свете. Я заставил г-на Э. вести себя нормально, то есть так, как большинство из нас. Такое возможно проделать с любым человеком в его состоянии на короткий или более длительный промежуток времени. Преимущество этого действия заключается в том, что теперь можно иметь дело с изначальным первичным процессом г-на Э., и эта часть может решить, что должно произойти в будущем.

Это та часть, которая соглашается со всем миром, что шизофреник — больной человек. Следует отметить, что лишь 13 % шизофреников в данном исследовании (Torrey, 1983, с. 185) чувствовали себя больными — полагаю, пока они находились в состоянии отпускника или в антисоциальном процессе, то есть который не поддерживается социумом. Следовательно, получив доступ к «нормальной» или социальной части личности, мы не оказали никому стоящую услугу. Опасно думать, что мы добились успеха, поскольку такое мнение пренебрегает первичным процессом пациента, то есть наличием отпускника г-на Э., который считает, что с ним всё хорошо, а вот власти, авторитеты нездоровы!

Преимущество получения доступа к нормальной части состоит в том, что теперь обе части более доступны пациенту, и с обеими можно работать. Теперь он может принимать решение по поводу собственного будущего. По прошествии трёх-четырёх дней интенсивной работы каждый из пациентов-шизофреников, которых я наблюдал, вышел из своего экстремального состояния. В этот момент многие из пациентов признались, что ненавидят свой эпизод, и хотят только вернуться к нормальной жизни. С тех пор они живут нормальной жизнью. С другими лет через десять произойдут повторные эпизоды. Третьи с этого момента будут принимать курс психотерапии, начиная объединять в единое целое своего отпускника или другие экстремальные состояния и придерживаясь своей социальной личности.

Но каждый выбирает свой путь. Некоторые пациенты уже через несколько дней возвращаются в свои экстремальные состояния снова. Одна женщина сказала мне: «Доктор, как прекрасно было жить на Луне. Я была так счастлива там. Зачем вы мучаете меня просьбами жить в вашем жестоком мире? У меня нет сил выносить это». Уже через несколько часов она снова была в состоянии психоза, с восторженным видом рассказывая окружающим о Луне и других планетах. Кому дано говорить, что ей следует быть в другом месте? У неё был выбор, она приняла решение и придерживалась его.

Я слышал о других случаях, когда врач даёт пациенту лекарства, вытаскивая его из экстремального эпизода только для того, чтобы в результате констатировать самоубийство.

Пожилой джентльмен, которого я лечил, много лет жил один, в компании лишь со своими «дьяволами» (слуховые галлюцинации). Тщательно подбирая для него лекарственные препараты, мы сумели избавить его от «дьяволов», после чего он, полностью осознав своё одиночество и изоляцию, утопился. Учитывая страдания, вызываемые симптомами, а также социальную изоляцию, в которой находятся многие шизофреники, можно только удивляться невысокой степени самоубийств среди них. (Torrey, 1983, с. 174).

Этот врач не упомянул возможность того, что эти «дьяволы» были для шизофреника друзьями; его экстремальное состояние придавало смысл его жизни и не давало умереть. Вполне возможно, что без этих «дьяволов» у него не оставалось стимулов к жизни. Или возможно, что один из «дьяволов» перестал быть дружелюбным к нему и помог ему утопиться! Возможно также, что лекарства заблокировали слуховой канал путём изменения нейротрансмиттеров, и «дьяволы» ушли оттуда, но стали управлять его движениями, в результате чего он себя убил. Я не знаю, что произошло, но хочу, чтобы читатель проникся толикой философской неопределённости, присущей работе с психотическими состояниями. Моя философия состоит в том, чтобы сомневаться, наблюдать и пытаться, как можно более близко, следовать индивидуальному процессу того, с кем я работаю.